В тот зимний день, морозный и солнечный, так не похожий на прибалтийский, но, в общем-то, обычный, Андрей Георгиевич чуть-чуть немного не много не опоздал на работу или, примеряясь к уже новой современности, к службе.
Кстати, опоздать чиновнику в XIX веке на службу, означает, прийти позже начальника. В данном случае, означает прибыть после столоначальника. Нет, прибыл он все же вовремя, но едва успел поздороваться с соседями — чиновниками, прихорошиться в мужском понимании и осмотреться на своем столе в департаменте, как послышались тяжелые начальственные шаги.
Столоначальник действительный статский советник Арсений Федорович Кологривов, вопреки обычаю, не только не припозднился (опоздал для начальства звучит несколько грубо), но и, наоборот, пришел рановато. Так что попаданец едва успел почистить и слегка ладонями пригладить помятый после теплой зимней шинели вицмундир, как в двери появился Кологривов!
Макурин от неожиданности начал вдруг извиняться, хотя чего уж тут оправдываться! Но столоначальник правильно понял чиновника и только отмахнулся, строго оглядевшись на остальных чиновников, так что они уткнулись в бумаги на своих столах, потащил Андрея Георгиевича за руку к неприметному углу с невероятной новостью:
— К нам в министерство сегодня едет его величество император!
Попаданец за два века чего только не слышал, но только не это. Вот это и известие сегодня, почти как знаменитое у Гоголя: «к нам едет ревизор!» Но ревизор-то ладно, там точно будут проверять и шпынять с маловероятным последствием наказания. Оштрафуют на серебренный рубль. Ха, да ладно!
А с чем едет его императорское величество? С вкусными пряниками или грозным кнутом? И какой он кнут? При Николае Iи по тысяче шпицрутенов давали. Солдат мертвыми пороли. Хотя чиновниками с классом в большинстве дворяне и физическим наказаниям не подлежат.
— Ой, да не знаю я! — почти раздраженно отмахнулся Кологривов. Посмотрел на чиновников. Те уже как-то работали, перебирали бумаги, заостряли перышки перед писаниной, лениво переговаривались негромкими словами. В общем, делали рабочий вид перед непосредственным начальником — самым главным и самым грозным.
После недавней работы над министерской докладной, столоначальник зримо приблизил к себе перед чиновниками новичка, и после бурчания «куда уж нам простачкам, вот дворяне да!», чиновники, кроме как быстрого приглядывания, на их секреты любопытства не вызывали. Ну их, к петербургской мостовой!
Но сегодня утрешнее известие было такое, что требовало всеобщего внимания. Хоть император Николай Павлович и попросил зря не шуметь и министр почти клятвенно пообещал, но ни первый, ни второй на это почти не обратили внимание. Просьба сидеть, как обычно, и зря не дергаться, всего лишь означало излишне не дергаться, но при этом работать, как при параде. Монарх все-таки прибывает!
А потому Подшивалов непременно, но тихо и, упаси боже, неофициально, сказал нужному столоначальнику (Кологривову), кто у них будет. Столоначальник же наказал наиболее важным своим подчиненным типа Макурина о монархе, остальным же просто сообщил:
— Господа, сегодняшнего дня вам надлежит строго работать, а не бездельничать напропалую. Форма одежды обычная, но чистая и не рваная, с элементами парадной. И смотрите там у меня! Ордена не забудьте, канальи.
Этого уже было достаточно. Все равно, уже к полудню во всем министерстве будут плотно ходить сплетни и и слухи об августейшем визите. И ничего тут понапрасну болтать самому.
Макурину же столоначальник не только сообщил о приезде государя, но и известил о словах министра про конкретную цель монарха — сам Макурин! Вот тебе бабушка и юрьев день! При чем августейшего внимания привлечет не только его служба, но и сама личность. Не зря его предупреждали, что благородный дворянин всегда во внимании.
— Государь уже дано очень ищет личного чиновника — работящего, ученого, прилежного и при этом благородного, — уже от себя добавил Кологривов старую сплетню мелких начальников, — так что старайся. У его императорского величества уже есть своя канцелярия, через которого он отпускает самые важные распоряжения. А вот делопроизводителя себе он никак не найдет. Ты очень походишь, как со служебной стороны, так и личной. Не промахнись!
