- А я удивлялся, как это вы так быстро согласились, - сказал Рэй Тэрнер.
- Это сравнение сразу пришло мне в голову, - сказал Локвуд. - Правда, конфеты - не такая новинка, как эскимо, но у них свои преимущества.
- А именно? - спросил Тэрнер.
- Мороженое тает, конфеты же не требуют холодильника. Их можно ссыпать в кучу на прилавке табачного магазина, а эскимо - нет. Розничному торговцу не придется затрачивать на дополнительное оборудование ни цента.
Тэрнер с улыбкой взглянул на Боума.
- Вы повторяете то, что три месяца назад говорил мне Рэй, - сказал Боум.
- Что ж, я человек практичный, как и Рэй. Смотрю на вещи с точки зрения того, сколько можно извлечь из них денег. Но отчасти мой энтузиазм объясняется разговором, который был у нас сегодня с Пеном. После этой беседы у меня окончательно созрела мысль поместить капитал в предприятие подобного рода. Правда, это весьма рискованно, но все же есть смысл попробовать. Устал я от фондовой биржи.
- Не могу сказать, чтоб я устал от биржи, - сказал Чарли Боум, - но у меня появилась склонность играть на понижение.
Джордж Локвуд взглянул на него, прежде чем заговорить.
- Это потому, что вы предпочитаете быстрые дивиденды?
- Не обязательно. Иногда я не тороплюсь, если уверен, что это сулит мне прибыль, - сказал Боум.
- Ты уж признайся, - усмехнулся Тэрнер. - Все знают, что играешь ты обычно на понижение. Лично я думаю, что пять лет бума нам гарантированы.
- Начиная с какого времени? - спросил Локвуд.
- Да с теперешнего.
- Разумеется, вы имеете в виду биржевой бум?
- Да, конечно. Но я сужу по всему, что происходит в стране. Развитие. Новые промышленные предприятия. Цифры занятости.
- Но вы согласны со мной в том, что цены на акции непомерно завышены?
- Чарли тоже так говорит, но я - нет. Пусть даже и завышены немного экономика восполнит пробел. Если старина Калвин [Калвин Кулидж - президент США (1923-1929)] просидит в Вашингтоне еще лет шесть, бизнес будет процветать.
- Что ж, Рэй, я вижу, нам с вами придется избегать одной темы: биржевых спекуляций.
- Но вам-то грех жаловаться, Джордж. Вы нажили на биржевых спекуляциях большие деньги.
- Верно, и хотел бы продолжать наживать. Потому и вкладываю капитал в это кондитерское предприятие, хотя ничего в нем не смыслю. Но это все-таки дело. Наверно, разумнее поступили те, кто вложил деньги в недвижимую собственность во Флориде. Этим, по крайней мере, будет где найти последний приют.
- Насколько я вас понял, вы считаете разумным заниматься биржевыми операциями?
- Заниматься ими разумно, если вы готовы откровенно признать, что рискуете. И неразумно, если смотрите на дело иначе. В этом случае вы обманываете себя, а когда человек начинает заниматься самообманом, он становится неразумным. Во всех отношениях. - Джордж Локвуд невольно оглянулся на дверь, через которую вышел его брат.
- Хочу заметить, Джордж, что вы и в данном случае, возможно, обманываете себя, - сказал Тэрнер. - На сто пятьдесят тысяч долларов.
- Это не так. Я похож на того нашего предка, который открыл на конестогской дороге лавку. Тот рисковал и потерпел неудачу. Но лавку-то он все-таки открыл! Бизнесменом стал. Будь он более везучим, разбогател бы не хуже Асторов. Пускаясь в кондитерское предприятие, я, в отличие от нашего предка, не рискую своей жизнью. И банкротство мне не угрожает. Эти деньги я мог бы потратить на яхту, как это сделал бы Астор, но обладание яхтой не настолько меня привлекает. Я пошел на этот шаг потому, что хочу доказать свою правоту брату. Да и вам, Рэй, раз уж на то пошло.
- Джордж, тут мы с вами не согласны. Без спора не обойтись, - сказал Тэрнер.
- Споров-то я умею избегать, Рэй. Никогда не стремлюсь убедить кого-нибудь. А если спорю, то лишь в познавательных целях или ради развлечения.
- Надеюсь, сегодняшняя беседа помогла вам кое-что узнать.
- Благодарю вас, помогла, - сказал Джордж Локвуд. - Жизнь увлекательное предприятие. Двадцать четыре часа тому назад я поздравлял итальянских плотников с прекрасной работой, которую они для меня выполнили. И ничего из случившегося со мной с того времени я не мог предвидеть. Ровно сутки назад я даже не собирался ехать в Нью-Йорк.
