несколько месяцев стоило воевать между собой, убивать друг друга ради
нескольких цепочек дезоксирибонуклеиновых кислот, лишая жизни и заставляя
чувствовать боль утраты у тех, чьих близких убили в общем-то ни за что.
И если флоралики добывали образцы растений для сравнения с теми образцами,
которые они собрали ещё несколько столетий назад - их редкий артефакт того
времени и нашёл в своё время Календжи Кулебато на заброшенной военной базе -
они изучали влияние последствий ядерной войны на флору, то действия металликов
были не понятны даже Кеб, как она сказала Алексу - смысла грабить флору
людей у них не было - растения были слишком однотипны и малоинтересны для
любой формы евгеники.
Слушая краем уха непонятные слова, вслушиваясь в интонации металликов
и флоралики, он начинал понимать, что никогда уже не сможет вернуться. Не в
свой дом, не в своё кресло, не на свою базу, а вообще никуда не сможет
вернуться. Прошлого больше не было, осталось только настоящее, завёрнутое
в красивые лепестки причудливых цветов и очень зыбкое будущее, которого он
не понимал и не видел.
И в этом будущем не он солировал. Не он подписывал приказы, не он
выбирал кого трахнуть или кого ударить - выбирали за него. Проклятье!
Даже сейчас решалась судьба его мира вот за этим странным столом
тремя странными женщинами, которые командовали какими-то там военными
формированиями. Они делили те жалкие остатки живого мира, которые не смогли
угробить предыдущие поколения людей - редкие и мало ценимые даже сейчас
растения, чтобы увезти их на свои далёкие планеты и там изучать.
Но внезапно Алексу пришла в голову одна мысль. В его положении он
всё же оставался единственным, кто мог если не противостоять противнику, то
сделать всё, чтобы оставшимся людям на Земле это столкновение с инопланетянами
принесло больше пользы, чем вреда.
В его размышлениях было много "но", но тем не менее, это было хоть
что-то, что вывело его из мрачного расположения духа, в котором он пребывал
последнее время.
Улыбнувшись, он поднял голову и стал внимательно вслушиваться в
странный и чужой диалект языка.
несколько километров к северо-северо-западу от руин Вашингтона,
Бесезда,
штат Мэрилэнд,
Восточные США,
Северная Америка,
12 сентября 2308 года,
13.21
Солнце висело высоко, на небе не было ни облачка. Едва заметный ветер
веял с юго-запада теплом и уютом. Даже мрачные руины городка, неряшливой
грудой древнего бетона черневшие чуть поодаль, не могли испортить погожего дня.
На иссушенной солнцем и ветрами каменистой почве змеились глубокие
и многочисленные трещины, упирающиеся во всех направлениях в изрезанный
эрозией холмистый горизонт. Осторожно, словно боясь провалиться, на землю
опёрся штангами опор небольшой военный вертолёт ВВС Восточных США, выкрашенный
в красный цвет. Открыв люк и свесив из вертолёта ноги, сидела Кристи Крепп,
задумчиво разглядывая оражево-коричневую пустыню вокруг. В её солнцезащитных
очках а-ля полицейский конца двадцатого века отражалась высокая фигура,