- Товарищ гвардии генерал-майор, разрешите?
Чтобы получше рассмотреть вошедшего, Полбин заслонил рукой свет лампы. В глазах его отразилось удивление. Он отодвинул стул и встал, расправив плечи и опустив руки к голубым генеральским лампасам. Тихо звякнули ордена на кителе, сверкнула золотая звездочка Героя.
- Штурман старший лейтенант Пашков прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы! - твердо произнес Александр уставную фразу.
- В отделе кадров были?
- Так точно, товарищ генерал!
Полбин еще раз отодвинул стул, взяв его за спинку, и, перекинув через себя провод телефона, стоявшего на подоконнике, вышел из-за стола.
- Ну, здравствуй, Шура. Здравствуй, штурман...
Они расцеловались.
- Не ждал, признаться, не ждал. Ты ведь писал раз в столетие. Все злился, небось? Характер...
В голосе Полбина был веселый задор, готовность спорить. Как будто не остались позади многие месяцы трудной войны, бои, в которых каждый из двух стоящих друг против друга людей мог сложить голову - и он, командир большого авиационного соединения, и прибывший под его начало молодой штурман. Именно такая мысль смутно промелькнула в голове Пашкова, и он с легкой обидой подумал, что Иван Семенович напрасно в первую минуту их встречи напоминает о той давней размолвке.
Полбин тоже увидел по нахмурившимся тонким бровям Пашкова, что намек ему не по душе. С лукавой усмешкой он взял шурина за локоть и усадил рядом с собой на потертый диванчик с выпиравшими пружинами.
- Ладно, вернемся к этому разговору через десять минут. А сейчас выкладывай все по порядку. Когда был у Мани? Дети как?
Александр стал рассказывать. Полбин часто прерывал его и требовал все новых и новых подробностей: какие отметки у Виктора по арифметике и русскому языку, какие именно песни поет Людмила и хорошо ли поет, велика ли ростом Галка, Галчонок.
Встав с дивана, он быстро подошел к столу и, то поднимая, то опуская над ним ладонь с крепко сжатыми пальцами, спрашивал:
- Такая будет, а? Или такая?
Потом сказал:
- Тут через дорогу у моей хозяйки девочка есть, однолеток Галкин. Я тебе ее завтра покажу, может, как раз такая...
В эту минуту порыв ветра качнул открытую оконную форточку, и на ее черном стекле расплылись крупные капли дождя. Полбин спросил:
- Что это - фронт или циклон?
И сам себе ответил: - Фронт. Ломается погодка.
Легким шагом он прошел по чисто вымытым половицам, открыл дверь и приказал дежурному вызвать начальника метеослужбы.
- Вылет завтра, - пояснил он, вернувшись к Пашкову и садясь рядом с ним. А у тебя перерыв в полетах какой?
Пашков ответил. Полбин подумал немного и, прищурившись, сказал:
- Если бы ты был летчиком, пришлось бы тебя повозить. С штурманом хлопот меньше. Александр принял это как вызов.
- Все равно летчиком буду, Иван Семенович, - запальчиво сказал он. - Не повезло мне только, что к вам попал...
Полбин перестал щуриться. Лицо его стало твердым и строгим. Глядя прямо в глаза Пашкову, он медленно проговорил:
- Будешь, Александр. Непременно будешь, если хочешь...
Потом рассмеялся, крепко сжал руку Пашкова выше локтя, слегка оттолкнул его от себя и продолжал:
- Люблю упорных. А скажи мне, кандидатский стаж у тебя уже кончился?
- Какой? - не понял Пашков.
- Партийный, конечно. Приняли?
- Есть все рекомендации.
- Вот. Кажется, ты еще комсомольцем был, когда просился в мой полк на переучивание. А теперь поговорим с тобой как коммунисты.
Опять налетел порыв ветра, дрогнула маленькая форточка, и за окном послышался ровный шум дождя. Полбин повернул голову.
- Слышишь? Переходная, весенняя пора. А что это для нас с тобой? Это полеты в сложных условиях - раз. Это затрудненная ориентировка на маршруте два. Это дополнительные трудности при отыскании цели - три. Чья тут роль возрастает? Штурмана - так, что ли?
- Штурмана.
- Правильно. А в это время я хорошего штурмана буду отрывать от прямых его обязанностей и, вместо того чтобы посылать в бой, стану вывозить на летчика. Имею я на это право или нет?
- А если из этого штурмана хороший летчик получится? - сказал Пашков.
- Не сомневаюсь, что хороший. Но ведь только получится. А штурман, опытный, воевавший, уже есть. И есть у меня молодые штурманята, которых надо учить, опыт им передавать. Как я должен поступить?
- Генералу виднее.
- Нет. Виднее тому, кто с полной ответственностью относится к делу, которому служит. С полной ответственностью. И с сознанием того, что самое важное - твой долг!
Полбин говорил тихо, не поднимая голоса, но Пашков тотчас же вспомнил его речь на партийном собрании. Горячая сила убежденности в своей правоте, в правильности принятого решения звучала в каждом доходившем до Александра слове. С ним говорил сейчас не Иван Семенович, родственник, а человек партии, командир, сознающий свою государственную ответственность. Таким помнили его и те, кто учился в школе, где Полбин когда-то был рядовым инструктором, и те, кто воевал с ним на Халхин-Голе, под Москвой, под Сталинградом. Таким знают его сейчас летчики, которых он завтра поведет в бой, идя впереди всех...
- Мне все ясно, - сказал Пашков и повторил вставая: - Все ясно, товарищ генерал.
После короткого стука в комнату вошел невысокого роста, широколицый майор. Держа в руках карты, свернутые в трубку, он доложил, что прибыл с метеосводками.
- Сейчас займемся, - кивнул ему Полбин и сказал Пашкову: - Иди. Приеду в полк, проверю на работе. А переучивание на летчика у меня проходить будешь. Вот только операцию закончим. Или войну, - добавил он с улыбкой.
Он вышел вместе с Александром и сказал дежурному:
- Гусенко, дайте посыльного, пусть проводит старшего лейтенанта на мою квартиру. А ты, штурман, шурин, Шурик, обсушись и попей чайку. Я долго не задержусь.
Александр резко вскинул голову. К чему этот каламбур в присутствии постороннего человека? Специально объяснить ему, что они родственники?
Полбин встретил его укоризненный взгляд с усмешкой.