Ох ты! — Андрей Георгиевич аж вынужден был немного посидеть, успокоится, так чтобы руки перестали мелко дрожать. Опять рецепиент нервничает. Вернее, тело, одно на двоих. Потом служебно «приукрасил» вицмундир — повесил орден Св. Анны 2-й степени на шею. Больше, к сожалению, наград у него не было. Пришлось для красоты заменить обычные оловянные пуговицы на золотые парадные, прикрепить золотую бахрому на рукава и на воротник. Посмотрел на столоначальника — тот надел еще дома все ордена — Анну 1-й степени, Святослава 1-й степени, высочайше пожалованные бриллианты прикрепил на воротник.
Глядя на них, зашевелились и остальные чиновники, благо все имели ордена, хоть и нижайших степеней, а коллежский асессор Демидов так уже два — Анну 3-й степени и Святослава 2-й. Еще бы два ордена повесить — Анну 4-й и Святослава 3-й, но не положено иметь на груди награды нижайшей степени при вышестоящих.
В общем же, весь департамент министерства потихонечку приобрел вид рождественской елки на императорском праздничном бале. Много блеска, сверкания и сильного грома.
А Андрей Георгиевич уже, собрав нервы в кулак, понемножку работал. Его превосходительство как раз повелел набрать список некоторых выморочных поместий побольше, которые предполагалось полностью взять в казну. При чем не просто переписать, а самолично создать нужный список. Конечно, при досмотре столоначальника Кологривова, и с некоторой его помощью, но тем не менее.
Что ни говори, а Макурину доверили работать, как полномочному чиновнику! И как бы теперь еще не под присмотром самого императора! Где-то он уже идет, а у него документ полностью не дописан. Мало ли что может быть. Люди — не автоматы, могут действовать совершенно по разному, а виноватым окажется опять самый младший.
И потому попаданец даже отвлекся от суматошной повседневности департамента. Пусть чиновные соседи суетятся и шепотом напропалую болтают, а он очень занят и не может. Ведь вся его репутация находится на кончике пера, ха-ха. И слова пишутся красиво и четко, одни за другими!
Чернила за кончике пера закончились, он приподнялся к чернильнице за очередной порцией и ненароком поднял взгляд, зацепляя фигуру перед ним уголком глаза. Пусть не перед столом, но смотрящую явно на него. Фигура новая для него, но почему-то очень знакомая. И взгляд от нее такой требовательный и даже жесткий. И почему-то все чиновники вокруг притихли.
Андрей Георгиевич, заинтересовавшись, уже полностью поднял лицо от бумаг на стола. Ах, по-моему, это император! Он только сейчас заметил. Точно, император! Это его довольно известный «взгляд василиска». Кто всерьез принимает, кто с сарказмом, но попадать под него не рекомендуется никому. И что в помещении, несмотря на многое количество человек, стало уж очень тихо. И за этой фигурой стоит его высокопревосходительство министр Подшивалов, скромный и почтительный, как обычный рядовой посетитель.
Нет, обязательно император Николай Павлович, правящий российский монарх! Вот ведь черт, как он так его не заметил-то!
Он только теперь заметил, как его столоначальник, весь в парадном мундире и орденах, стоит смирно и корчит страшное лицо, делая ему знаки. Ах, надо ведь встать и поклониться. Это ведь даже не вежливость, а элементарная почтительность. Все же его государь!
Попаданец встал, поклонился легко и изящно, как его учили и в XIX веке (практика молодого дворянина) и в XXIвеке (общий порядок вежливого человека). Было очень мало места из-за столов и людей, но он справился и показал всей своей фигурой почтительность перед монархом и одновременно благородную изящность молодой фигуры дворянина.
Раздались редкие, но громкие хлопки. Хлопал сам Николай I. Потом сам же и прокомментировал:
— Браво, господин Макурин! Я прав, Семен Семенович, это и есть ваш новый дворянин? Очень хорош!
— Да, ваше императорское величество, он самый!
Вложив весь свой опыт и артистизм, министр в нескольких словах сумел показать и радость за появление столбового дворянина в рядах чиновников министерства, и досаду за такую его невежливость от молодости и неопытности.
