- Об этом я позабочусь. Мы позаботимся. Пошлем телеграмму, как только что-нибудь выясним. Доброй ночи, ребята.
- Доброй ночи, сэр.
Выйдя на холод, друзья Энсона Чэтсуорта побродили бесцельно среди голых вязов, потом О'Берн спросил:
- Хочешь, пойдем ко мне?
- Пойдем, - ответил Джордж Локвуд. Он жил вместе с двумя студентами, Льюисом и Лумисом, но те не были его друзьями: хотя они делили общую комнату, близости между ними не создалось. - Вряд ли мне удастся заснуть сегодня, а тебе?
- Можешь устроиться в кресле с откидной спинкой. Ты должен поспать, Джордж. Чертовски трудный день выпал тебе сегодня.
Войдя к О'Берну в комнату, Джордж спросил:
- Ты, Нед, когда-нибудь пошел бы на это?
- На то, что сделал Чэт? Я думал об этом. Вешаться не стал бы. Потому, наверное, что Иуда Искариот удавился.
- У меня был друг в школе святого Варфоломея. Его отец дружил с моим отцом. Он покончил с собой выстрелом в голову. Думаю, если я буду кончать с собой, то выстрелом в сердце или приму яд. Вешаться тоже не стану. Особенно после этого вечера. Вид у него был ужасный. Нельзя так выглядеть.
- Он же не думал о том, какой у него будет вид.
- А я буду думать. А ты? Говорят, что, когда пуля попадает в мозг...
- Знаю, знаю...
- Нет, мне не безразлично, как я буду выглядеть. Надо, чтобы люди потом не шарахались от меня.
- Наверно, ты прав. Поэтому я и полагаю, что ни ты, ни я этого не сделаем. Да, Чэт оказался слаб.
- Но он был не глуп.
- Конечно. Только он не привык волноваться, не умел относиться к жизни так, как относимся мы с тобой. Не привык к невзгодам, поэтому попал в беду - и сразу сломался.
- Наверно, ты прав.
- Слышишь? Часы бьют полночь.
- Ага. Сутки кончились. Наступил понедельник. Начало недели. Но не для Чэта.
- Да, не для Чэта. Для него все кончилось.
- Ну и устал же я, черт возьми.
- Спи. Не борись со сном. Спи, Джордж.
- Попробую.
Когда О'Берн накрывал его одеялом, он уже спал.
На дознании их долго не продержали и вообще обошлись с ними вежливо, поэтому Джордж удивился, когда О'Берн, выходя из муниципалитета, сказал:
- Черт! Как я рад, что мы оттуда выбрались.
- Это было легче, чем я ожидал.
О'Берн осмотрелся вокруг и сказал:
- Вот что я получил по почте во вторник, уже после смерти Чэта. В конверт были вложены и те двести долларов, что я одолжил ему в субботу. Читай.
"Нед! Все ни к чему. Даже если я и достану денег, на этом мои беды не кончатся. После позора, который я навлек на своих близких, я не смогу смотреть им в глаза. Спасибо тебе за то, что ты был настоящим и верным другом. Прощай. - Э.Ч.".
Они стояли под уличным фонарем. Прочтя записку, Джордж Локвуд вернул ее О'Берну.
- Не знаю, хранить ее или сжечь. В некотором роде это - документ, сказал О'Берн.
- Да, но они вынесли заключение, единственно возможное по этому делу. Чэт повесился в состоянии умопомрачения - так, кажется, они это сформулировали. Ты поступил правильно, Нед. Если бы ты показал им записку, они засыпали бы тебя вопросами. Лучше дать этому делу заглохнуть.
- Да, если отец девушки будет молчать.
- Теперь уже нет смысла поднимать шум.
- А родные Чэта?
- Чикаго далеко от Нью-Брансуика. Не думаю, что он будет скандалить. Какой смысл? Если даже он приедет в Чикаго, родные Чэта ему не поверят. И в судах такие дела не разбирают.
- Жаль, что я не знаю фамилии этой девицы.
- А что бы ты сделал?
- Может, ничего бы не сделал, а все же нехорошо получилось. Представь себе: мы с тобой - единственные, кто знает, почему Чэт пошел на такой шаг.
- И слава богу. Пусть так и останется.
- Хорошо. Поклянемся? Торжественно клянусь, что я никогда не разглашу того, что знаю о смерти Энсона Чэтсуорта.
- Торжественно клянусь в том же, - сказал Джордж Локвуд.
Их верность клятве подверглась испытанию на следующий же день: обоих вызвали к профессору Риверкомбу.
- Локвуд, через несколько дней здесь будет мистер Чэтсуорт. Он потребует сведений. Считаете ли вы нужным что-либо мне сообщить?
- Нет, сэр.
- Совсем ничего? Я уверен, что вы знаете больше того, что показали на дознании.
- Почему вы так уверены, сэр?