Первый раз в первый класс! (хотя бы в XIX веке)
Очередное утро, впрочем, началось, как и раньше — раннее, прохладное, сонное. Полина, поскребшись о дверь, своим чудесным голоском позвала:
— Андрей Георгиевич, сударь! Утро уже, маменька печь сегодня затопила жарко, чайник закипел, чай готов. Мы только вас и ждем!
Ого, если Полина не врет или, хотя бы, не преувеличивает, авторитет постояльца вырос до ого-го-го какой высоты! Осталось только встать и проверить. Тут ведь, какая специфика XIXвека — без электричества или газа, или, хотя бы такого чудесного устройства, как керогаза, еду готовить и чай кипятить оптимально можно только один раз. Печку топить целый день не будешь.
— Я проснулся, Полина, сейчас приду к столу, — громко сказал попаданец, сладко потянувшись. Ему было боятся некого и нечего. Он оказался практически дома!
Кое-как прибрался в постели, потом сел в нее. Осеннее петербургское солнце уже очевидно поднялось на небосклоне за тучами, хотя и не очень высоко. Питер, что ты хочешь.
Но все равно, для него это был большой эпический подвиг, встать около шести утра. Ведь в прошлой жизни он раньше восьми никогда не вставал! Правда, здесь был тонкий нюанс, при виде которого подвиг был не только большой эпический, но переставал быть подвигом, как таковым.
Это ведь он в прежнем теле так вставал, вXXIвеке. А новое тело XIXвека всегда поднималось относительно рано, как и полагалось нынешним аборигенам. Понял, дружише?
Так что хватит зевать и сидеть в постели, лучше посмотри в себя через зеркальный осколок. Тьфу, осколок зеркала. Так, по крайней мере, не зарос. В будущее время, в бытность взрослым мужчиной приходилось бриться аж два раза в день. И то женщины, целуясь, ругались, что колюсь, как мексиканский кактус.
А в этом теле сутки пробыл и ничего. Даже еще можно сутки потерпеть. Хотя сегодня, пожалуй, можно и побриться. Здесь проще, пусть и другие очень важные и необходимые проблемы. При виде холодной бритвы сразу начинаешь вспоминать о допросе с пристрастием и милосердное перерезание после оного. Бриться как-то сразу не хочется.
Зевнул, широко разинув рот, подумал, что невесть о чем думает. Для этого всегда, а, тем более в XIXв веке, имеются брадобреи. Решено, пойду на улицу по делам, побреюсь. Как XXI веке парикмахерская. Смысл один и тот же, просто волосы удаляются по разному и другие.
Умыл личико, а потом тщательно намылил и вымыл вонючим мылом руки. Гигиена прежде всего. Для этого времени, когда в обычной питьевой воде масса смертельных возбудителей, типа холеры и тифа, мытье с мылом уже не баловство, а жизненная необходимость. Так что надо бы еще и лицо вымыть с мылом же. Жаль только качество последнего желает быть лучшего. Так что руки вымоет с мылом, а лицо с надеждой.
А потом к столу, к чаю с лепешками, которые уже утром умудрилась напечь Авдотья. Правда, не без ничего, но остатки ветчины очень даже к ней подходили.
И все с чаем, пора на улицу, к хладу, к грязи, к текущим заботам. Перед уходом громко, для Авдотьи, напомнил Полине о необходимости уборки. В своей же комнате, нагло зажав девушку, негромко, почти шепотом, добавил:
— Я буду оставлять тебе каждую субботу по десять копеек серебром. Только тебе, без Авдотьи. Старайся, Полина!
Девушка и без этого не осмеливалась сопротивляться объятьям, мало ли обидится и перестанет давать деньги. А тут как он заговорил о новой порции так сказать жалованья, так она и совсем к нему прилипла. От нее не убудет, а молодой господин такой щедрый, может, еще добавит.
Однако, Андрей Георгиевич как раз почувствовал, что его молодое тело желает амурных развлечений на более высоком уровне и хотело бы пролезти под одежду девушки. Аж панталоны зашевелились. И поспешил отодвинуться «на пионерское расстояние».
