И вот случилась эта охота ни за кем. Горничная и не сомневалась, что Иан невыносим, если его приковать к постели и запретить вставать — он сходил с ума и изводил всех, не имея возможности уехать, чего уж говорить о невозможности выйти вон из комнаты?
Она заметила рану на спине Рэндана и не надо было быть лекарем, чтобы понять, что рана серьёзная, а он даже не собирался сказать о ней. Эйва указала на неё и в итоге герцог попросил присмотреть за конюхом.
Конечно же Рэндан, уйдя к себе, не собирался ничего с раной делать — хорошо, если промоет водой, и как-то закроет повязкой, но скорее всего и того не сделает.
— Ты должен был обработать рану и лечь, — заметила она, встав в дверях, стараясь быть бесстрастной, но получалось не очень.
— Не переживай, ничего страшного, — отозвался он, глядя на неё исподтишка. Боялся сорваться, как получилось в сеннике, когда она пришла спросить про убийство, а в итоге ревела в него белугой, а он целовал её, как в последний раз?
— Не переживала бы, да не могу, — отозвалась она. — Мне приказали за тобой присмотреть. Ты его милости жизнь спас.
— Только поэтому здесь? — обижено буркнул конюх.
— Рубаху снимай, — приказала она, заходя внутрь. И да, скорее всего теперь они будут колоть друг друга нещадно, потому что или так, или пропадут оба, снова.
— Эйва, — упрямо мотнул головой мужчина. Прям как конь.
— Рэндан, — она склонила голову набок, давая понять, что тоже упрямая. — Там лекарь приехал. Я могу сказать, что всё сделала, а могу уйти, и к тебе его пришлют.
Он вздохнул и стянул рубаху через голову, а от горничной не ускользнуло то, что сделал он это с большим трудом, сдерживая себя, чтобы не реагировать на боль.
— Ложись, — сказала она, забирая рубаху, которую надо будет заштопать, если получится, или новую сшить, что было бы уместнее.
— Так делай, — ответил Рэндан.
— Хорошо, — вздохнула Эйва и поставила на табурет ящик, предназначенный для хранения лекарств и перевязочных материалов.
И она успела только рану обработать обеззараживающим и кровоостанавливающим растровом, как Рэндан не выдержал и сорвался.
Он развернулся к ней, и боль уже словно не имела никакого значения, потому что сгреб в охапку, а внутри у Эйвы всё сжалось, метнулось навстречу, и она знала, что будет только хуже, но так тосковала по нему…
— Не могу, Эйва, не могу, прости, нет сил терпеть, нет сил быть без тебя, шельма моя, прости меня, прости, не заслуживаю, знаю, но не могу… — он шептал это и целовал её, крепко прижимая к себе. И у неё не было сил на сопротивление, ни малейших. Руки её были прижаты между их телами и она просто сжала кулаки, но даже не пыталась упереться ими в него, оттолкнуть. Ей хотелось большего и может дело было в днях очищения, что уже почти прошли, а может просто…
— Рэндан, — простонала она с трудом, даже не понимая зачем сейчас произнесла его имя. В глазах его были слёзы, он уткнулся в её плечо.
— Лисичка моя…
И Эйва замерла, её сводил с ума этот мужчина — столько счастья, нежности и страсти, но рана от того, что он сделал, никуда не делась, да и не рана это была… он отчего-то расколотил её на сотни и тысячи осколков, казалось, что не собрать такое никогда.
— Простите? — позвали где-то в коридоре и Рэндан вздрогнул, нахмурился, отпуская Эйву, и вытирая слёзы кулаком.
Это был лекарь. Он потерялся в служебной части дома, смущаясь извинился, потом осмотрел возражающего Рэндана. Мужчина всё ворчал недовольно, что ничего с ним не случилось, что всё хорошо, но на это лекарь, мягкий и словно постоянно смущающийся меленький человечек, надавил на рану, и Рэндан взвыл, хрипло и надломлено, и было понятно, что ему намного больнее, чем он хочет показать.
Лекарь констатировал, что скорее всего в ребре у Рэндана основательная трещина, вполне возможно, что активность может привести к перелому, поэтому предписал конюху постельный режим. И Эйве подумалось, что для Рэндана это будет так же трагично, как и для Иана Шелрана.
После лекарь заявил, что надо зашить рану. “Шейте”, — буркнул на это конюх и Эйве пришлось сидеть рядом и помогать лекарю. Так случилось, что помогала она одной рукой, а вторую незаметно для лекаря сжимал Рэндан. А какой был у него взгляд, когда ей пришлось провожать лекаря, чтобы снова не заплутал, словами не передать.
Конюху прописали порошки от воспаления и Эйве нужно было делать перевязки. И да, она говорила себе, что это только из-за приказа герцога, но когда шла вечером в комнату Бэлта и Рэндана, чувствовала себя так хорошо, что стало отчаянно страшно, потому что влюблённость проходит, и женщина уже ощутила боль, что раздавила её, когда она увидела его с Юллин, что же будет дальше?
У Рэндана в тот же вечер случился жар. Он был невероятно горячим и сухим. Он открыл глаза потускневшие от горячки, когда она потрогала своей, как ей показалось ледяной, рукой его лоб.
— Шельма, — прохрипел он, едва слышно.
— И давно тебе так плохо?
— Это нормально, из-за шитья, — отозвался он. И понятно, что он наверняка много об этом знает.
— Холодно? Сейчас принесу одеяло ещё.
— Не уходи, — поймал её за юбку Рэндан.
— Я сейчас вернусь, — погладила Эйва его по руке.
Благо кладовые были здесь недалеко.
— Тебе надо порошок выпить, — предложила она, когда вернулась и накрыла его ещё одним одеялом.
— Не надо, само пройдёт.
— Рэндан, — вздохнула Эйва, высыпая порцию лекарства в стакан с водой.
Он прохрипел что-то, явно похожее на отказ.
— Если не выпьешь, то я уйду, — пригрозила горничная.
— А если выпью, посидишь со мной? — принял он игру с торгом.
— Посижу, — согласилась она.
Мужчина с трудом приподнялся на локтях и взял стакан из рук Эйвы.
— Давай, гляну что там, — и она указала на повязку.
— Не надо, завтра с утра.
Рэндан отдал стакан и, как только она поставила его на тумбу, была схвачена им, развёрнута и усажена к стене, а он положил ей голову на колени и обнял обеими руками.
— Что ты творишь? — кажется радостно возмутилась она.
— Чтобы ты не ушла, — прохрипел в неё Рэндан.
— Я же обещала посидеть с тобой, — покачала головой Эйва, но он только хмыкнул и вжался в неё сильнее, и ей захотелось плакать. Так это было искренне с его стороны, так просто и открыто.
Эйва ведь и вправду чувствовала, что он пытается справиться, не трогать её, раз она не разрешила, раз причинил боль. Она положила руку ему на лоб и замерла слушая его тяжёлое дыхание.
И не заметила, как уснула. Открыв глаза, поняла, что лежит в постели, обнимаемая Рэнданом, но при этом укутанная в одеяло. Неужели он сделал это, чтобы была между ними преграда?