Император, похоже, немного гневается. Чуть-чуть, но он очевидно недоволен. И надо показать, что он, начальник этого чиновника, весьма негодующий. Хотя, нет, не весьма. Ах какой шалунишка. А ведь не наглый parvenu,дворянин из благородного рода.
Хотя Николай, видя изящество фигуры и молодость, породистые черты, явно видные на лице, ловкость и прекрасные манеры, так явно выделяемые от других чиновников, уже сумел убрать с лица недовольство. Нельзя было не простить молодого человека, столь увлеченного своей работой, что даже не заметил своего государя. Но ведь и что, он чиновник на своем рабочем месте, а император здесь неофициально. Ведь неофициально, господин министр?
Подшивалов, еще не понимая, гневается монарх или в добром здравии, на всякий случай просто ему поддакнул.
— Представьте его мне, Семен Семенович! — приказал между тем император весьма благожелательно и генерал-лейтенант за это уцепился:
— Ваше императорское величество! Кабинетный регистратор Макурин, Андрей Георгиевич. Потомственный дворянин и хороший, старательный чиновник. Работает в министерстве почти год, замечаний от начальства не имеет. Подшивалов зорким глазом старого военного увидел на столе Макурина бумагу, которую он явно только что перед этим писал и указал на это — Государь, обратите внимание, вот хороший образчик труда этого чиновника. Взглядом попросив в какой-то мере прощения у юноши, он взял со стола бумажный исписанный лист.
— Вот, повинуясь ВАШЕМУ приказу, я дал распоряжение некоторым чиновникам министерства создать список выморочных крупных поместий. Здесь работа у Андрея Георгиевича сделана примерно на четверть. Еще начало, но ведь и принялся он совсем недолго.
Николай взял бумагу в руки, быстро посмотрел. Действительно, документ только начинался. Заголовок и четыре поместья. Однако, как красиво и понятно все расписано. Не то что его делопроизводители.
— Скажите-ка, милый мой, — повернулся он к Макурину, — вы это уже пишите беловой вариант? Как красиво!
— Нет, ваше императорское величество, — отрицательно покачал головой Макурин, — вначале пишется беглый черновик, потом еще будут мои различны дополнения, важные замечания его превосходительства столоначальника Арсения Федоровича Кологривова, министра его высокопревосходительства генерал-лейтенанта гвардии Семен Семеновича Подшивалова. И уже тогда, если будет указание свыше, я стану писать беловую часть.
Он кратко сказал, понимая, что императору и без того известна работа его аппарата. И никаких эмоций его объяснений не вызовут. Однако, он немного ошибся, чувства Николай все же проявил. Правда, с другой стороны.
— М-да?! — удивился-возмутился император такому положению дел в министерстве, когда такие документы становятся черновиками! А он, самодержавный государь, обходится в своем государстве со столь плохо выполненными бумагами! Причем совершенно официальными!
Но вслух уничижительному разносу министра при его подчиненных он давать не стал. Подумал, глядя на Макурина и вдруг повернулся назад к своим свитским. Затем повернулся обратно, но уже с чем-то в руке.
— Работай также хорошо, и я в будущем твоих трудов не забуду, — сказал император ласково и торжественно вручил своей небольшой портрет. Или, правильно, все же миниатюру?
Андрей Георгиевич очень хотел посмотреть это, скажем так, изделие, на котором был изображен император, образчик творчества XIX века, явно в драгоценном золоте и бриллиантах. Но ситуация была совсем не ко времени. Вместо этого он, как и положено, рассыпался в благодарностях и заверениях в самоотверженном труде, раскланявшись в поклоне, в таком же изящном и обязательном монарху от дворянина.
— О-о! — не выдержал Николай и восторженно спросил, — какой учитель тебя так учил манерами? Немедленно его найти и наградить! И пригласить к моим свитским, пусть снова учаться! Андрей Георгиевич, конечно же, сказал бы об этом и только порадовался за работника городского дворца культуры Ларису Геннадьевну Родимцеву. Только жила и работала она в XXI веке, а в XIX столетии от нее даже бабушек и дедушек еще не было. Пришлось рискнуть и сослаться на покойного отца реципиента. Сам попаданец его не знал, зато министр Подшивалов, видимо, жил и воевал с ним довольно много в прошедшую войну. А вот как он скажет, что добрейший дворянин Мак — Урин совершенно этого не умел? К счастью, отец рецепиента или что-то мог или генерал-лейтенант гвардии за давностью лет всего не помнил, но он промолчал, только одобрительно кивнул.
