- Вымой "паккард", Эндрю, а потом поезжай в Нью-Йорк. В гостинице "Рузвельт" тебе забронирован номер. Когда приедешь, позвони миссис Локвуд в гостиницу "Карстейрс". Без сомнения, у нее будет уйма вещей, которые надо доставить домой. Она скажет, в котором часу вы завтра отправитесь. Возьми "пирс-эрроу", он самый вместительный.
- Миссис Локвуд не любит ездить в "пирсе", когда далеко. Она жалуется, что в нем продувает.
- Без "пирс-эрроу" ей не обойтись. Если будет холодно, задерни боковые шторы. И захвати с собой побольше теплых вещей.
- Я думаю, что "линкольн" так же вместителен, если никто не сидит сзади.
- Это все, что ты думаешь? Надеюсь, сам-то ты не против, если обдаст чуточку свежим ветерком?
- Я нет. Да вот миссис Локвуд. Она против, - Эндрю улыбнулся.
- Чему улыбаешься?
- Только между нами. Она рассердится, если узнает, что я вам это рассказываю. Дело не только в сквозняках. Она жаловалась, что когда ездит в "пирсе", то выглядит старой - как те старые леди, что ездят в "пирсах" по Гиббсвиллу. Кроме того, эта машина ужас сколько жрет горючего.
- Кто это успел поговорить с тобой, Эндрю? Агент по продаже "кадиллаков"? Флиглер? Если да, то напрасно стараешься. "Кадиллак" я все равно не куплю. Так что скажи своему Лютеру Флиглеру, что из вашего заговора ничего не выйдет. Ну как, будешь ты мыть "паккард"? Поедешь в Нью-Йорк?
- Никто другой вам не предложит за "пирс" семьсот долларов, - сказал Эндрю.
- Не стоит он семисот долларов. И за "кадиллак" просят слишком мало.
- А миссис Гофман предлагают за ее "пирс" всего триста. Того же года выпуска, что и наш. Старой миссис Гофман.
- Сейчас он больше и не стоит. Брось, Эндрю. Может быть, ты и заработаешь свои два процента, но не на "кадиллаке". В моем гараже ему не стоять.
- Ну, как знаете, сэр.
- Что-то я хотел тебя спросить, да забыл за твоими разговорами, Джордж Локвуд стоял перед Эндрю, который, сняв ботинки, надевал резиновые сапоги. - Да, вот что: говорят что-нибудь об этом мальчике, который убился?
- Вчера вечером был суд.
- Ты имеешь в виду допрос у следователя?
- Да. В газете утром писали, что это - смерть от несчастного случая. Вчера были похороны. Я слыхал, вы на них деньги давали.
- Где ты слыхал?
- В городе.
- Это правда. Но людям ни к чему об этом знать.
- По-моему, вы хорошо поступили, - сказал Эндрю. - По закону не обязаны были, да для людей лучше.
- Я не потому это сделал.
- Понимаю. Поэтому и считаю, что вы хорошо поступили.
- Говори прямо. Что у тебя на уме?
Эндрю встал.
- Никто не может винить вас, и я не это хочу сказать. Но кое-кто поговаривает, что стена-де и так достаточно высока. Не было никакой нужды в пиках.
- Ясно. Что еще говорят?
- Больше ничего.
- А по-моему, было еще что-то.
- Да, было, но все в том же роде. Говорят, что не следовало вам ставить пики. Они и весной так говорили, и вот теперь, начиная со вторника, опять говорят. Что вы всю жизнь прожили в доме с низкой железной оградой - я ведь говорю то, что слышал. Это не мое мнение. Всю жизнь жили в открытую, на виду у людей, и вдруг решили строить дом в долине. Поставили высокую стену да еще сверху пики. И вдобавок ко всему снесли все постройки на старой ферме Оскара Дитриха. Один парень сказал: "Что это с ним стряслось, зачем ему захотелось прятаться?" - Эндрю помолчал. - Знаете, мистер Локвуд, я буду говорить с вами как мужчина с мужчиной. Я у вас работаю и доволен вашим отношением, поэтому защищаю вас. Но тут дело в другом.
- И спасибо, что защищаешь. В чем же тут дело?
- Вас-то мне нечего защищать. - Эндрю запнулся и с надеждой посмотрел на Джорджа Локвуда, как бы прося его помочь выйти из затруднения.
- Кого же, в таком случае, надо защищать, если не меня?
- Вашу жену, миссис Локвуд. Некоторые ее во всем винят. Вы-то прожили в этом доме всю жизнь, и родители ваши - тоже. Наверное, и отец ваш здесь родился. Вот люди и говорят, что новый дом, стена, пики на стене и то, что вы снесли ферму Оскара Дитриха, - все из-за того, что вы во второй раз женились.
- Но это моя идея - не ее.
- Конечно. Только есть люди, которых невозможно в этом убедить.
- Я и не собирался никого ни в чем убеждать.
- Знаю. Я передаю лишь то, что люди говорят. Вы мало знались с жителями города, но они к вам привыкли.
- Моя первая жена тоже с ними не зналась. Почему же должна якшаться эта?
- Но у той была причина: она часто болела, и все это знали. А теперешняя миссис Локвуд - сильная, здоровая леди. Я передаю вам лишь то, что говорят.
- Ты приехал сюда из Нью-Йорка, Эндрю. Тебе еще пало знакома жизнь маленького городка.
- Однако мне здесь нравится.
- Да, но ты не знал, например, что когда моя мать вышла замуж за моего отца и переехала жить сюда, то городские жители считали ее выскочкой, потому что она разговаривала только по-английски.
- Как это понимать, сэр?
- Она была родом из Рихтервилла, всего в десяти милях отсюда, и, кроме английского языка, знала еще немецкий. Но отец плохо понимал этот язык, поэтому она и разговаривала только по-английски. А горожанам это не нравилось. Они обращались к ней по-немецки, а она отвечала им по-английски. Они осуждали ее за все, что бы она ни делала. И знаешь почему?
- Ну, причин может быть много.
- Причина одна. Она была женой Авраама Локвуда, моего отца, который вздумал искать себе невесту в десяти милях отсюда. Теперь история повторяется. Но я рад, что ты за меня заступаешься. Полагаю, что и за миссис Локвуд - тоже.
- Еще как, - ответил Эндрю. - Одному парню даже по морде пришлось дать.