Что же, некрашеный стол — рабочее место чиновника. Дешевая стеклянная чернильница с не очень качественными чернилами XIX века, горка песка и промокашки для неряшливо пролитого чернильного пятна, гусиное перо, своего рода самописка этого времени, стальное перо с деревянным карандашом. Последнее не только его, но и в целом всей команды столоначальника и может браться любым с разрешения Кологривова. Принцип здесь один — если документ пишется в Зимний дворец, то обязательно со стальным пером.
Стопка писчей серой бумаги для черновиков, внутренней документации министерства и прочей второстепенной сферы. Очень небольшой белованой бумаги для написания к императору Николая I и беловиков парадных документов. Ни умных компьютеров, ни деловитых принтеров!
Его новый начальник столоначальник Арсений Федорович Кологривов смело поместил его в ряды чиновников, в дальнейшем, однако, не торопился. Кажется, у него был четкий лозунг: медлительность и методичность. Лучше пять раз отмерять, чем один раз отмерять и так далее. Попаданцу уже несколько раз давали переписывать докладные записки под тщательным руководством коллежского асессора Михаила Николаевича Демидова. А перед этим так сказать старшие коллеги титулярные советники Абрам Леонидович Скорохватов и Аркадий Гермогенович Щекин пытались наладить почерк. Ну, как сели, там и слезли. Почерк у нового чиновника был отличный, каждая буковка, как на подбор. С примерным прилежанием, как у хорошего ученика. Демидов подходил с более сложными задачами. Не только правописание и синтаксис, но и общие правила служебной лингвистики. Как писать заголовки различных документов, какие есть типовые обороты. Официальные стили, официально-личные и личные. Все это Андрей Георгиевич уже проходил в школе у Аннушки, у Анны Гавриловны. Но там была теория, а тут началась практика. С соответствующим письменным пинком от адресата в случае какой-либо ошибки.
А бумажки все учебные. Оставались все в помещении на правах исписанных черновиков. Все это Макурин прошел быстро и эффектно на удивление местных чиновников. Огромный опыт делопроизводства, путь другого толка в XXI веке, блиц-учеба в школе уже этого времени позволили ему через несколько недель оказаться знатоком служебного делопроизводства российского средневековья.
После этого коллежский асессор лично перешел к конечному периоду — знание конкретных адресатов — существующих официальных учреждений и в них важных чиновников. Назубок все это учить не было необходимости, главное, обучить практику. А все названия были на специальном шаблоне, лишь бы нечаянно не ошибся. Не дай бог ваше высокопревосходительство назовешь превосходительство, или Абрамович назовешь через О.
Вот тогда столоначальник получит энное количество щелчков по лбу, а авторы ошибок такое же количество, но уже шпицрутенов, если не дворяне, или выговор от министра, если благородный. При чем опытные чиновники еще говорят, что в первом случае менее хлопотно. Как правило, шпицрутенов бывает от силы пять — шесть и шрамы от них никто не видит, а выговоры от министра, особенно августейшие, остаются на всю жизнь и действуют очень негативно.
Написав несколько документов — не учебных, а практических канцелярских в другие ведомства, Андрей Георгиевич закончил учебу. При чем это не он так решил — сначала самолично приказал Демидов, потом столоначальник Кологривов и, наконец, министр Подшивалов.
В тот день его превосходительство самолично прибыл в их помещение и внимательно изучил только что написанный Макурин документ. Особого восторга тот не вызвал, как, впрочем, и больших замечаний, министр лишь молча кивнул столоначальнику, мол, можно и убыл.
Андрей Георгиевич почти даже обиделся на собственноручную бумагу, но соседские чиновники так все обалдели (если так можно говорить о чиновных людях VIII–XIII классов). Оказывается, чтобы да его высокопревосходительство само пришло к обычному чиновнику XIII класса! М-да, в общем, слона водили по улице, по иному и не скажешь. Галдеж был после министра, просто офигеть!
А потом началась обычная министерская работа, да такая заунывная и повседневная, что и Макурину стало казаться, что об нем все забыли. Он переписывал набело многочисленные черновики внутриведомственных документов, уже дважды получил скромное жалованье кабинетного регистратора. Приобрел холщевые налокотники, чтобы не залоснить рукава вицмундира об стол, заселился в новую квартиру, где основное «преимущество» заключалось в близости столоначальника. И в общем-то все, как ему казалось. И даже, как решало начальство в лице столоначальника действительного статского советника Кологривова.
Однако жизнь даже в XIX веке оказалось сложнее, чем думали самые опытные и вышестоящие чиновники. Однажды уже в ноябре, когда дождь давно уже все чаще сменялся снегом и улица встречалась даже не холодцем, а откровенном морозцем, Арсений Федорович, вернувшись из канцелярии министерства, с особенным чувством выматерился, что было с ним редко. И, честно говоря, сам Андрей Георгиевич видел это впервые. — На, возьми, — кинул он пакет на стол Макурину, — посмотри взглядом новичка. Может быть что-то и увидишь.