Полина обидчиво поджала губы — в глубине души юный дворянин был ей интересен не только из-за денег, но и вообще как благородный человек и шикарный кавалер. Но зашла, почти не постучавшись, Авдотья, и Полина сжалась. Маман не только могла поругаться, но и дать пару болезненных тычков или щипков из-за неподобающего с ее точки зрения поведения молодой барышни.
А Андрей Георгиевич как ведром воды был облит. При чем холодной, со льдом. Накануне он своими опытными циничными мозгами считал, что молодой дворянин без чина, без поместья, даже без высшего образования, которое давало неплохую стартовую позицию для карьеры, не интересен. Оказалось, ошибался, на безрыбье и рак вкусен. Особенно, если между нем и ней произойдет казус и она превратится из девушки в молодую женщину.
В принципе, попаданец к этому был готов. Только любовь у них будет, а вот выгоды для него точно нет, и, значит, и в этой жизни он будет несчастлив. Нет, только не это!
Так что все, Полиночка, любим только глазами. Под горой колхоз, на горе колхоз… Мы с тобой, хоть и одной крови, но разных сословий.
Авдотья, не только успокоившись, но и прилично разочаровавшись, ушла из комнаты. Следом за ней торопливо вышел и Андрей Георгиевич.
Осенняя довольно-таки прохладная природа быстро остудила разгоряченное тело, и он уже по стариковски подумал не о девичьем теле, а о том, как бы ему не заболеть. Ближайшие эффектные лекарства сейчас располагаются в двух столетиях и вряд ли он туда дотянется. М-да.
Впрочем быстрый широкий шаг снова го разгорячил. Метро еще не было, как и трамваев и автобусов. Из имеющего транспорта оставались только пролетки. Легкие и удобные, но дорогие. При чем даже Андрею Георгиевичу не то что бы деньги было жалко, но как-то не лежала у него душа к данному транспортному средству. Что поделать, человеческая цивилизация настолько многогранна и велика, что даже наиболее удобный и спокойный век чем-то не устраивал.
Ничего, наш герой на молодых резвых ногах буквально пролетел три версты, успевая расспрашивать дорогу до искомого заведения. Народ был разный, больше неконтактный, чем разговорчивый, но Андрей Георгиевич нашел свою цель быстро, даже удивился.
Перед этим завернул до парикмахерской, где чаще брили, а не стригли. Но он, как водится, не только побрился, но и постригся. Так сказать, испытал полный парикмахерский комплекс услуг. А уже потом направился до искомой цели.
Сравнительно небольшой домик (по сравнению, например, с Зимним дворцом) с яркой для XIXвека вывеской с крупными «Аз, Буки» и мелкими «Школа языка» находился действительно на Мойке, почти у реки. Вот как, я почти сам дошел — удивился-восхитился попаданец, — все же потомственный петербуржец!
В домике с ним быстро разобрались, увидев, что он, во-первых, дворянин, а, во-вторых, уже немного грамотен и его надо не учить, а только доучивать.
Все это сыграло весьма двойственные последствия. Как к дворянину, к нему относились очень вежливо и предусмотрительно, учителя и учебные пособия были самые лучшие. А с учетом уже имеющейся подготовки, его сразу включили только в индивидуальное обучение, что, разумеется, приводило к более эффектным результатам, чем групповое.
Минус в таком подходе, прежде всего, заключался в цене. Если простонародье в групповом процессе обучалось, в конечном итоге, за полтину, в крайнем случае, за рубль, то он, российский дворянин, вынужден был за каждый урок отдавать по рублю. По РУБЛЮ, это ж в эпоху Николая Iого-го такие деньжищи!
Ладно, Господь сподобился, дал ему деньжат на первое время, а то ведь хоть караул кричи! А так, собственно говоря, у него возникла только одна и совершенно другая проблема. Анна, так звали его училку, планируя их сталинскую пятилетку, обозначила срок обучения — три — четыре месяца. За что он, благодарный, должен будет заплатить около шести рублей серебром.
Тут Андрей Георгиевич ее сразу обломил. Деньги у него были, даже такие огроменные. А вот времени не оказалось. И он тут не виноват, объективные обстоятельства такие. Придется школьный срок урезать.
