- Из самой Филадельфии приехала, - сказал Джордж.
- И была влюблена в твоего отца.
- Не знаю.
- Зато я знаю. Это - та самая дама, что была тогда в летнем доме. Вблизи она даже красивей.
- Боже милостивый! Сколько же лет у них это продолжалось? Ну, тебе надо отдохнуть, Агнесса. Не принимай пока больше никого. Все от тебя зависящее ты уже сделала.
Она улыбнулась.
- Все от меня зависящее я сделаю месяца через полтора.
Признательность, которую почувствовал Джордж Локвуд к Марте Даунс-Викершем, была особого свойства. Это не имело ничего общего с ее приездом отдать последний долг его отцу и, в сущности, почти ничего общего - с ней самой. Все дело в том, что Марта нечаянно, сама об этом не догадываясь, открыла ему, что у его отца еще при жизни Аделаиды была, по крайней мере, одна любовница, а Джорджу Локвуду как раз этот предлог и требовался для оправдания своего собственного романа с Лали Фенстермахер-Брауер.
Брак Лали с Карлом Брауером, адвокатом из Рединга, был вызывающе скоропалителен, так как ее родители хотели, чтобы все как можно скорее забыли о Джордже Локвуде. Фенстермахеры не послали Джорджу даже послесвадебного извещения, но он узнал о венчании Лали из газеты "Игл", выходившей в Рединге, и еще из двух филадельфийских газет. В "Игл" был указан домашний адрес Карла Брауера, которым Джордж Локвуд и воспользовался однажды утром, когда вернулся из своего свадебного путешествия.
- Мне нужно видеть миссис Брауер, - сказал он прислуге.
- Миссис Брауер или мистера Брауера? Если вы его хотите видеть, то он в конторе на Пенн-стрит.
- Нет, дело, по которому я пришел, касается миссис Брауер.
- Сейчас я ей скажу. Входите.
Через несколько минут к нему вышла Лали.
- Доброе утро, миссис Брауер. Я от фирмы Вонемейкера. - Эти слова предназначались для служанки.
Лали растерялась, но служанка, замешкавшаяся в холле, не видела ее лица.
- Ах, от Вонемейкера. Пройдите сюда, здесь мы можем поговорить.
Он вошел следом за ней в гостиную - длинную узкую комнату с единственной дверью.
- Принесли образцы? - громко спросила она.
- Они у меня в кармане.
Она понизила голос.
- Ты в своем уме? Говори скорее, если тебе нужно что-то сказать, и больше сюда не являйся.
- Долго я не пробуду.
- Ты ведь женат.
- А ты замужем. Женат. И жалею об этом. Мне жаль не только себя, но и тебя.
- Какое мне дело до твоих семейных неурядиц?
- Ты отчасти повинна в этих неурядицах. Я не могу без тебя.
- Слишком поздно, Джордж. Я теперь замужем, и у меня хороший муж.
- А у меня хорошая жена, но без тебя я все равно не могу. И теперь я знаю то, что хотел узнать. Что и ты без меня - тоже.
- Нет.
- Да.
- Уходи.
- Еще не время уходить. Я еще должен показать тебе образцы.
- Ты с ума сошел!
- В некотором смысле - да. _Голубой будет несколько дороже зеленого, миссис Брауер_.
- _Голубой дороже? Я этого не знала_. Она пошла в подвал. Но ты уходи, слышишь?
- Уйду, но приду опять.
- Я не пущу. Велю тебя не пускать.
- Перестань, Лали. Мы же не дети. Это серьезно. Я ухожу, но не отступаюсь от тебя. Когда ты будешь готова встретиться со мной, пришли записку в Гиббсвиллский клуб.
- Встретиться с тобой? Где?
- Где угодно. Можно здесь, когда уедет Брауер. Приходится же ему иногда уезжать.
- Здесь? В этом доме? Прислуга живет у нас постоянно, она никуда не ходит.
- Уволь ее и найди другую, которая ночует у себя дома.
- Уходи, Джордж. Ты совсем рехнулся. Карл убьет нас обоих. Он любит меня.
- А я, думаешь, не люблю?
- Нет! Нет! Если бы любил, то оставил бы меня в покое.
- Если через две недели ты не дашь мне ответа, я опять приду.
- Не надо, Джордж, Пожалуйста. Не приходи больше.
Джордж вышел из дома и, ликуя, зашагал по направлению к площади. Ее слабость возвратила ему чувство уверенности в себе. Через восемь дней Лали прислала ему записку: "В четверг в девять часов вечера. Калитка в переулке, с другой стороны дома. Со стороны улицы не входи. - Л.".