Андрей Георгиевич цепко посмотрел распечатанный пакет. Документ был от них (министерство государственных имуществ) в другое министерство (финансов). То есть из России он не вышел. Более того, не вышел он и за сферу казенных доходов. И министров он не касался, судя по обращению и подписи. Ни нашего, ни ихнего.
Грубо говоря, это было частное поручение от одного замминистра к другому. Дело лишь касалось ведомства — они были разные. Что же причин, по которому оно вернулось, то тут большим знатоком быть не значило — грязно и с ошибками. Всего-то. Но тонкость оказывалась такой, что причины эти были сугубо формальные, поскольку действительные наличествовали другие. Макурин вопросительно посмотрел на столоначальника. Дальше что? Ведь тот не зря отдал не принятое письмо. Не тот он пока еще должности и класса по сравнению с Кологривовым, чтобы столоначальник просто так показал неудачное послание. И он оказался был прав. Арсений Федорович вопреки обычаю не строго приказал, ласково попросил — Голубчик Андрей Георгиевич, я вас попрошу, перепишите этот документ и отправьте личным образом. Причины возврата никчемные, но, тем не менее, и на них надо отреагировать.
Подчиненный как бы был польщен. Как же, его превосходительство просит! Лишь только быстрый острый взгляд чиновника на начальника показал, что тот все понял и попользоваться им втемную не удастся. Впрочем, и ладно. Спор шел о конкретных чиновниках и касался не государственных интересах, а личных. Один замминистра захотел лягнуть другого, поскольку тот уже давненько его как-то обидел. Молодой же человек был еще не только новым, но и мелким чиновников, чтобы кому-то было интересно конкретно его кусать.
Кологривов только негромко сказал, чтобы хоть как-то заинтересовывать оного чиновника — Если поручение будет полностью и вовремя выполнено, то с жалованием последует премия министра и его благодарность. Вы уж постарайтесь, голубчик, чтобы из министерства финансов больше не было причин для возврата. Иных проблем много.
Андрей Георгиевич с чувством поклонился, как бы благодарным за такое поручение и взялся за письменную работу. Труд, несмотря на важность, официально ценился не высоко, даже можно сказать низко. Подумаешь, одно его высокопревосходительство поссорилось с другим высокопревосходительством, император Всероссийский даже и не подумает хотя бы и поглядеть. Только мелкие подчиненные окажутся затронутыми. Да и то не все и не так сильно.
Попаданец взял гусиное перо, как положено в личным посланием, написал заголовок: «Ваше высокопревосходительство, милостивый сударь мой!»
Ох уж эти мелочные ссоры невысоких чиновников, которые не так высоки, чтобы лезть на глазах правящему монарху, но все же не так низки и влиятельны, чтобы не затронуть целые министерства. В этом отношении, какой ни век, какая ни историческая эпоха, а все примеры ссор гоголевских помещиков приходятся. Как Иван Никифорович пнул Иван Ивановича, ха! Лишь только ты сам другое место занимаешь. И как-то так даже понимаешь, что чем ты более мелкий, тем более на фиг все это тебе нужно. Правда, непосредственно на начальника работать приходится больше. Макнул перо в чернильницу, постаравшись, чтобы не оставить чернильное пятнышко на лист бумаги. Кажется, по крайней мере, в министерстве он уже становится «за своего». Хотя бы работает над такими бумагами. Это важный шаг. Не оказавшись своим, не разобравшись в служебной кухне, не поднимешься на карьерной лестнице. Но ты не особо радуйся. Это еще не особые секреты и не особый рост. Так, в сущности, бесполезные бумаги. Первый шаг. Ни с какими нужными секретами ни государства, ни, тем более, служебными тайнами отдельных чиновников ты еще познакомился. Единственно, что плюсик в этом положении — движение идет в нужном направлении. Ибо не узнав мелкие секретики, не достанешь больших.
А, значит, старайся, молодой человек, корпи над не своими не такими уж и большими тайнами.
Так, цидулку ты переписал и, кажется, ничего такого не обнаружил. Весь смак документа, если не считать некоторой грязи и ошибок, заключается в том, что наш замминистра попросил у чужого замминистра дополнительного ассигнования на премии к рождеству. Если бы не знать (Кологривов сказал) о давней обиде, вообще не поймешь, а от чего, собственно.
Почему эта просьба направлена к министерству финансов, понятно. Все денежные средства направлены только через каналы этого ведомства. И почему отказано, понятно тоже. Требование денег никогда не встречало радости. Да еще первопричина в обиде. Видимо, послание оказалось вполне законным, если в качестве причины отказа были всего лишь грязь и ошибки чиновника. Что же, на этот раз он написал как надо, комар носа не подточит.