Они условились встретиться на следующий день еще раз, и Джордж Локвуд пошел по Бродвею в контору "Локвуд и Кь". Смеркалось. Служащие в большинстве либо уже разошлись по домам, либо прощались друг с другом, собираясь уходить. Мэриан Стрейдмайер сидела на своем месте. Когда Локвуд проходил мимо, она сказала:
- Ваш брат просил передать вам...
- Что именно?
- Что вы и миссис Локвуд ужинаете у него дома завтра в восемь часов вечера.
- Благодарю вас, мисс Стрейдмайер.
- Вы сегодня были так нежны друг к другу, - сказала она.
- Да? Вам это показалось необычным?
- Да. Особенно когда вы под руку отправились с ним обедать.
- Пожалуй, это в самом деле выглядело необычно - по крайней мере, в конторе. Хотя вообще-то мы с ним очень близки. - Локвуд оглянулся на дверь кабинета брата и задумчиво добавил: - Я сделал бы для него, кажется, все.
- Очень мило, - сказала она и, понизив немного голос, прибавила: - Я передумала насчет сегодняшнего вечера, если вас это интересует.
- Я же говорил: в четыре часа. А теперь у меня уже нет времени.
- Ну, что делать, - сказала она.
- Не надо быть строптивой, Мэриан. Я не люблю строптивых женщин. Что еще вы хотели сказать?
- Ничего. - Она достала из ящика стола сумочку и вышла, не попрощавшись.
Локвуд зашел к себе в кабинет и закрыл дверь.
- Вот вы какая, мисс Стрейдмайер, - громко проговорил он. Потом сел за стол и продиктовал в диктофон резюме беседы с Тэрнером и Боумом. Кончив запись, вынул валик и спрятал в карман пиджака. - Не нравитесь вы мне больше, мисс Стрейдмайер. - Он постучал пальцем по диктофону. - Ни капельки не нравитесь.
Контора была пуста. Уборщицы еще не пришли. Он подсел к столу Мэриан Стрейдмайер и стал перебирать бумаги, стараясь ничего не сдвинуть. Ни в одном из ящиков он не нашел ничего достойного внимания. Потом он посидел в раздумье еще немного, встал и шагнул за стеклянную перегородку, где была бухгалтерия. Взяв с полки книгу с надписью "Жалованье", он положил ее на стол и раскрыл в том месте, где была запись о жалованье и премиальных, полученных Мэриан Стрейдмайер за все время работы в фирме. Потом закрыл книгу и уже собрался положить ее на место, но вдруг передумал и снова открыл. Теперь его интересовали данные о жалованье других служащих, и тут он обнаружил, что Стрейдмайер была единственной сотрудницей, не имевшей вычетов в счет погашения ссуд. Все служащие брали ссуды хотя бы раз в год. Несколько человек, получавших более скромное жалованье, брали чуть ли не каждые две недели. Мисс Стрейдмайер не взяла ни цента. Видимо, она отлично укладывалась в свой бюджет.
Джордж Локвуд, покуривая трубку, обошел все комнаты конторы, потом остановился, достал из жилетного кармана блокнотик в переплете из свиной кожи и с позолоченными уголками, раскрыл на нужной странице и направился к сейфу, стоявшему в комнате кассира. Найдя требуемую комбинацию цифр, он отпер сейф и распахнул дверцу. Потом взял ключ, висевший у него на часовой цепочке, и отпер ящик с надписью "Переписка о служащих". Достав личное дело Мэриан Стрейдмайер, он быстро разыскал перечень счетов из магазинов, которые, как это принято в торговой практике, требовали подтверждения фирмы "Локвуд и Кь". Молодая женщина, зарабатывавшая сорок долларов в неделю, покупала в кредит во многих фешенебельных магазинах. "Люсетта Шэй" - небольшой магазин готового платья для изысканной публики, на цены которого жаловалась даже Джеральдина Локвуд. "Майлстоун и Лей" - небольшой ювелирный магазин для изысканной публики, не нуждающийся в рекламе. "Кимиото и Кь", "Марчбэнкс лимитед". Бюро заказов на театральные билеты, "Парфюмер Эдуард". Все эти заведения расположены на Мэдисон-авеню и прилегающих улицах. О них знает только богатая, шикарная публика, любители дорогих вещей. На бланке "Марчбэнкс лимитед" даже не указано, чем занимается эта английская фирма.
Была половина седьмого, когда Джордж Локвуд закрыл сейф и отправился подземной дорогой в жилую часть города. Джеральдина лежала в ванне.
- Придется тебе выбираться, - сказал он.