— Жаль, что не встретился с ним раньше, — заметил император, помнивший, что отец этого молодого дворянина уже умер, — а манеры у тебя замечательные.
Он поощрительно кивнул Макурину и повернулся к столоначальнику, спросив какую-то мелочь. Кологривов почтительно ответил и все на этом завершилось. Чиновник должен был рад, что самодержавный монарх хотя бы обратился к нему. Император со свитой вышли из помещения. Лишь министр, одобрительно кивнув Макурину, на ненадолго задержался, жестом приказав столоначальнику выйти с ним. Остальных чиновников высшие чины вообще не заметили. Пока было совсем не до них. И, похоже было, их это и не тревожило. Опытные чиновники радовались, что их никто не ругал. Не министр, ни, боже упаси, августейший монарх. А пожаловать наградами если будут, то, как и положено, через своего столоначальника.
Не смотрели они косо и на Макурина, что он весьма ожидал. В XXI веке, как правило, выделение нечто вроде ценного подарка одному из них сразу же вело к массовому недовольству. Как так! Почему только ему! Работаешь, работаешь, а некие сволочи на этом зарабатывают!
Однако в XIX веке психология была значительно другой. Кабинетный регистратор Макурин, не имея высшего образования, получил внеочередно XIII класс, что немного, но уже выделило из общего ряда. Дальше все больше он показывал свою особенность. Особое подчеркивание вниманием столоначальника и награда орденом в первый же год службы, да еще какими — Св. Анны 2-ой степени! — еще больше выделило этого столбового дворянина. Монаршая милость окончательно отметила его в массе чиновников — он не наш, его вскоре выделят, даже может и августейше, и уберут. И что тогда нервничать?
А Андрей Георгиевич еще собирался нет, не нервничать, но, по крайней мере, беспокоиться. Понимал даже не разумом попаданца, а каким-то беспокойным желудком, что не надо подставляться спиной пусть и к маленьким людям. Ткнут ведь ножичком, даже если и не рискнут посмотреть в лицо. Зайдут и, выждав благоприятный момент, ткнут.
Но это XIXвек, милостивый сударь! Здесь маленький человек оказывался вдвойне маленьким человеком, даже если он и был вицмундире низших классных чинов. Людишки понимали, кто они и что им могут сделать. Вернее, что они не могут сделать. И хорошо это понимали, даже не пытаясь трепыхаться.
Если в будущем рядовые россияне в случае опасности или необходимости стучали в грудь или, хотя бы, писали кляузы, то пока, как правило, просто поднимали лапки и восхищенно закатывали глаза — им бы так! Может и не все были такие, но государственные чиновники точно.
Так что глубокоуважаемый Андрей Георгиевич, можете спать спокойно и творить свою успешную карьеру. Никто из чиновных соседей даже не пошевелится!
К тому же, Андрей Георгиевич после августейшего визита монарха, не знал, что и делать. И дело не в том, что когда он «соизволил появится в министерстве», как заметил один из очевидцев — чиновников, закатав от восторга глаза, Макурин единственно это никак не отметил. Как и то, что он наградил его своим портретиком.
Император, конечно же, высочайшая инстанция и чисто, как человек, он был страх божий. Но не более. Попаданец все-таки уроженец XXI века и его психология твердо отбилась от такого морального давления. Но теперь-то, что ему делать дальше? Сидеть пассивно он не мог, деятельная натура не могла просто так ждать и зеват. Куда бежать, кому стучаться? Ничего не делать — плохо, делать что-то — еще хуже. Первый раунд, судя по реакции столоначальника Кологривова он выиграл. А остальные? Так ведь можно и переиграть в черном свете. И хотя пожилой разум почти успокоился, но молодой организм волновался сам и третировал сознание разными гормонами.
Вот ведь еклмн! И Макурин почти грустно посмотрел в спину его императорскому величеству и его превосходительству. Ведь как, пришел, наградил в присутствии министра, а как-то нехорошо. Блин!