- Попробуйте вымолить его. Большую силу имеет молитва любящего человека.
- А как я узнаю, что вымолила?
- Господь даст знак. Обязательно даст.
- А потом?
- А потом - жить. Ваша жизнь - ваша воля, ваша свобода, ваш выбор.
- А если сообщения будут продолжаться?
- Вряд ли... У меня тоже есть мобильный телефон, но это только телефон, понимаете? Когда я во сне вижу свою покойную матушку, я не пугаюсь, а если увижу усопшего или действия его наяву, то для начала осеню себя крестным знамением, а затем и сам объект - именем Господа нашего Иисуса Христа. Имя Спасителя любому из бесовского отродья - как огонь испепеляющий. Главное - верить при этом не в себя, не в свои силы, а в помощь Божию, - и встал, чтобы уйти.
- Благословите, батюшка, - неожиданно для самой себя произнесла Ксения и сложила как положено руки, как будто делала это каждый день.
* * *
Стаса она застала спящим. Отрадно было увидеть, что коньяк он допивать не стал. Переоделась и собралась уходить, намереваясь успеть к вечерней службе. Стас проснулся, немного испуганно вскочил с дивана.
- Ты куда?
- В Богоявленскую.
- Я с тобой.
По дороге, в автобусе, пересказала разговор с отцом Димитрием. Стас же читал последнее сообщение.
- Умный бес, получается, - рассудил старый друг, - в мифологии - как у себя дома. И хорошо ты его назвала, хоть и случайно, - «двухсотовый». Ибо имя им легион. Читал... Где-то...
- Стас, давай помолчим.
Тот кивнул.
За стеклом сквозь мутные разводы - следы первых дождей - неспешно плыла улица. Поток разнокалиберных машин, буквально расталкивающих друг друга, бравые зазывающие витрины магазинов и люди, у которых, по внешнему их весеннему настроению, кажется, всё только начинается и тысяча лет впереди, а не коротенькая, как у Олега, жизнь. Выбрось человека из этого муравейника в пустыню - что он будет собой представлять? Что отдаст за то, чтобы вернуться сюда и вновь денно и нощно поглощать эту жизнь? Вспомнилась вдруг картина Крамского «Христос в пустыне». Босоногий Сын Божий сидит на камне, сложив на коленях руки, и человеческая печаль отражается на его челе... Печаль всего человечества...
Мобильник в руках Стаса снова пиликнул. Тот озабоченно открыл его и вскинул брови. Потом повернул содержимое дисплея Ксении. «Это ты боишься забвения, а не я. У тебя есть окно, ты хочешь его закрыть?» Подумалось вдруг: этот черный квадрат дисплея - тоже окно, только куда? Закроешь окно, что потом? И зазвучал в памяти тихий, но уверенный голос отца Димитрия: «А потом - жить. Ваша жизнь - ваша воля, ваша свобода, ваш выбор».
В храме было людно и немного душно. Хорошо, что на входе для незнающих была прибита табличка: перечеркнутый красной линией мобильный телефон. В небольшом ларьке справа от входа принимали записочки. Туда и подошла.
- Скажите, где свечи усопшим ставят?
- Крещёный? Свидетельство о смерти есть? А то нынче взяли моду... А ещё будет хорошо, если пожертвуете на общую свечу. Не мне. Вон там ящичек.
В душе немного похолодело от такого обращения. Но ощущение это быстро прошло. Особенно когда увидела отца Димитрия. Он и начинал службу. Ксения в белой косынке возвышалась среди согбенных, часто кланяющихся старушек. Стас встал где-то в стороне и, похоже, был погружен в себя.
Через полчаса, когда ноги стали неметь, за стенами началась сильная гроза. Молнии сверкали где-то у самой черты города, а вот гром раскатисто несся с крыши на крышу и долгим низким гулом отзывался на колокольне. Ксения пыталась сосредоточиться на словах священника, на голосах с клироса, и в какой-то момент это ей удалось, она целиком растворилась в общей молитве и даже перестала чувствовать непривычную усталость в ногах. Сердце вдруг наполнилось совершенно новым содержанием, именно сердце... А с недалекой иконы взирали на неё немного печальные глаза Спасителя.