Бедная невзрачная девушка оказалась в трудном положении и посмотрела на него, как ангела, оказавшегося вдруг чертом. Попаданец ее понимал. Женщине в XIX веке полагалось очень скудное жизненное пространство — кухня, церковь и, м-м-м, спальня (не ошибаюсь?). Она и так уже заступила красную черту, став учительницей. И, конечно, лезть в область руководящих указаний совсем не хотелось. Получишь невзначай по бедной башке.
Андрей Георгиевич ей помог. Для начала он с удовольствием, как она не отбивалась (не сильно), расцеловал в румяные щеки и, изловчившись, в губы. Потом выступил со встречным планом — пятилетку в четыре года. То есть они обучаться не за три, а за один месяц и за те же большие деньги.
Анечка еще более засмущалась, потрогала зацелованные щеки (не укусил ли, гад?), насупилась:
— Я не могу это решать, Андрей Георгиевич.
— А вам я дам премию в один рубль серебром, — посулил попаданец. Хитро подсказал: — если со мной все получится, ваше ведомство даже может предлагать новую облегченную форму обучения.
— Ах, ваше благородие, — вырвалось вдруг у девушки, — вам-то хорошо говорить, а я так тяжело сюда попала! Не очень-то хотелось бы потерять это место.
Андрей Георгиевич взял ее за подбородок и принялся смотреть прямо в глаза. Анечка смело поглядела в ответ и тут же отвела взгляд в сторону.
— Да она же элементарно боится, — понял он, — это в XXI веке женщина приравнялась к мужчине и азартно лается с ним. В XIX веке женщина еще только друг человека и ей можно твердо быть только любовницей или хозяйкой. А остальное приравнивается к ходьбе по тонкому льду. То ли будешь жить, то ли пойдешь ко дну текущей жизни, — Андрей Георгиевич ее понимал. Тяжело на дне в любом столетии. Охо-хо!
— Анна Гавриловна! — официально объявил он, — с такими предложениями выхожу я, представитель благородного сословия, а не вы. И говорить о своих требованиях буду САМ. Понятно, милостивая сударыня?
— А я? — вновь посмотрела она на ученика теперь уже вопросительно-смущенно, — как мне быть в таком случае?
— А вы всего лишь должны знать о моих намерениях, — холодно закончил он, — более ничего я от вас не требую.
М-да, как это не трудно для попаданца, но с простонародье в условиях XIXвека можно говорить только так — грубо, надменно и свысока. Особенно в чиновничьем Санкт-Петербурге. Иначе тебя просто не поймут.
С руководством этой школы он так и говорил — твердо и надменно. Его директор — мужчина уже в годах, но не из благородного сословия, хотя и в чинах, все прекрасно понимал. Он с ходу принял все предложения, ни в чем не усомнившись. Но и цену загнул — в два раза от стандартного дворянского!
К счастью, к этому Андрей Георгиевич был готов. Все-таки XXIвек! Немного пободались. В конечном итоге инициатива обошлась попаданцу только в четыре рубля серебром сверху (плюс один рубль серебром Анне). Она, правда, еще не согласилась на этот рубль, но он уже дал свое дворянское слово.
Во как! Андрей Георгиевич даже чуть не прослезился от своего благородства. А что? Он теперь дворянин и должен вести себя как полномочный представитель этого сословия! Быть, а не казаться, так, кажется писали в своих девизах дворяне?
В общем, рубль он не только заплатил, но и отстоял перед директором, как официальную премию за стремительность.
Сама же учеба Андрею Георгиевичу даже понравилась. Смущенная Анна Гавриловна, тем не менее, касаясь учебных дисциплин, была тверда и настойчива, давая примеры понятные и простые. Благодаря этому он буквально за несколько недель сумел не только понять язык XIXвека, но и сам сформулировать.
Узким местом, как он и предсказывал себе в своей учебе, была спецификаэпохи. Особенности фонетики, лингвистики, архаизмы слов. Особенно Андрей Георгиевич мешали две оставшиеся буквы от средневековья. Вот ведь Петр Великий, не к селу будет произнесено его имя. Реформируешь, так полностью, а не как попало и где попало!
