— И вот как-то непогода была, ветер ураганный, дождь сильный и холодный, они пришли от перевала, попросили ночлега, — и она снова повела головой, немного в сторону, места себе не находя и чувствуя безграничную вину за свою сердобольность. — Я испугалась, конечно, в доме ведь ни одного мужчины не осталось. Но разрешила, там в сенной поспать, хотя там не особо тепло, но и не на улице, конечно. Но они поблагодарили и больше не просили ничего. Я в ту ночь не спала совсем — боялась из-за них. Да и госпожа нервная была, вы же знаете, как на неё непогода действует, особенно гроза, — и Верон кивнул ей на это, потому что знал, что Ния действительно очень плохо реагирует на дождь. — Но ничего не случилось, они утром ещё раз поблагодарили и уйти хотели. Мы их покормили, потому что, ну, не по-человечески как-то голодными отпускать.
Горничная нахмурилась, снова вздохнула.
— А они пока ели, в зимнем саду затрещала крыша, из-за непогоды стёкла на крыше в нескольких местах лопнули, а под утро повалил снег мокрый, тяжёлый, вот они и посыпались. Мы так испугались, и госпожа. И в доме холод был. Потому что Киннан откладывал чистку дымохода, а потом заболел. Мы только в домашней части протопить смогли, а в господской нет. В домашней и жили, и госпожа со мной, — и Янра снова устыдилась. — И они предложили всё починить. И крышу сделали, и камин прочистили и мы смогли дом протопить целиком. А Рэнд с лошадьми так хорошо обращается. И Бэлт. Они вроде такие мне показались не плохими.
Горничная пожала плечами.
— Я решила, что раз мужчин нет пока, то может, пусть помогут. Они, пока не было холодов, на конюшне жили, а потом как стало совсем холодно, то я в кладовые их пустила, а дверь между ними и домом закрыла от греха. Но они никогда и ничего, — и она подняла на герцога полные слёз глаза. — Простите, ваша светлость, я понимаю — не надо было так, очень опасно это. Но мне было так тяжело, я тут одна крутилась, а потом… потом…
И Янра проморгалась, потому что слёзы ей было сдерживать уже очень сложно. И Верон унимал себя, хотя всё это было ему не особо интересно, но понимал, что прерывать её нельзя и придётся слушать весь рассказ от начала до конца, со всеми этими бесконечными заиканиями и “простите”.
— И я подумала, что как только кто-нибудь из мужчин в себя после болезни придёт, то я их отправлю, но Киннан совсем сдал, характер ещё хуже стал, чем был. Скандалить начал, — и она кивнула в сторону улицы, как бы напоминая об устроенном дворецким представлении. — И присутствие её милости его не останавливали. Злой стал, вздорный, пить начал всё время. И напугал её как-то, бедняжку, у неё случился срыв и такого давно уже не было. И я не знала как её успокоить, а Бэлт смог.
И она уставилась себе под ноги.
— Он её успокоил и я даже не знаю как, но просто подошёл, за руку взял, что-то ей сказал и она унялась. А Киннан на нас, на домашних, кидался, я боялась его больше, чем Рэнда и Бэлта. А садовник наш не пережил болезнь. А конюх стал руками слаб, совсем с лошадьми не мог. Сейчас он в городе живёт. И брата его младшего в болезни отправили куда-то то ли в Ласцу, то ли в столицу. Он не вернулся. Так Бэлт и Рэндан и остались, — Янра вздохнула, словно набираясь сил. — И госпожа спокойная, благостная. Она теперь лекарство днём почти не пьёт. Только на ночь.
— И она с ним засыпает? — уточнил Верон, потому что понимал, что скорее всего так и есть.
Ния после случившегося с ней ужаса не могла спать одна, ей было дико страшно оставаться в одиночестве и ложиться спать, поэтому кому-то приходилось сидеть с ней, пока она хотя бы уснёт, и лучше всего получалось у Верона и Иана, хотя последний это делал с большой неохотой. И для герцога было очевидно, что ничего сейчас не понимающая в приличиях старшая сестра, скорее всего, доверяя слуге настолько глубоко, засыпает тоже с ним.
— Да, ваша светлость, — выдавила Янра, теряя голос и становясь пунцовой. — Я пыталась быть с ней, но она не хочет. Но я по-началу была с ними, стояла в дверях, чтобы она не видела. Ваше право меня выгнать за это всё, но они хорошие, никакого зла от них не было. И Бэлт с госпожой очень внимательный и обходительный. Я никогда не замечала ничего лишнего, несмотря на то, что госпожа, она же, как дитя.
