- Намертво, без малейшей возможности реанимировать на нашей станции эту цифровую комбинацию, - так и пообещал.
Когда Ксения вышла на улицу в сопровождении услужливого менеджера, провожавшего её, как важную гостью, до ворот, мобильник снова спел свою поминальную песню. Менеджер любопытно застыл с открытым для прощания ртом. И Ксения удовлетворила его любопытство.
«В среду мы уже не были. Ты был один. Тот - это действительно свет. Как мудрость. Ищи ответы в "Книге мертвых". В книге живых скоро не останется места. Тот ли это Трисмегист? Тот сосчитал мои дни, а этот?»
Ох и любил Олег загадки!
- Бред, - определил растерянный менеджер. - А количество знаков выше допустимого, - отметил профессионально. - Это точно не наша станция. Наша не пропустит. Да и к чему все эти препинания, знаки...
- Грамотность - как одна из характеристик. Тем более он ведет тут речь о египетском боге мудрости, которого звали Тот.
- Тот, этот... Всё равно бред. Меня еще в детстве эти полузвериные египетские боги страшили. Все эти мумии, фараоны... Может, вам номер поменять? Хотите? Бесплатно?
- Может быть, - задумалась Ксения.
- Вернёмся?
Ксения стояла в нерешительности. И тут менеджера осенила ещё одна полезная мысль.
- А вы отпевание заказывали?
- Нет.
- А надо. Если крещёный, обязательно надо. Моя бабушка всегда говорила: без отпевания - как в рай без пропуска!
- Без пропуска, говорите?
- Ну да...
- Как же я... Недотумкала! Обол - Харону, «Книгу мертвых» - Трисмегисту! Православному - отпевание... Привыкли водку на кладбище лить!
- А номер вы, на всякий случай, всё же поменяйте.
* * *
У ворот Богоявленской церкви Ксения остановилась в нерешительности. Женщины в платках и косынках, сосредоточенные мужчины, набожные старушки и агрессивные нищие... Ксения никак не вписывалась в этот живой пейзаж, особенно в обтягивающих джинсах и просвечивающей на свету блузке. Из храма вышел священник, троекратно размашисто перекрестился с поклоном, но направился не к воротам, а к хозяйственным постройкам. Надежда поговорить с кем-нибудь из клира за пределами церковной изгороди таяла.
В этот момент снова ожил телефон. На этот раз звонил тот самый менеджер телефонной компании.
- Ксения Андреевна? Я тут кое-что обнаружил.
- И?
- На сервере есть скрытые файлы, обычно они относятся к системным программам, которые таким образом защищены от случайного повреждения или удаления, так вот: среди этих файлов я нашел те, которые не имеют никакого отношения к системным. Там, среди сохранившихся сведений о звонках и сообщений, есть те, которые поступали на ваш номер.
- Что это значит? Сообщения всё-таки были? От кого?
- В том-то и дело, непонятно, почему они регистрируются в скрытых файлах и папках, а главное - они поступили с номера... В общем, с того телефона, который, по вашим словам, находится в гробу. Самое примечательное, что я почти сразу с вашим приходом заблокировал этот номер, но сообщение вам все-таки поступило. Тот философский бред на выходе. Вы поняли?
- Еще бы.
В тот момент, когда она захлопнула раскладушку мобильника, из церкви вышел ещё один священник. Высокий, стройный, молодой, с кучерявой русой бородой и добрыми голубыми глазами. Он сам заметил стоявшую у ворот рядом с нищими Ксению. И пока она собиралась с мыслями, приблизился к ней.
- У вас что-то случилось?
- Да... батюшка, - последнее слово выговорилось с трудом, ибо батюшка был моложе Ксении лет на десять.
- Вы стесняетесь в таком виде войти в церковь? И правильно. В чём ваша беда? Меня зовут отец Димитрий.
- Долгая история, отец Димитрий. Но если вы выслушаете меня, я буду вам очень признательна. Похоже, что в мою жизнь вторгается потусторонний мир...
Священник кивнул и указал ей в сторону соседней аллеи, где выстроились в ряд аккуратные лавочки под свежей кленовой зеленью.
- Давайте лучше там...