Но перед этим надо было еще пройти внутреннюю ступень в виде стервозного столоначальника Арсения Федоровича. Он уже просто взял лист исписанной бумаги с таким видом, что стало ясно — будет злостно придираться.
Прочитал, издавая громкие звуки, сначала сердитые, потом удивленные. Поднял взгляд:
— Однако же, Андрей Георгиевич, вы меня крайне поразили. Читая любой документ, сначала, как минимум, можешь придираться к чернильной грязи. Как чиновник не являлся аккуратным, все равно оставит два — три чернильных пятна. И потом, как не работаешь промокашкой или речным песком, все равно они буду видны.
Следующий недостаток — грамматические ошибки. Не так грамотны люди, как бы хотелось. И наконец, если уж пройдешь две предыдущие ступени, то на служебных оборотах чиновник точно сломается. То заголовок, то обращение, то заключение, все одно напишет с ошибкой.
Но ведь на сей момент никаких ошибок! Даже на мой очень даже субъективный взгляд, нацеленный на то, что бы придраться к тебе, милый мой, и вернуть дорабатывать, все хорошо. Так быть не может, милостивый сударь!
Столоначальник произнес эту тираду и буквально вонзил в Макурина подозрительный взгляд. То ли думает его подсесть, то ли министерство подкузьмить. Вот уж недолга! Попаданец поднялся над столом и почтительно, хотя и гордо, поклонился — Ваше превосходительство, смею вас уверить, всегда так правильно пишу. И родители мои, потомственные дворяне, так же писали. Не извольте беспокоится. Вот что во время повернуть тему разговора! Арсений Федорович со слов молодого чиновника перешел от недостаток письма к достоинствам отдельных людей. Подумал немного, удовлетворенно сказал — Ваша мысль мне понятна. Кому как не нам, благородным людям, наиболее приятно писать. Однако же, общая картина оценок потомственных дворян вам далеко не удовольствует, да-с!
Надо сказать, что и Андрей Георгиевич сам себе не верил, ибо многолетний опыт XIX века всегда ему доказывал, что знание и умения вырастают не от сословия, а, максимум, от индивидуальных качеств каждого человека. А все остальное зависит от текущей работы человека. Будет он дотошно учится с самого детства, станет умным и образованным. Нет, останется грубым и примитивным и даже Аз-Буки не напишет.
Но ведь не будешь сам себя опровергать! Вот поэтому он как бы состроил на лице грустную мину, — мол, знаю, что прав, но не хочу спорить с начальством. Ибо, субординация! Дисциплина!
Кологривов не был дурак, видел, что его подчиненный имеет свое мнение, отличное от начальника, но молчит, все понимает. Вежливый, воспитанный молодой человек!
Но помимо этого столоначальник, как человек образованный, попытался его образумить логическими доводами, четкими проверенными тезисами, из-за чего чиновник — потомственный дворянин поверит ему не только из потому, что он начальник, но и образованная личность. А то ведь и он из дворян, пусть и со стажем в несколько лет. — Ну, потомственные дворяне тоже могут быть весьма неграмотны, — начал он уверенно, — вот, например, господин… э-э-э… господин…Черт, не вежливо-то как. Сказал тезис весьма не проверенный и теперь не может его доказать. Что же, ему хоть фамилию одну сказать.
Потом подумал еще немножечко и уже спокойно удивился. А ведь не могут быть потомственные дворяне быть не образованными! На то оно и столбовые и отличатся от простонародья!
Надо сказать и Андрей Георгиевич пришел к такому же выводу, хотя и несколько позже и с несколькими исключениями, найденными, правда, в XX веке. Сам нашел убедительные доводы, почему именно так происходит. В семьях столбовых дворян, как правило, родители бывают все весьма образованные, даже бедные. Отец, даже мать, что для XIX века исключительно редко. И детей они проводят не ниже своего социального уровня. В средневековье это выделяется очень четко. Скажем, в XIX веке потомственных дворян ни за что не проводишь в крестьяне или кузнецов. Это же реноме! Нет, мужчин направляют в офицеры, дочерей исхитряются выдать замуж за дворян же. Вот и получается, что если столбовой дворянин, то обязательно образованный или, хотя бы прилично грамотный. Как-то так!
Подумали оба, помолчали. Кологривов назидательно проговорил, что, мол, потому и дворяне являются стержнем существующего государства и потом, круто свернув, стал рассуждать об имеющихся в министерстве бумагах на имя его императорского величества Николая I. И ушел.