И Верон хотел выставить их обоих немедля, хотел.
Он позвал к себе мужчин, после разговора с Янрой, как только те вернулись из Хиита. И они были сдержанны и покорны, понимали своё положение — не спорили и кажется действительно ждали, что герцог выставит их вон.
Конюх был немногословным, хмурым детиной, действительно казалось опасным, если смотреть со стороны. Такого нельзя было злить, он не был увальнем-добряком, это был матёрый волчара, и он стоял перед герцогом спокойно, открыто, но при этом и с долей смирения.
Что до Бэлта, то этот был скромен и тих, когда Верон спрашивал — отвечал. И речь, которую слышал герцог, была довольно приятна, видно было, что мужчина образован, при чём образование это было не на уровне "умеет читать и писать", нет — у него была поставлена речь, у него были манеры и переодень его, вполне себе знатного рода молодой мужчина получится.
Но это не было на деле чем-то удивительным, потому что многие сыны знатных домов попали на войну и вернулись оттуда в разорённые дома, к пустой земле, не имея средств на существование и уж тем более на поднятие благосостояния своего рода. А не имея возможности восстановить дом, они теряли титул.
По закону королевства титул был привязан к земле и дому на ней, зачастую размер этого дома не имел значения, достаточно было того, что в нём можно было жить. И те, кто вернулся в опустошённые войною земли делали всё возможное, чтобы построить хоть какой захудалый домишко, дабы вернуть себе титул и место в обществе. Таких аристократов звали “худая знать” и таких было очень много.
Сам Верон чуть не стал одним из них, потому что хоть дом у него и остался нетронутым, но содержать его не было возможности, да и есть ли смысл в подобном, когда нечего есть?
Но главное, что его поразило и расположило к ним, в некоторой степени, — Бэлт попросил не выгонять их официально. Если надо уйти, то они уйдут, пусть герцог только прикажет. Но тихо, как бы сами, просто пропадут, потому что вдовствующая графиня расстроится, если герцог выставит их, а слуга очень не хотел её огорчать. Стоящий за ним конюх согласно кивнул.
Герцог Шелран решил, что пока оставит всё как есть, и мужчин выгонять не будет — здесь остаётся Иан, сестра будет под присмотром, а Верон съездит в столицу на свадьбу второго наследника, подумает как быть, и вернётся с готовым решением.
Но и тут всё пошло наперекосяк — церемонию отложили. И Ланира была права, потому что конечно священнослужитель скорее всего преставился. А значит отложено всё не на неделю, а на много больший срок.
И это было тяжело. В первую ночь Верон был с сестрой, пока она засыпала. Ланира дождалась его и устроила плановую истерику, что ей здесь будет скучно, что она хочет в город, что нечего носить, ведь наряды у неё только на свадьбу, и уж конечно они не подходят для того, чтобы в них расхаживать среди грязи, коней и деревенских, как она называла всех живущих в Хиите людей.
Иан на утро предложил конную прогулку. Как поиздевался — поездки верхом давались Верону с трудом. Из Ласцы в Хиит он решил ехать верхом, чтобы не быть в одном экипаже с Ланой и Шэйли. Ему было жаль девушку, оставшуюся наедине с герцогиней, но если бы он там был, то Лана наверняка сыграла бы какую-нибудь мерзкую сценку, чтобы развлечь себя и в очередной раз попортить кровь ему и Шэйли. Так что пришлось пойти на жертву и выбрать меньшее из зол.
Но прогулка… боги… мало того, что все болело, но он так усердно старался держаться от Шэйли подальше, потому что рядом с ней начинало внутри шевелиться что-то мягкое, полное нежности, что он уже давно и не помнил в себе, место чего давно заменили холодный расчёт, цинизм и злая ирония.
Но у Иана не хватало терпения на неспешный шаг, ему хотелось припустить коня, а не плестить позади, так что Верон вздохнул и остался с Шэйли, чем дал возможность брату делать, как ему хотелось. И в итоге стало тянуть внутри, заныло, застонало — размеры бедствия разрослись до невиданных размеров.
Верон закрывал глаза на отношения Иана и Ланы, но до свадьбы с Шэйли.