Но ничего и это прошел! Заодно еще раз улучшил собственное рукописание. Мало что хорошо пишет. Будет прекрасно! В отсутствие печатных машинок и, тем более, компьютеров, писарь с замечательным почерком большой чиновник. Или, хотя бы, обязательный. Доказано в реальной истории!
Чмокнул свою учительницу. Так сказать бонус к серебряному рублю, который тут же отдал. Анна покраснела, но ничего не сказала. Поцелуйчики даже со временем стали приятны, а большего с Анной Гавриловной ее ученик не позволял — ни руками, ни похабными словами. Может, и жаль, ведь она тоже не железная!
Все учеба окончена! Последний диктант на право получения диплома школы он провел вместе со сборной группой, фактически половины выпуском. Здесь были люди разные, но, как заметил попаданец, только из дворян и примыкающих к ним учеников — мелких чиновников и богатых горожан. А люди из бедных слоев, значит, будут писать диктант отдельно? Вот же ж!
Андрей Георгиевич в прошлом (или будущем?) XXIвеке как-то читал в школьном учебнике, что средневековая Россия XIXвека — государство сословное и статус каждой личности определялся с рождения, а не в ходе ее деятельности. Исключение только было тогда, если человек вырывался в другое сословие, особенно эффектно — из простонародья в дворяне.
Тогда читал, теперь воочию видит. Спасибо, тебе, Господи, что изволил сделать дворянином. Пусть бедным сиротой, но из благородного сословия!
Подивившись и поужасавшись социальной дифференциации, попаданец сел… и обязательно за первую парту. Не из того, что ботаник и прилежный ученик, а потому, что из рода столбовых дворян! И, похоже, он чуть ли не единственный такой. Дворяне еще были, но из чиновничьих семей, второго или третьего поколения. Чернильное благородство на них только и перло.
Он один из настоящих дворян. Подумал горделиво и удивился. Откуда у него, попаданца демократического XXIвека такие спесивые мысли, от рецепиента? Хм, может быть, тело же от него, как и память!
Хотя, между прочим, благородство в эту эпоху стояло ой, каких денег. В их группе сам диктант и получаемый завтра диплом дополнительно стоили 75 серебром (3 рубля ассигнациями), а в простонародной группе все это стоило 33 коп серебром (1 рубль ассигнациями).
И еще его специально предупредили о возможных новых расходах, если он подтвердит свою степень на диктанте. Дело в том, что его общий уровень грамотности оказался пригодным для вручения диплома с благодарностью директора школы. Она будет выделена в особо выработанной пергаментной бумагой и станет заполнена специально приглашенным писарем. Все это станет стоить еще 1 руб серебром!
Для смягчения этой финансовой горести, тот же самый благообразный мужчина, который и оказался директором школ Василием Герасимовичем Кудрявцевым, между прочим, титулярным советником министерства народного просвещения (!). Так вот он сказал, что эти благодарности выдаются школой не каждый день и год и могут быть отмечены при служебной аттестации.
Вытащил из специальной сумки для принадлежностей (и попаданец не знал, и реципиент забыл, как она называется в XIXвеке) тетрадь с разлинованными листами, чернильницу с чернилами, перья, которыми пишут. В XIX веке давно уже были стальные перья, но в чернильной братии они все никак не приживались. Говорили по-разному, кто от консерватизма чиновников, кто из банальной скупости — гусиные перья стоили куда меньше, многие умудрялись получать их совсем бесплатно. А уж простонародье и вообще не мудрствовало. Подберет оброненное гусем перо и хватит. Птицы в России, слава богу, было всегда много.
В школе поэтому тоже настоятельно рекомендовали писать, по крайне мере, на первых порах, у них, перышками. Не следовало выделяться из общего круга россиян. Уже потом, набравшись опыта, можно было подумать и о железных или стальных перьях.
Опять же, ученики судачили, что причина здесь была в дешевизне. Письменными принадлежностями обеспечивали себя сами ученики, но в ряде случаев школа. А им не хотелось нести на себе дополнительные финансовые повинности.
