- Тоже хлебнет горя, - мрачно отозвался Семен, обводя глазами свое убогое жилище. - Вон злыдни какие ему оставляю. Батраком будет спину гнуть, а то на заработки, на чугунку со мной пойдет...
Наперебой заговорили гости. Кабы земли побольше, может, и выбился бы в люди, стал бы крестьянствовать... Да где ее, землю-то, брать? Бог не подаст, Анненков-помещик добром не уступит. Так что не миновать Ивану трудных мужицких мозолей, горба на спине. Хоть бы кусок черного хлеба в избе всегда был, и то счастье...
- А если царя-то скинут? - сказала Ксения.
Серые, чуть запавшие глаза ее смотрели куда-то за окно, в дальнюю даль, как будто она видела там своего сына сильным, смелым, свободным...
Не обманулось материнское вещее сердце.
Часть первая. Становление
Глава I
От Харькова до небольшой станции, название которой значилось в проездных документах Полбина, было уже недалеко. "Один перегон - и вы дома, товарищ летчик", - сказал седоусый проводник, всю дорогу с уважением посматривавший на голубые петлицы единственного в его вагоне военного.
Поезд стал замедлять ход. Перед окном не спеша повернулась на месте и ушла назад металлическая мачта семафора. Колеса застучали на входных стрелках. Проводник отодвинул дверь своего помещения. В руках у него были свернутые в трубку сигнальные флажки. Улыбнувшись в усы, он сказал Полбину: "Приехали!" и громко объявил название станции остальным пассажирам.
Полбин вышел на перрон. Здесь, как и в Харькове, почти не было снега, землю стягивал крепкий февральский мороз. Гладкий асфальт перрона покрывала тонкая корочка шершавого льда.
Станционное здание было из белого камня, под кромкой железной крыши тянулся деревянный карниз с незатейливой зубчатой резьбой.
"Не больно важный вокзал. Похоже на наши Выры", - подумал Полбин, вспомнив маленький полустанок близ Ульяновска, откуда он начал свое путешествие.
У широкого окна, привалясь к стене, стоял молодой парень в форме железнодорожника. Он лузгал семечки, оставляя влажную скорлупу на нижней губе, и равнодушно рассматривал пассажиров. Заметив Полбина, парень оттолкнулся локтем от стены, вытер ладонью рот и спросил:
- Вам на аэродром, мабуть?
- Да. Как туда проехать?
Парень сказал, что до аэродрома можно доехать только на случайной автомашине. Туда возят со станции строительный материал. А проще всего пешком. Километров пять будет.
- Без гака? - с улыбкой спросил Полбин, вспомнив услышанный в поезде анекдот. Парень ответил серьезно:
- Та не. Точно. Ось за водокачку завернете, перейдете переезд, а там прямая путь. В степу, как на бугор подниметесь, сразу аэропланы видать будет...
Итти было нелегко. Ноги скользили на обледенелых кочках. В лицо дул резкий степной ветер. Но хотелось подняться поскорее на бугор, откуда, как сказал железнодорожник, откроется аэродром. Потирая рукой зябнувшие щеки и лоб, Полбин быстро шагал вперед. Сзади кто-то окликнул:
- Иван! Подожди!
Он обернулся. Раскрасневшийся, в распахнутой шинели и сбитом на затылок шлеме, перебрасывая из одной руки в другую небольшой чемодан, к нему бегом приближался Федор Котлов.
- Откуда, парнище?
- Из лесу, вестимо, - с радостной улыбкой ответил Котлов и махнул рукой в сторону станции,
Они всегда при встречах обменивались этими фразами.
- Здорово! - сказал Полбин, пожав холодную ладонь Федора. - Ты в каком же вагоне ехал?
- В хвостовом.
- Я наоборот. А куда ты на перроне девался?
- В буфет заходил. Чайку попить.
Полбин поставил чемодан на мерзлую землю и взял товарища за лацканы шинели.
- Застегнись. После чая простудишься.
- Да и не по форме. Верно? - рассмеялся Котлов. - Старшиной был, старшиной и остался.
Полбин улыбнулся. С Котловым его связывала давняя дружбу. Они вместе учились в Вольской теоретической школе, которую все называли просто "теркой", вместе окончили совсем недавно Оренбургскую школу летчиков. В "терке" Полбин был старшиной роты, в летной школе - старшим группы курсантов. Котлову, как, впрочем, и некоторым другим, не раз доставалось от старшины за нарушение формы одежды.
Теперь они были на равных правах: оба получили звание летчиков-инструкторов, и даже назначение им дали на один аэродром.
Котлов застегнул шинель на все крючки, поправил шлем.
- Хороша форма у нас, верно, Иван? - сказал он. - Только твоя шинель, кажется, лучше пошита...
- Старшине полагается носить хорошо пригнанное обмундирование, - ответил Полбин, который действительно любил одеваться с иголочки. - А ты как меня узнал?
- По походке. Она у тебя, знаешь, пехотинская, а не летная. Можно подумать, что ты никогда унтов не таскал.
Взяв чемодан и сделав несколько шатав, Полбин за говорил раздумчиво:
- Что пехотинская - неудивительно. Ведь я как-никак год в Богунском стрелковом прослужил. Щорсовский еще полк. Знаешь, какая строевая там была!.. А ты сейчас спрашивал на станции, сколько до аэродрома?
- Да. Пять километров.
- Верно. А от нашего полустанка Выры до Ртищево-Каменки было семь. Я каждый день пешком на работу ходил - туда семь, обратно семь, всего четырнадцать. И лет мне было тоже четырнадцать... Так что походка еще рабочая...
- Кругом четырнадцать, - сказал Котлов. - А ты помнишь, какого числа твой отпуск кончается?
Полбин остановился. Он сразу понял, куда клонит товарищ, и, опустив чемодан, стал расстегивать шинель.
- Сейчас посмотрю по документам, Федя.
Сдвинув брови, стараясь сохранить серьезное выражение, он извлек из бумажника отпускной билет.
- Гляди, верно, а? Прибыть к месту службы четырнадцатого февраля сего тысяча девятьсот тридцать первого года...
Котлов присел на чемодан.
- А сегодня какое, товарищ старшина?
- Сегодня? - Полбин наморщил лоб, делая вид, что прикидывает в уме. - Я выехал из Ульяновска двадцать восьмого. Значит, сегодня первое...