- Не, Семеныч, работы нет, своим не знаю, чем платить. А ваших знаешь сколько сейчас возвращается! Что у вас там в Ханты-Мансийске - ханты и манси вас со своей земли выживают? Или работы нет?
- Никто у нас никого не выживает, - ответил, вздохнув, Илья Семенович, больше всего его обидело это «у вас там», четко определившее, что здесь он за своего уже не считается, - там вообще все мирно живут. За Уралом земли на всех хватит и еще останется, и нефти еще лет на двести, а то и боле. Если только добывать по уму. Думаешь, твои яблоки и груши заграница покупает?
- Да знаю, знаю... Наши-то фрукты хоть воском для блеску и не крытые, но, врачи говорят, экологически чистые. Я своим внучатам всю эту импортную ботву есть запрещаю!
- Не горячись. Не я в стране порядки устанавливал и на нефтедоллары коттеджей себе не строил. Я ведь приехал век скоротать. Жена ушла, дети выросли, свои семьи у них... Хотел под родным кубанским солнышком кости погреть. А то у меня полжизни «ледниковый период». Специальностей у меня сам знаешь сколько... А работы там хватает, для тех, кто от нее не бегает, кому на пособия жить тошно.
- Не могу, Семеныч, не жалобь ты меня... Разве что сторожем, да и то сезонным.
- Ну-у, это ничем не лучше, чем у поездов торговать...
Помолчали, выпили и разошлись.
Дня два Илья Семенович просидел у родных могил на погосте. Поправил оградки, покрыл лаком большие деревянные кресты, а все больше грустил, уставив глаза в землю, словно ждал, что дадут ему родимые совет с того света. Но могилы, как и положено им, молчали.
Прежде чем решился продать дом и сад, с неделю ходил по проселочным дорогам да дивился, какие невеселые нынче стали станичники. А уж столько пьяных он в этих местах никогда не видывал. Правда, кое-где сады были ухожены и стояли на окраинах несколько кирпичных особняков, выстроенных по всем правилам комфортной индивидуальной жизни. Стало быть, не везде разор и запустение, думал Илья Семенович. И наверняка, не всяк из этих «новых казаков» - вор или бывший директор торга, небось, и своим трудом кто нагорбатил. Как раз у этих домов хваткие хозяева предлагали Илье Семеновичу то поденщину, то работу по контракту, но за те гроши, что они ему сулили, Семеныч на севере даже гаечный ключ в руки не брал.
Лето еще не кончилось, и на полученные за дом и сад деньги можно было поехать куда-нибудь к морю, но настроение было далеко не курортное. Покупая билеты на поезд в обратный путь (захотелось проехаться через всю страну, да и дешевле), Илья Семенович мысленно благодарил Бога за то, что не успел продать квартиру в Горноправдинске. Да еще крутилась в голове фраза, сказанная начальником экспедиции на прощание: «Если что не так, Семеныч, возвращайся, таких работников, как ты, - еще поискать. Тебя с удовольствием возьму обратно». - «Да я вроде как и так возвращаюсь. Домой. На родину», - ответил Илья Семенович.
Билеты взял - с пересадкой в Москве до Тюмени, а уж там решит как: потому что до Правдинска «только самолетом можно долететь». Вертолетом. Можно еще по Иртышу на барже, если удастся встретить кого-нибудь из знакомых, кто возвращается из отпуска или командировки на машине.
Москва встретила жуткой вокзальной суетой, от которой мельтешило в глазах. Можно было, конечно, почтить столицу прогулкой и неизбежной тратой денег на каждом углу, но Илья Семенович, погруженный в свои мысли, двинулся к метро, чтобы переместиться от вокзала к вокзалу. А если уж покупать, так только журналов и перекусить в поезд. Единственное, что отметил беглым взглядом, - Москва вроде как стала чище, только люди казались еще более озабоченными, может, немного озлобленными, да изобиловала столица как всегда «добродушно»-нагловатыми прощелыгами-аферистами. Вспомнилось, что раньше всей семьей ехали сначала на Красную площадь, подолгу любовались храмом Василия Блаженного и, конечно же, шли за покупками во всенародный магазин ГУМ. Но в этот раз, несмотря на торжество новой капиталистической жизни, хотелось поскорее обратно в поезд.