Пришлось начинать издалека. С «Восьмого неба»... Во время рассказа Ксения не сдержалась и заплакала. Слёзы текли будто бы сами по себе, но отец Димитрий не пытался её успокоить, а только внимательно слушал. Иногда нечто, как озарение, вспыхивало в его ярко-голубых, без облачка глазах. Когда она закончила, раскрыв перед священником телефон с сообщениями, он только мельком взглянул на текст и неспешно заговорил, глядя в глаза Ксении.
- Отпевать нельзя, если повязан он, как путами, смертными грехами... Да и крещён ли он? - взгляд стал испытующе-вопросительным.
- Крещен. Точно. Мы с ним вместе уже в зрелом возрасте крестились, а до венчания дело так и не дошло, как и до загса.
- Значит, жили во блуде, - вздохнул отец Димитрий. - Но, первое и главное, - у Бога нет мертвых. Хотя, я полагаю, там, - он кивнул на телефон в руках Ксении, - это не он. Не ваш Олег. Хотя вы, вероятно, ждёте от меня объяснений, соотносимых с вашим разумением окружающего мира, а я боюсь умствовать, ибо есть видение мира верующим человеком и видение мира людьми, далекими от веры. Последние даже могут ходить в храм, соблюдать внешнюю обрядовость...
- Да, батюшка, я невоцерковленная, но верю, - скорее сама себе сказала Ксения задумчиво.
- И то уже хорошо...
- Но как же это не он, если даже мысли его высказываются?
- Чуть позже. Лучше скажите, как он умер?
- В тот вечер, точно знаю, работал. Не пьян был, не во блуде... Если честно, то не совсем он пропащий был. Как-то в Великий пост нашло на него просветление. Закрылся от всех, от заказчиков, от друзей, почти не ел ничего, читал Священное Писание и плакал. Потом вдруг утром поднял меня рано и повел в храм на исповедь. Мы тогда в первый раз причастились, и он пообещал священнику, что в ближайшее время обвенчаемся. Ещё и епитимью вместе исполняли. Да через какое-то время кончились деньги, и опять его затянуло в эту прорву. А вообще, он иногда, проходя мимо храма, останавливался, щедро подавал нищим, а порой заходил внутрь и подолгу стоял у Спаса Нерукотворного или у образа Богородицы.
- Значит, не совсем пропащий человек. Но я, к примеру, отпевать вашего Олега не решусь. Святитель Филарет так говорил: «Тщетна молитва за умерших в грехе смертном, смертью духовною, и в сем состоянии постигнутых смертию телесною, - за тех, которые внутренно отпали от духовнаго тела Церкви Христовой и от жизни по вере своим неверием, нераскаянностью, решительным и конечным противлением благодати Божией». Но к сей проповеди прибавляет слово Иоанна Златоуста: «Аще и грешен отыде, елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, мольбами и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша, ниже всуе творим память о отшедших в Божественных тайнах и о них приступаем, молящеся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но да отсюду будет им некая утеха... не ленимся убо отошедшим помогающе и приносяще о них молитвы. Ибо общее лежит вселенныя очищение. И возможно есть отовсюду прощение им собрати, яко то от приносимых за них даров, от святых, с ними именуемых». Хотите, поясню?
- Нет, я всё поняла... Кроме одного. Кто шлёт сообщения?
- Бес. И сидит этот бес в телефоне, который вы неосмотрительно бросили в гроб. Кладбищенская земля священна, и он сидит там, заперт. Одна ему утеха - вас донимать. А задача его - довести вас до отчаяния, а лучше того, до полного самоуничтожения.
- Так я номер всё-таки поменяю.
- Значит, не совсем понимаете. Это не поможет. Молиться - это из жизни верующего. Швырять мобильные телефоны в гроб - это из жизни современного потребителя-материалиста. Лучше подумать, какие ваши поступки дали возможность этому бесу появиться и действовать.
- Мне кажется, я знаю, - потупилась Ксения, - я не простила Олега. И до сих пор не могу простить. Даже то, что он умер, не могу ему простить. Но уверена, что он меня любил... Может, эти его измены... Может, это наветы да воображение моё? - Ксения в первый раз за эти дни позволила себе усомниться. - Он и так мучился тем, что ему приходится зарабатывать на хлеб, работая на эти глянцевые журналы с похотливыми девицами на обложках...
- Это не оправдание, - заключил отец Димитрий.