— Ещё раз? — прошептала она.
— Нет. Теперь ты им не нужна, — с горечью ответил палач. — Она поменяла тебя на себя. Она намного более важная и весомая добыча, чем какая-то там душа ранга архитектор. Тем более с ошибкой в коде.
— Прости, — выдавила из себя архитектор.
— На что мне твоё "прости"? Знаешь сколько я её искал? — и скрутило, взвыло, пошло трещинами. — Сотни миров, тысячи жизней…
— Почему? — спросила она.
А что он мог ответить? Ничего. Ярость жгла безжалостно. Палач обречённо рыкнул, повёл головой, делая шаг назад.
— Ответь ей, давай, ава палач.
— Вер, — прошептала девчонка и ринулась было к нему. Но он сделал шаг из тени коридора на свет. И она застыла в изумлении. Это был герцог, но он был другой. Не было шрамов на теле и на лице кроме одного — рваная рана через глаз. Герцог ухмыльнулся.
— Ты… — прорычал палач, понимая, кто перед ним.
— Я… — кивнул он. — Что же ты, расскажи почему ты потерял такую трепетно хранимую тобой душу, первый палач.
— Вер… — непонимающе прошептала девица, так и не понимая, кто перед ней.
— Ава инквизитор, — прорычал палач, а хотелось сплюнуть. Нет, хотелось стереть в прах. — Первый из трёх.
— Что? — она обернулась на палача, распахнула глаза.
— Ты почти переписала мир, — тихо сказал инквизитор, обращаясь к девчонке.
Она снова посмотрела на него, потом едва слышно, обречённо ответила:
— Не знаю, у меня не получилось…
— Потому что ты хотела переписать и его, — и инквизитор кивнул на палача. — А его нельзя переписать — он целый.
— А ты не очень, — рыкнул палач.
Инквизитор ухмыльнулся.
— Бессильно рычать это всё, что ты можешь? — проговорил он спокойно. — Как обычно.
— Верни мне её. Это из-за тебя… ты забрал её.
— Нет, первый палач, это ты сам! Ты сам сделал это. Вспомни, — и инквизитор был прав, причиняя невыносимое страдание. — Её желание было смешным для тебя. Это ты сказал ей, что её удел разрушение, что она не сможет ничего создать.
И палач повёл головой, снова теряя себя, переплетаясь с воспоминаниями Рэндана, становясь таким же как он — честным, открытым, сочувствующим… человеком.
— Нет? — а первый инквизитор в лице герцога Шелрана продолжал уничтожать, каждым словом причиняя невыносимые страдания. — Да. Ты сказал, что она война и ты неотделим от неё, как и остальные палачи, которых тогда уже потерял. Ты запретил ей думать отдельно, словно она принадлежала тебе. Ты усмехнулся, унизив её мечту, которой у неё быть не должно. Ты потерял её до того, как я сделал её тем, что она есть. До меня. Ты оттолкнул её, а она пришла ко мне.
Палач взвыл:
— Инквизиторы забрали наших с ней братьев. А ты научил её создавать. Но на деле. Она страдала, когда создала то, что было обречено, — и он видел как ей было больно, пока она стояла посреди разрушенного почти до основания созданного ею мирка. — А ты всего лишь провёл эксперимент.
— Нет, — ответил инквизитор. — Это я был тем кто разрушил её мир. Я. Это был мой приказ. Её мир был хорош. Спокойный и открытый, немного наивный, но красивый. А я залил его кровью, отдав приказ на уничтожение. Ты прав, я хотел понять природу ошибки в её коде. Она не должна была стремиться к чему-то такому, но так отчаянно этого желала. Мне надо было понять. Совершенно новая ошибка.