Уж непонятно почему (а может, так и есть), Казанский вокзал виделся Илье Семеновичу всегда грязнее, чем остальные. И сейчас это впечатление не изменилось. Что-то в нем, конечно, было от Казанского кремля, но и ощущение вечной несмываемой грязи тоже было... Даже бомжи в этом районе были самые оборванные и зачуханные.
Поезд отходил только вечером, и, кроме посещения гастронома, пришлось еще некоторое время шататься по окрестностям, отмахиваясь от назойливых зазывал в различные «народные» игры и лотереи. За час до поезда Илья Семенович решил забрать свои вещи в камере хранения и решил пойти на перрон. Камеры хранения находились в подвальном помещении, там были и автоматические, и обычные - несколько окон, где дремали или резались в карты широкоплечие работники далеко не пролетарского вида. Когда они сменили тщедушных старичков и пышнотелых женщин в засаленных спецовках? Чем это место прибыльно или престижно для них? Такая мысль то ли мелькнула, то ли еще только рождалась в голове Ильи Семеновича, чтобы подвергнуться всестороннему обмыслению, когда он уже подходил к лестнице, ведущей из подвала...
- Помогите!.. - это больше походило на крик шепотом.
За локоть его взяла молодая испуганная девушка, готовая в любую минуту расплакаться от отчаяния.
- Помогите, - повторила она, видимо, заметив, как медленно «въезжает» в окружающую реальность этот пожилой мужчина, - меня хотят ограбить...
- А милиция? - пришел в себя Илья Семенович.
- Что вы?! Какая милиция! Они же занимаются уже совершившимися преступлениями, а если я им скажу, что меня еще только хотят ограбить, они будут только смеяться да пошлют подальше.
Очень походило на правду.
- Да и купленные они здесь, - аргументировала дальше девушка, - все знают, что вокзальные «фараоны» заодно с бандитами, даже наводят сами. «Челночников» долбят. Милиция с этого процент имеет...
- Ну а чем я, собственно, могу помочь? Я, как видишь, милая, далеко не супермен.
- Ой, ну что вы! Я же вас не драться с ними прошу!
В таких случаях нормальный человек чувствует подвох и опасность сразу же, но она словно гипнотизировала Илью Семеновича своим липким шепотом. Да и воспитан Илья Семенович был в старых традициях, когда не принято было отказывать человеку в помощи, особенно если ему грозит опасность. Он даже четко и ярко помнил времена, когда прохожие на улицах не боялись подходить к хулиганам и делать им замечания. Нет, он прекрасно знал, как и насколько изменился мир с тех пор, но сам верил и другим говорил, что добрых людей на свете больше.
- Вы мне только сумки до вагона донесите. При вас они «наехать» не посмеют, а уж в вагоне - там я сама. - И все увлекала его с собой обратно к окнам, где выдавали багаж.
Сделав первый шаг вместе с девушкой, Илья Семенович уже не мог повернуть назад. Последние его подозрения развеялись, когда она достала свою квитанцию из своего паспорта и большой рыжий детина, неохотно отбросив карты и ругнувшись на «невовремя», проверил квитанцию и подал ей две большие клетчатые сумки, с которыми обычно промышляют «челночники».
Сумки оказались не очень тяжелые, хотя вид имели внушительный. «Тряпье», - невесело подумал Илья Семенович, а девушка уже задорно щебетала ему о Свердловске-Екатеринбурге, о каком-то еще Алапаевске, о тетке, которая вместо нее стоит на рынке, «а сама я в детском саду работаю», о спившемся муже...
Короче, все как полагается. Житье-бытье первому встречному, вагонному-ресторанному.
А когда выяснилось, что у них даже поезд один и вагоны рядом, девушка, назвавшаяся Мариной, уже как закадычного друга попросила Илью Семеновича подождать ее под табло, а она сходит и купит себе в «Роспечати» последний «Космополитен». С тем и растворилась в толпе. Семеныч даже сказать ничего не успел и через пару минут послушно занял место под табло, прижав свои и чужие сумки к парапету, на который присел и сам.
