- Скажи на милость! Ты, может, думал, что мы в духовым оркестром выйдем тебя встречать?
- Ничего такого я не думал, и ты это знаешь, отец. Я заслужил наказание и, надеюсь, приму его как подобает мужчине. Но насмехаться надо мной, начинать разговор о каких-то подтяжках... Возвращать портсигар... - Голос Бинга дрогнул. - Право, отец...
- Ради бога, без слез. Час от часу не легче. То ругаешься, как извозчик, а то хнычешь, словно девчонка. Хочешь реветь - иди к себе в комнату.
- Больше не заплачу. Я уж говорил тебе по телефону и скажу еще: все отдал бы, если бы мог смыть это пятно. Лучше было завалить экзамен, чем обманывать.
- Или быть уличенным в обмане. Насколько я понимаю, однажды тебе это уже сошло с рук.
Сын в нерешительности помолчал.
- Дважды сходило с рук. Но я жалею, что не отдался на волю судьбы и не провалился.
- Верно. Если бы только провал, куда легче было бы устроить тебя в другое учебное заведение. Даже и обратно в Принстон дорога не была бы закрыта. А сейчас тебя не берут даже в Пенсильванский университет и в Бакнелл.
- Ты что, обращался и в Пенсильванский и в Бакнелл?
- Говорил кое с кем из знакомых. Правда, в Бакнелл можно - только не в этом году, а в следующем. У твоей матери есть родственник, он баптистский священник в Уилкс-Барре.
- Я не хочу ни в Бакнелл, ни в какой другой.
- Ах, у тебя свои планы. Можно спросить какие?
- Я еду в Калифорнию. Буду там работать.
- В каком-нибудь банке, конечно?
- Чего ты добиваешься? Так и норовишь ударить ниже пояса. Нет, не в банке. Отец одного моего товарища по общежитию оказался добрее, чем родной отец. Он берет меня к себе на ранчо. На следующей неделе поеду. Могу уехать и завтра, если уж на то пошло.
- Почему же не уехать? Я не держу тебя.
- Ты и не можешь держать. Надеюсь, мы видимся в последний раз. Прощай, отец!
- Подожди минутку, пока ты не совершил еще свой драматический выход. Тебя мать там ждет. Что ты ей скажешь?
- Скажу, что получил место в Калифорнии и что завтра должен ехать.
- Я спросил лишь для того, чтоб в наших ответах не было разнобоя. Это все, что меня волнует. Когда придешь наверх, имей в виду, что это, может быть, твоя последняя встреча с нею. Если ты долго пробудешь в Калифорнии.
- Как долго?
- Если пробудешь там год. Не расстраивай ее, иначе тебе придется отложить свой отъезд на несколько дней. Так что трагедий с ней не разыгрывай.
- И почему не может быть наоборот?
- Будь ты проклят! Не думай, что я это забуду.
- Ладно, - буркнул Бинг.
Увидев сына, мать сняла с головы чепец. Она сидела в кресле с высокой спинкой. На ней был халат, надетый прямо на ночную рубашку; ноги ее в домашних шелковых туфлях покоились на круглой ковровой скамеечке для ног. Быстрым движением пальцев она поправила волосы и протянула к нему руки.
- Иди сюда, Джорджи, дай я отшлепаю тебя как следует. Ну, поцелуй меня.
Он поцеловал ее и сел в такое же кресло, стоявшее по другую сторону камина.
- Кури, не стесняйся. Дай и мне немного дымка.
- Когда ты начала курить?
- Когда я начала курить? Ровно тридцать лет тому назад. Сигареты с яванским перцем курила, когда мне было четырнадцать лет.
- Разве тогда уже курили яванский перец?
- О, не знаю. Я пошутила. Никогда я не курила, а вот ты, я знаю, курил такие сигареты. Когда тебе было четырнадцать и даже меньше.
- Уже тогда знала?
- Могла ли я не знать? От тебя за целую милю разило. Ты ужинал?
- Нет.
- Голоден, значит.
- Не очень. В Рединге на вокзале поел устриц.
- Ты уже разговаривал с отцом, я знаю. Я слышала ваши голоса, только разобрать ничего не могла. Конечно, он очень расстроен. Но он отойдет. Ты ведь помнишь Чарли Ларриби? Впрочем, может, и не помнишь. Это мой троюродный брат. Он как-то приезжал сюда читать проповеди в баптистской церкви и ночевал у нас. Тебе тогда было три или четыре года - не больше. Так вот: он изрядно преуспел как пастор, пастор-баптист, и я где-то прочла, что он стал одним из попечителей Бакнелла. Тогда я посоветовала отцу написать дяде Чарли и изложить все обстоятельства, ничего не скрывая, и попросить его как христианина и священника...
- Знаю, мама. Отец говорил.
- Да? Я была уверена, что он скажет. Тебя зачислили на будущий год или, вернее, зачислят. Одним словом, возьмут. И ты получишь диплом. Всего один год, сынок.
- Не так уж важен мне этот диплом, мама. Довольно с меня колледжей.
- Я боялась, что ты так именно и скажешь. Но не торопись с решением. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что тебя берут в Бакнелл по протекции. Но куда бы ты ни поступил, тебе придется гораздо труднее, чем любому другому студенту. За тобой будут следить во все глаза, и первый же неверный шаг... одним словом, ты понимаешь. Но именно поэтому ты должен пойти учиться. Это - лучший способ загладить то, что произошло в Принстоне. Смой с себя это пятно. Бакнелл готов предоставить тебе такую возможность, и я надеюсь, что ты поедешь, получишь диплом и докажешь Принстону, что ты извлек урок из своих ошибок.
- Да, мама, я постараюсь смыть это пятно. Но не с помощью Бакнелла. Я уверен, что они предоставляют мне эту возможность с самыми благородными намерениями, по колледжей с меня хватит. Взгляни на мои отметки за годы учебы: я еле-еле вытягивал, и то не всегда. В прошлом году я ведь тоже жульничал. И вообще мне не следовало поступать в университет, зря только тратили время и деньги. Может, это и хорошо, что меня поймали, хотя жаль, что так получилось почти перед самым окончанием. Еще бы четыре месяца...
- Но, возможно, это и к лучшему. Если бы ты закончил нечестным путем, то неизвестно, как бы это повлияло на твою дальнейшую жизнь. Ну, так каковы твои планы?
- Отец Стива Кинга, с которым мы вместе жили, говорит, что у него есть для меня работа.
- В Калифорнии? Такая даль! Туда целую неделю поездом добираться, сынок.
- Я ведь даже в Китай готов был уехать, а уж сколько туда добираться, я даже и не представляю себе.
- Чем же ты будешь заниматься в Калифорнии?