Уже после проповеди подошла к образу со свечой. Заплакала. Слезы лились, будто из самого сердца, и унять их было невозможно. Мысли смешались, и только одна просьба устремлялась навстречу пронизывающему взгляду Христа: «Господи, прости нас, грешных, на что ещё уповать, кроме Твоего милосердия...» И в какой-то миг поняла и поверила одновременно, что немногословная молитва её услышана.
Из храма Ксения вышла уже с этим новым чувством. На душе стало легче, как если бы избежала смертельной опасности. Да и улица встретила свежим ветром. Мир не казался ей суетливым, ярче и четче проступили его детали. Влажный, наполненный озоном после короткого ураганного дождя воздух, усиленный ароматами зелени, был похож на пробившееся сквозь фильтры туч дыхание неба. И лица людей воспринимались теперь по-иному: те, что выходили вместе с ней из храма, в большинстве своём были озарены внутренним сиянием или (у некоторых) смятением и печалью. Те же, что спешили мимо по улице, казались погруженными в скользкую ежедневную серость. Больше были похожи на маски, что одевают по случаю.
У ворот Ксению догнал Стас.
- Знаешь, я ещё ни разу в жизни не стоял целую службу, - признался он.
- Устал?
- Нет, но состояние ни с чем не сравнимо.
- Вот и давай побережём его...
* * *
Рано утром Ксения уже ехала на кладбище. Больше всего удивилась, когда на одной из остановок в автобус вошел Стас. Он был непривычно трезв и привычно задумчив.
- Я знал, что ты поедешь к нему. - Сел рядом и в этот раз молчал всю дорогу.
Кладбище мертвыми своими улицами буквально примыкало к живому городу. И автобус в какое-то неуловимое мгновение просто переехал эту едва заметную черту, разделяющую город живых и город мёртвых.
- Ему вчера памятник поставили. Плита такая темная, а на ней камера на треноге. Этакое ретро, - уже на выходе сообщил Стас.
- Не ретро, а сюрреализм какой-то. Есть такой дурацкий анекдот про смерть гинеколога...
- Знаю, - потупился Стае.
- Пойдём, тут ритуальное агентство есть, закажу крест, как и должно быть, кто бы под ним из православных не лежал: инженер, фотограф, писатель или врач... Вон, глянь: памятники бандитам, погибшим в перестрелках, самые высокие и помпезные, а толку? Кто они перед Богом?
- Ну, знаешь, помнишь, на Голгофе разбойник...
- Сравнил! - полыхнула гневом Ксения.
Подошли к вагончику, где располагался кладбищенский офис да стояли вокруг еще несколько хозяйственных построек. Ксения начала с порога, ещё не зная, к кому обращается.
- Здравствуйте, там, на четырнадцатом участке, седьмая аллея, фотоаппарат над могилой взгромоздили, так вот, я бы хотела его убрать и поставить крест.
- Хорошо что пришли, - невысокий невзрачный мужичок в потертом костюме буквально выпрыгнул из-за стола, - а мы уж гадали, кому звонить. Нет больше вашего фотоаппарата.
- Что? Украли?
- Если б, - мужичок чуть ли не с улыбкой почесал лысеющую голову, - гроза вчера была, молния аккурат в фотокамеру ударила. Так влепила, что расплавила до самого основания треноги и гранитную плиту пополам расколола.
Сердце Ксении испуганно ёкнуло.
- Да-да, - якобы успокоил женщину мужичок, - расплавило! Даже изгороди чугунной досталось, но там дело поправимое. Так что новый памятник так и так заказывать, потому как наша контора за природный вандализм ответственности не несёт.
- Вандализмом было поставить на могилу фотоаппарат на треноге, - голос Ксении снова стал твердым и решительным. - Где я могу выбрать крест?