- Ты не считаешь, что я могла бы обосноваться в Европе?
- Нет. Быть может, ты не отдаешь себе в этом отчета, но ты связана с этими местами слишком крепкими узами. Твой брат закрепляется в Калифорнии, но он лишь повторяет то, что делал сто лет назад Мозес Локвуд.
- Я не считаю, что так уж это важно - где жить.
- А я считаю. Последние сто с лишним лет мы не имели отношения ни к европейцам, ни к европейскому образу жизни. А если вспомнить, что мы, возможно, принадлежим к роду Локвудов из Новой Англии, то - последние двести лет. Я, однако, не уверен в том, что мы к ним принадлежим, равно как не уверен и в противоположном. В какой бы части Европы ты ни жила, в глазах европейцев ты всегда будешь иностранкой. Всегда. И это обстоятельство с возрастом будет приобретать для тебя все большее и большее значение. Ведь ты - американка, и больше ничего.
- Я могла бы обосноваться и в Китае, если б вышла замуж за человека, который живет в Китае.
- В Китае я никогда не был, но жить тебе там, по-моему, было бы легче, чем, скажем, в Испании, Франции или Италии. В Китае уроженцы Запада обособляются в своих маленьких колониях, что в европейских странах встретишь не часто. Американцы в Китае никогда не ассимилируются. Как, впрочем, и во Франции и других европейских странах. Но там они жаждут ассимилироваться, что невозможно.
- Какие у тебя планы в отношении меня, папа?
- Планов - никаких. Надежд - много. Надеюсь, что ты полюбишь американца, выйдешь за него замуж и останешься жить в Соединенных Штатах. Предпочтительно на Восточном побережье, но и Средний Запад не так уж далек - всего одна ночь в спальном вагоне.
- У тебя есть кто-нибудь на примете?
Он немного подумал.
- Конечно. Кто-нибудь из тех молодых людей, которых я встречаю в клубе "Ракетка" и в деловой части Нью-Йорка. Но ты ни за что не воспользуешься моей рекомендацией - да и не надо.
- Я должна перед тобой извиниться. Почему-то я решила, что ты выбрал мне партию где-нибудь по соседству, поэтому и стараешься убедить в том, как хорошо в этом районе Пенсильвании.
- Нет. К сожалению, никого из молодых людей по соседству я не знаю. Есть друзья твоего брата, но я с ними не встречаюсь. В загородном клубе не бываю, а когда приезжаю в Гиббсвилл, то вижусь не с молодыми людьми, а с Чэпином и Мак-Генри. Джулиан Инглиш женился на дочери Уокера, и я рад, что он не стоит у нас на пути. Хотя тебе он всегда нравился.
- Когда мы были молоды - нравился. Да из-за него все девчонки голову теряли. Кроме Кэролайн. Но она-то как раз и вышла за него.
- Да поможет ей бог. Не наше дело осуждать кого-либо, но лично я считаю, что он недостоин такой девушки, как Кэролайн.
- Шарм, папа. У тебя ведь он тоже был.
- То, что ты применяешь этот термин ко мне в прошедшем времени, не очень-то мне льстит.
- Ну, хорошо. Он у тебя и сейчас есть. Но к нему прибавилось и еще кое-что.
- Что именно?
- Ну вот, например, что ты поранил себе руку. Мне это нравится больше, чем шарм. Я уже столько этого шарма вкусила, что мне его надолго хватит.
Они постояли молча. Потом он сказал:
- Видишь, как далеко простираются мои владения. При лунном свете насколько хватает глаз. Думаю, этого с меня достаточно.
- Достаточно?
- По-моему, да. Но если я удовольствуюсь этим многим или этим немногим, то, значит, во мне нет того, чем обладал твой дед. Я не так дальновиден, как он. Он и твой прадед видели на много миль дальше, чем я. Мой мир довольно узок, правда?
- Не знаю. Узок? - спросила она.
- Я начинаю думать, что да. Я. Ты. Моя жена. Мой дом. И мои владения отсюда до леса за фермой Швайбахера. Которая, кстати, теперь тоже моя. В общем, это не совсем то, что называют империей, верно?
- Слава богу, нет, - сказала она.
- Подожди славить бога. Твой дед Уинн хотел стать миссионером. Он им не стал, но это была его мечта. И если подумать, то миссионерская работа это тоже в некотором роде завоевания.
- В некотором роде - да.
- А его двоюродный брат Том Уинн был хозяином - извини за маленькое преувеличение - всего обозримого пространства. В Африке или Южной Америке он при той же затрате энергии приобрел бы несколько миллионов акров земли. Твоему брату не занимать энергии, и ты посмотри, какими делами он ворочает в Калифорнии. И в Мексике. Иными словами, Тина, это у тебя в крови. Тебе это передалось по обеим линиям.
- Что передалось?
- То, чего не хватает мне и чего не хватало твоему дяде Пену. Честолюбие крупной игры. Мое поколение лишено его, а твой брат - нет. Возможно, в тебе его тоже нет, но своим детям ты можешь его передать.
- Ты же накопил денег, - сказала она.
- Денег я накопил очень много и буду продолжать накапливать. Но знаешь ли ты, каким способом я собираюсь отныне зарабатывать большую их часть? Продажей пятицентовых конфет. Я не считаю это завоеванием или осуществлением честолюбивого замысла. Это - всего лишь пятицентовое кондитерское предприятие. Твой брат еще молодой человек, а уже затмил меня. Он бурит нефтяные скважины на дне океана. Играет с шишками в покер. Я же - маленький человек с мелкими страстишками, о чем узнал совсем недавно. Я очень рад, что ты порвала со своим путевым обходчиком.
- Но он очень честолюбив.
- Это он так думает. На самом же деле из того немногого, что ты о нем сообщила, я понял, что он во многом похож на меня.
- Слушай, папа, ты удивительный человек. Он действительно похож на тебя. Как ты догадался?
- Ты еще мало обо мне знаешь. Гораздо меньше, чем я мог бы рассказать о себе, если бы решил этим заняться. Скажу лишь одно: я узнал в нем себя. Он даже не перворазрядный негодяй.
- Но он им может стать. Так же, как, наверно, и ты.
- Нет. Ни твой приятель, ни я никогда не станем перворазрядными негодяями. Настоящему негодяю все равно, что о нем думают люди, а нам с ним не все равно. Мы можем делать пакости, но мы не хотим, чтобы о них знали другие. В этом смысле мой отец был больше похож на настоящего негодяя, чем я.
- А Бинг - негодяй?
- Ты застигла меня этим вопросом врасплох. Я к нему не подготовлен.
- Ну все-таки?
- То обстоятельство, что ты говоришь это в форме вопроса, а не заявляешь категорически, что твой брат не может быть негодяем, уже интересно само по себе. Ты немного тревожишься за него?
- Его письма говорят мне больше, чем он, наверно, предполагает, ответила она.
- Я предпочитаю писать открытки, хотя и посылаю их в конвертах. Стараюсь писать короче. Что же в нем тебя беспокоит?
- Наверно, то, о чем говорил ты. Только я бы это выразила, конечно, иначе. Это связано с честолюбием. С тобой и дядей Пеном. С историей семьи Локвудов.
- А о себе он что говорит?
- Сознательно или невольно?