А небольшую премию он все же выписал и уж прямо через несколько дней. Макурин сам слышал, как Демидов шушукался с Щекиным. Сплетня была столь горячая, что коллежский асессор стал с нею делится, несмотря на присутствие самого объекта обсуждения. А может и не захотел прислушиваться к нему. Подумаешь, кабинетный регистратор! Андрей Георгиевич к этому относился спокойно. Он еще в XXI веке понял, что товарищи по работе, хоть женщины, хоть мужчины, такой конгломерат, что будут сплетничать о тебе (и не только тебе) всегда. Любой коллектив это, прежде всего, серпентарий. Будешь ты подниматься или опускаться, будешь ты сидеть, как мышь, все одно пойдут самые дикие слухи.
Тут самое главное, не правда это или вранье, а самому тебе хорошо или плохо. С этой стороны, пока все развивалось хорошо. Докладная замминистра Кудинова, написанная вторично и отправленная личным образом Макуриным, в министерстве финансов была принята. Как не ругался замминистра его превосходительство тайный советник Щегловитников, как не грозил издалека суровыми карами Кологривову, от которого направилась бумага, а все-таки докладную принял и через определенное количество дней отправил дальше наверх с положительной резолюцией.
Столоначальник Кологривов, кстати, об угрозами кар быстро узнал. Ведь Щегловитников ругался в кабинете без никого, то есть только со своими близкими подчиненными. А уж те быстро распустили слухи под одобрительное молчанье замминистра. А то что же, спрашивается, ругаться, если потом об этом никто не узнает. Не о начальстве же пошла сплетня, не об императоре-батюшке, а о простом столоначальнике.
Кологривов, по мнению Андрея Георгиевича, даже обрадовался. Это как бы выдали орден более высокой степени. Чиновник оказался в новом круге знакомых. Вот же оно!
Самого Макурина не потревожили. Никак. Хотя, по словам того же столоначальника, в министерстве его фамилию узнали, но самого не тронули. Чин, по-видимому, не очень велик. Вот ведь сволочи!
Хотя самому попаданцу грех было жаловаться. Благодаря этому документу он твердо вошел в ряды чиновников министерства государственного имущества и даже чуточку в другие. И, главное, непосредственное начальство увидело его деловые качества и они его понравились. Сам Арсений Федорович, взяв его за пуговицу вицмундира на груди, что означало высокую степень благорасположения, вызнал его день ангела. Значит, будет награждать. Кем и чем, интересно? Так сказать низшую степень награды ему уже дали. В день жалованья был обнародован список награждаемых толикой денег. Он там оказался и не с самой меньшей суммой.
Теперь, как поведали его товарищи кабинетными регистраторами Придорожным и Ухватовым, следовало ожидать орден в день общего награждения — в рождество или на пасху. Для его положения, по должности и чину, обычно дают Станислава 3-й степени или Анну 3-й. А там следовало ожидать очередной класс. Правда кабинетного регистратора (XIII класс) он уже получил при вступлении в должность чиновника. Обычно-то новый чиновник без высшего образования получил коллежского регистратора (XIV класс), но это уж как его высокопревосходительство министр Семен Семенович Подшивалов соизволит.
— А? — только открыл попаданец, желая узнать о других орденах, как его тихо, но твердо перебили:
— В наших классах уже никак. Больше нельзя-с. Не положено и формально и неформально. Надо следующие классы по службе иметь.
Служебные же классы иметь можно было только при высоком покровителе, которого ты получишь при служебной заботе, — чиновники недвусмысленно смотрели на Макурина, который своей «заботой» сумел получить покровителя аж как бы министра. Хотя и это тоже в наши годы было ограничено. С определенного класса было необходимо только высшее образование. Даже нынешний августейший монарх не желает нарушать Положение своего братца Александра Благословенного.
М-да, начали, развеселились, закончили в слезах. Вот ведь каково! И он тоже озабочен. Базу-то Андрей Георгиевич создал. И в XIX веке оказался, и неплохим чиновником стал в столице, и прекрасный почерк приобрел. А все-таки здесь он почти никто. Представитель правящего класса, столбовой дворянин. Но только оказался он внизу. И даже представляемые награды на это показывают. Ордена Св. Анны и Св. Станислава низших степеней. Тьфу!
И что делать? Как раньше, работать с получаемыми бумагами и скромно козырять при случае положением молодого дворянина. Очень уж он здесь выглядит лучше среди кабинетных регистраторах и в первом случае, и, бывает, иногда во втором. И все. Чиновников классом выше лучше вообще не трогать. Они как мамонты в тундре. Затопчут и не заметит.
Красногвардейская атака красных на императорские устои XIX века оказалась неудачной. А ты, братец мой, как думал? Еще современным танком Т-90 атакуй древних мамонтов. История, брат, это очень объективный фактор. Если начнешь толкать ее легонечко, может и ускорится. Начнешь нахраписто продвигать, возьмет со зла, развернется и врежет по харе!
Так-то вот, милый!