Правда надо было сказать, что, после заключения союза, младший брат очень старался быть хорошим и примерным супругом, он действительно, как видел Верон, нежно и с трепетом относился к девушке. Старался не обижать её и не задевать, но всё равно норов брал своё — Иана вот так, как сейчас уносило, только здесь в поля, а в жизни в разгул. И хорошо, что Шэйли была такой наивной, такой чистой в своих собственных мыслях, поэтому не думала о других плохо, смотря на них лишь через себя саму, а там было очень красиво, там всё не принимало уродство мира, не знало о нём.
Но самое болезненное для Верона было то, что его чувства к ней ни разу не унялись, не исчезли, не истлели со временем, как истлело всё вокруг, да и он сам прогнил в требуху.
Он избегал Шэйли, очень хотел, чтобы она не вспоминала ничего про детство и про него, потому что он сам хотел бы всё это забыть. И конечно из-за того, что тогда она вспомнит его слово, которое он не смог сдержать. А уж сколько времени прошло и как сильно он изменился, но вот это детское, чистое и не исполненное, обернувшееся невольным предательством, обещание, всё ещё тяготило его и тревожило.
И снимая её с седла, так не хотелось отпускать, утянуло водоворотом воспоминаний и горя, что испытал, когда потерял и не смог вернуть. Сердце так сжалось болью, что Верон испугался сам себя, потому что понимал, что чем дальше, тем сложнее будет ему себя сдерживать.
И о каких ещё приличиях может идти речь? Киннан прав — сплошной разврат и грех…
Вечером, до ужина, Иан влетел в библиотеку, которая здесь выполняла роль гостиной, а так же кабинета.
— Ты их не выгоняешь? — процедил младший брат, подразумевая конечно новых слуг.
— Пока нет, — как можно спокойнее ответил Верон.
— Ты шутишь?
— Иан, — устало повёл головой герцог. Второй день здесь, а у него уже ощущение, что столетие и никакого просвета, сплошные беды.
— Они непонятные, мутные, ты не можешь допускать их в дом, тем более до сестры! — почти кричал брат. — Ты с ума сошёл, Верон? Приличия, что уже значения не имеют?
— А вот сейчас пошутить изволил ты, Иан. Ты о приличиях заговорил? — и да, старшего Шелрана беспокойство не отпускало, но Ния действительно выглядела лучше и уж что говорить, но ему было плевать на приличия, если его сестре было впервые с той страшной ночи хорошо и спокойно. — Уверен, что готов поговорить на эту тему?
— Ладно, ладно, я понял! А что насчёт безопасности? Ты понятия не имеешь, кто они. Что они тебе сказали? Ты видел конюха? Он же вылитый каторжник, — Иан перевёл разговор на другой весомый довод. — Что от него можно ждать? Ты знаешь? Я вот нет и выяснять не хочу.
— Если бы хотели то сделали, когда нас не было. Они тут с осени, — заметил Верон. — И ты его похвалил сегодня. И я согласен — конюшня в идеальном состоянии.
— Потому что лучше уж он будет думать, что я доволен, чем обратное, не находишь?
— О, высшие и низшие, Иан, ты…
— Не смей, Верон, не смей, — и младший Шелран мотнул головой и по взгляду герцог понял куда всё это сейчас приведёт.
— Да, Иан, да, ты был прав, а я ошибся, — встал старший брат. — Да, но сколько можно? Я признаю свою вину! Но что это изменит?
— Хочешь сделать ещё хуже? — взвился Иан. — Он спит в её комнате!
— Да, Иан, потому что мы с тобой этого не делаем! — взорвался Верон. И его младший брат фыркнул со злостью, хотел что-то возразить, но лишь повёл головой. — Что? Нечего ответить? Да, Иан, да — сиди с ней, пока она засыпает, заботься о ней — гуляй, читай, корми, чтобы не нужно было думать о ком-то другом, кто сделает это за тебя или не сделает.
— Ты знаешь, что я делал бы это, но у меня служба, я не могу быть здесь. Да ты и сам, не очень-то стремишься, — стал выворачиваться младший Шелран. — А в городе ей невыносимо!
— О, конечно, служба, — развёл руками Верон. — Всё сводится к ней. Только это просто пустое оправдание. Ты отслужил своё, Иан, ты можешь уйти в отставку. И ты прекрасно знаешь, что в отличии от тебя, который даже смотреть на Нию не может, я не отказывался заботиться о ней. И если бы ты помогал мне, я жил бы здесь с ней, присматривал, пока ты работал бы в городе и занимался нашими делами. Если бы я мог положиться на тебя, Иан, мне здесь было бы даже лучше. Но я не могу, не могу.