Вокруг сновали люди с чемоданами и сумками, бродили бомжи, выжидательно поглядывая на мужиков, утоляющих жажду пивом. Подумалось о пиве, потом о холодном шампанском. Следовало, наверное, взять пару бутылок, выпить с новой знакомой за возвращение. Но больше всего хотелось - на верхнюю полку купе и смотреть в окно...
- Да вот он!.. Вот же он! Даже не прячется! - Илья Семенович не подозревал, что эти слова могут быть обращены к нему. Дошло до него, только когда сухощавый милиционер ловко вывернул ему руку за спину и шепнул: «Двигай и не дергайся». Возражения застряли в горле Ильи Семеновича вместе с дикой болью. Еще через полминуты и вторая его рука присоединилась к первой, и за его спиной застегнулись наручники. Рядом с милиционером оказался еще какой-то верзила с нагловатой, пару дней не бритой рожей, а кричала «вот он» его новая знакомая, которую он только что хотел напоить шампанским.
- В чем дело-то? - наконец смог спросить Илья Семенович.
- Шагай! - подтолкнул его мент. - В отделении расскажешь.
Самым страшным для Ильи Семеновича было шагать сквозь толпу со скованными за спиной руками и ловить на себе любопытные и заранее ненавидящие взгляды добропорядочных граждан. А говорила когда-то мама: от тюрьмы да от сумы не зарекайся... А может, нет ничего верней, чем аксиома: беда не приходит одна?
В отделении - забегаловке из двух комнат и «обезьянника» - было душно, за столом чинно восседал лейтенант и только бросил на Илью Семеновича беглый взгляд, сразу же обратившись к Марине.
- Вы узнаете свои вещи, пострадавшая? Можете перечислить, что находится в сумках?
- Да там даже паспорт мой есть. А квитанция багажная, скорее всего, у него. Вы проверьте! Я как увидела, что он мои вещи получает, - сразу к вам, специально у дальнего окна караулила, как только поняла, что квитанцию украли. И деньги...
Илья Семенович уже все понял, но ему даже в голову не приходило, что он мог на это возразить. Квитанция действительно была в его кармане. Точнее, не квитанция, а какой-то счет, который выдали при получении. На хрена он сунул его в свой карман? Заговорила?
- Сообщники? - спросил сержант и подтвердил свой вопрос ударом дубинки по ногам.
Илья Семенович тут же осел на пол.
- Подожди, не налегай! - остановил замахнувшегося по второму разу сержанта лейтенант.
- Правовое государство, твою мать! - вдруг вырвалось у Ильи Семеновича.
Далее «дознавательно-следственная» машина раскручивалась по давно отработанному сценарию. «Актеры» даже не стеснялись фальшивить, ехидно улыбались, рылись в вещах и документах Ильи Семеновича. Небритый верзила оказался свидетелем, которого гражданка Лямкина (вот же фамилия!) успела пригласить, когда Савельев И. С. получал ее вещи из камеры хранения. Лейтенант с сержантом старательно нагнетали обстановку перечислением возможных сроков, которые Илья Семенович получит. Гражданка Лямкина стремительно списывала заявление, сержант то и дело тряс Семеныча за грудки, а лейтенант поминутно набирал номер, чтобы вызвать по телефону машину за Ильей Семеновичем. Но, видимо, там от веку было занято. По сценарию.
Кульминация «спектакля» наступила, когда составленный протокол подписывал осведомленный о даче ложных показаний свидетель. Верзила вдруг смягчился лицом, с явным сочувствием посмотрел на Илью Семеновича и дрогнувшим «от душевных переживаний» баском обратился к Марине Лямкиной:
- Слышь, девах, может, пожалеешь мужика? Сумки-то при тебе. Что ему теперь, за шмотки твои последние годы по зонам мотаться? Умрет ведь, блин... - Но самая существенная часть речи защитника прозвучала уже более весело: - А он тебе моральную компенсации оплатит? Правда, мужик?
- Это, конечно, ваше дело, гражданка Лямкина, - подыграл лейтенант, - хотя нам раскрытое преступление не помешало бы. Премии, награды.
Сержант ехидно хохотнул. А Марина с хорошо отыгранной ненавистью глянула на сидевшего на скамейке Илью Семеновича.
- Сколько? - дошло до Ильи Семеновича. Как сразу-то не догадался.
- А сколько у него там есть? - как бы без интереса полюбопытствовала гражданка Лямкина.