Открыл крышку чернильницы. Ох, как он намучился с письменными принадлежностями XIX века, даже более чем с ятями и другими особенностями языка этой эпохи! Его учительница Анна Гавриловна, или, как он звал еще про себя, Анечка, сильно удивлялась этому. Обычно малолетние ученики, в общем-то, умели работать с перьями, учась писать. Не очень, конечно, хорошо, но основа закладывалась.
А тут взрослый человек не знал даже, как правильно взять в руку гусиное перо, не говоря уже о том, как заострить его или взять им чернила! Андрей Георгиевич ее понимал. Это как ребенок XXI века не знает, что такое смартфон. Ужас какой!
Попаданец набрехался, мол, трудное детство в поместье, почти голодное, низкие потолки. Мол, учился писать у малограмотного дьячка в деревенской церкви только грифелем или мелом, набравшись его в яме на окраине деревне.
Кое-как набросал лапшу на уши, чувствуя, что она довольно горячая. Сталинский энкэвэдешник все равно бы не поверил и еще дал в морду за вранье, но простодушная девушка наивного XIXвека проглотила, не поморщившись. И даже пожалела, погладив бедного мальчика, прошедшего такое трудное детство.
«Бедный мальчик» незамедлительно воспользовался физической близостью и чмокнул девушку в щечку, что, впрочем, не очень-то ухудшила общий итог.
И теперь он уже почти профессионально осмотрел перо, почистил рабочий кончик специальным ножиком. Он, между прочим, до сих пор называется и в XXI векеперочинным ножом. Для альтернативно умных, потому что им ПЕРО ЧИНЯТ.
Тетрадка сегодня была не нужна, для диктанта были выданы две специальных подписанных листа, где-то А4, — для черновика и для беловика. Тетрадка лишь подкладывалась под листы для мягкости.
Приготовился и спокойно стал смотреть на суетящихся учителей. Там их было чуть ли не с десяток, т. н. КОМИССИЯ. Все работающие в школе и подготавливаемые учеников в этом выпуске. На каждого из них приходился не один ученик. При чем не только в группах, но индивидуально. Даже его Анна, оказывается, вела еще одного ученика параллельно с ним. Андрей Георгиевич встретился с ним на этом диктанте. Разговора не получилось. Его молочный брат был писарьком в одной торговой кампании и откровенно перед ним лебезил. Попаданец видел таких и в XXI веке. Фу!
Вообще, вначале он совсем не хотел идти на диктант. Навыки он получил, Анну напоследок угостит в каком-нибудь чистом, но дешевым трактире для души. Потом вспомнил, что в бюрократическом XIX веке уже работала поговорка «без бумажки ты букашка, а с бумажкой, ого-го, человек!» И что в аппарате перед чиновным начальством как пить дать надо будет хоть какой-нибудь диплом. Ибо упоминание о домашнем дворянском звании хоть и принимается, но с ухмылкой. Типа низшего образования!
А уж на самом диктанте его пленила Анна. Если его ученик окончит обучение с отличием, или, как оно еще называется, на первом же ее выпуске, это сильно поднимет Анну в глазах товарищей. А может, и официально чего-нибудь перепадет.
И его учительница так на него смотрела, так его уговаривала не беспокоится и зря не оставлять ошибок, что он не выдержал. Пусть ее к богу! Напишет он диктант на все 100 %. м-гм, если где не махнется нечаянно. И компьютеры ошибаются, а он простой человек, хоть и знакомый с Господом Богом.
А вообще-то он, прежде всего, хотел проверить на комиссии свой улучшенный почерк и умение писать пером. Простым гусиным пером, макая в обычную стеклянную чернильницу! Глупый архаизм XXIвека, в XIXвеке как-то смотрится и не глупо. Как говорится, каждой эпохе своя особенность.
Еще несколько дней назад попаданец XXI века не то, что писать таким образом, даже представить не мог, чтобы он гусиным пером (бедный гусь!) что-то набацал. И ведь даже тело рецепиента не помогало. А уже сейчас, на диктанте, он привычно берет перо и рисует различные пируэты. Каково, а?
И все помощи Анны Гавриловны. То есть не то, чтобы, собственно, она, но ведь он ничего никого не скажет, правда ведь Аннушка?