И это было слишком. Его девочка, нужная, важная девочка. И его нетерпение, первый палач так не хотел, чтобы она менялась. И он нашёл её тогда, уничтоженную, разбитую и добавил…
— Но её неидеальность была откровением. Я понял это слишком поздно. В этом и был смысл, — проговорил тем временем инквизитор. — Идеальное стерильно и не имеет никакого смысла. Моё стремление к созданию идеального было ошибкой. Это и есть главная ошибка кода всей директории. А может и нет. Может сопротивление и есть основа всего. И инквизитор должен изучать, наблюдать, он не должен вмешиваться в процесс. Но я… Я сломал её мир. Я сломал её. И я никогда не прощу себе этого. Потому что… любил её.
И палач поднял голову и встретился с полным сожаления взглядом.
— Инквизитор не может любить, — отрезал он, ревностно. Как же странно — даже в теле Рэндана он ревновал Эйву к Верону. Даже это было для них троих неизменно.
— Как и палач! — был ответ. — Разве нет? Любовь противоестественное правильному чувство. Чувство стремления к кому-то, необходимость сплетения душ. Уродство в идеальном. Для продолжения жизни это не нужно, но оно появляется всё равно. Сколько не трави, не уничтожай. Настоящая любовь — это единственное чувство, что стремиться к создателю, тянется к вечному. И получается, что уродство основа всему. Ошибка — основа.
Инквизитор повёл головой и усмехнулся.
— Я понял это. И поплатился за это знание. Я был разобран своими же. Второй и третья инквизиторы раскидали меня по сотням миров, надеясь, что я никогда не смогу восстановить себя и я принимаю эту кару за то, что найдя в себе оборотную сторону любви — разрушение, я предал создание, которое любил так сильно.
Горечь в этих словах резала слух палача.
— И ты тоже подтверждение этого… сотни миров, тысячи жизней, — тихо проговорил инквизитор. — Ты ищешь её, твоё нутро зовёт её, тянется к ней. Создание, что было твоей душой, одно в нескольких. И ведь ты всегда находишь её. Вспомни все эти свои тысячи жизней. Ты всегда находил её и всегда терял. Фатальные ошибки, порой пустые и нелепые, ты разрушал связь, которая есть между вами. Это твоё наказание.
Его лицо исказила жестокая улыбка:
— И меня оно устраивает.
— Прекратите это, ава инквизитор… — а они кажется и забыли, что девчонка-архитектор всё ещё здесь. Она встала между ними, обратилась к первому инквизитору, плача. Прося. — Вер, зачем ты так? Пожалуйста. Это наказание не только для него, но и для неё… ведь теряя его, она страдает… ей больно как и ему. Очень больно. Она умирает каждый раз…
— Ему плевать, — прохрипел палач.
— Не надо… — прохрипел зло инквизитор. — Я тоже наказан. И не говори, что тебя не радует это. Я собираю себя. Некоторые мои части утеряны навсегда, и это сделали палачи. Уничтожили до основания миры, где была часть меня. И каждая моя жизнь напоминает мне о том, что я разрушен. Всегда… я такой, — и он указал на лицо.
— Палачи? Мои братья, которых инквизиторы перебрали, потому что были недовольны, искали ошибки, пытались наказать меня и третью? Или их копии? — взвился палач с болью. — А теперь инквизиторы поступят так же с ней. Ты же забрал себе часть её, у тебя есть её код. Призови её назад.
— Прости, я сделал слишком много копий. У меня ничего не осталось, — повёл головой инквизитор. — Это было до того, как я понял, что идеальное мертво. До моего падения, до разрушения меня самого.
— Вер… — девочка взяла инквизитора за руку. В ней скорее всего уже снова сплелось две сущности — архитектор и Шэйли.
— Ты начала переписывать мир, — посмотрел на неё инквизитор. — Но он не твой. Этот мир изначально был с ошибкой.
Девчонка нахмурилась.
— И ты переписала судьбы важных для тебя людей. Важных для Шэйли.
— Да, — она кивнула.
— А ты? — спросил инквизитор.