- Пойдем наверх, - были ее первые слова, и она взяла его за руку.
Постель там была уже готова, комнату освещал прикрепленный к стене газовый рожок. Она развязала ему галстук и расстегнула верхние пуговицы белого полотняного жилета.
- Не надо, я справлюсь быстрее, - сказал он.
- Как хочешь. - Она села на стул и стала смотреть, как он раздевается. - Одежды на тебе - как на женщине. У меня и то меньше.
- Наверно, так оно и есть.
- А теперь я. - Она встала и расстегнула на себе платье из льняной ткани. Они снова обнялись, ее беззастенчивые порывистые движения возбуждали его.
- Пожалуй, нам лучше лечь, - сказала она и, расположившись на кровати, подперла ладонями груди, как бы целясь ими в Джорджа.
- Вообрази, что ты - грудной младенец.
- Уже вообразил, - сказал он.
Некоторое время она лежала, положив ему на голову руки, потом вдруг встрепенулась, не в силах больше сдерживать себя:
- Теперь сюда. Скорее. Ну, скорее же!
Джордж заспешил. Когда он овладел ею, она вскрикнула и произнесла что-то нечленораздельное, похожее на немецкие слова. В этот миг он с радостью подумал: как хорошо, что, когда Лали была еще девушкой и проводила с ним время в гостиной своего дома в Лебаноне, они ни разу не пошли дальше поцелуя! Хотя любовный экстаз прошел, она не переставала ласкаться, нежно целовала его губы, глаза, руки, грудь.
- О, я люблю тебя, я так тебя люблю!
- И я тебя, Лали, - сказал он, и это была правда.
Некоторое время они лежали не двигаясь.
- Я еще не видел тебя с распущенными волосами, - сказал он. - Ты чудесно выглядишь.
- Они закрывают груди. У тебя грудь голая, а у Карла - вся в волосах, словно в шубе, вывернутой мехом наружу. - Она улыбнулась.
- Чему ты улыбаешься?
- Ты подготовил меня для Карла, а Карл подготовил меня для тебя и ненавидит.
- Видимо, так.
- Ты избегаешь говорить о Карле, потому что не хочешь, чтоб я говорила о ней.
- А зачем нам о них говорить?
- Ты ее не любишь?
- Не надо, Лали.
- Ты ревнуешь меня к Карлу.
- Да.
- А я тебя - к ней... Он весь черный от волос, даже спина заросла. Я не люблю его, Джордж. А он и любит меня, и ненавидит.
- За что ему тебя ненавидеть? У тебя есть кто-нибудь, кроме меня?
- Нет, нет, нет! Никогда. Только ты. Я ему говорю: имей терпение. Имей терпение. А он - нет: едва переступит порог дома, как сразу - давай. Пойдем наверх, говорю я ему, а он уже не может.
- Неужели он...
- Да нет, у нас получается. Но я должна уже быть в постели. Если я в постели, то он прямо с работы - ко мне. Не раздеваясь. Имей терпение, говорю я ему, ведь не все же такие, как ты. А он похож на быка, да и хочет быть быком. Другие мужчины спрашивают его, когда у него будет ребенок, и он приходит домой злой. Хочет взвалить вину на меня, но знает, что я тут ни при чем, за это и ненавидит меня. И зачем это мужики его дразнят?
- Нехорошо.
- Почему ты пришел ко мне, Джордж?
- Соскучился.
- И я соскучилась. Но тебе, Джордж, тоже, может быть, надо набраться терпения.
- С ней?
- Да.
- Но разлюбить-то тебя я все равно не смогу, Лали.
- Она холодная?
- Я бы не сказал. Просто - не подходит мне.
- Она тебя боится? Как мужчину?
- Нет. Не в том дело.
- Скажи тогда, в чем. О себе-то я рассказала.
- Не хочу, Лали. Не принуждай меня говорить на эту тему.
- Разве можно принудить тебя к чему-нибудь против твоей воли? Сомневаюсь.
- Ты думаешь, я эгоист? Возможно, ты права.
- Я не считаю себя вправе называть других эгоистами. Это я - эгоистка. Назначила вот тебе свидание.
- Ты не эгоистка, Лали. Никому и в голову не придет назвать тебя эгоисткой.
- Ради встречи с тобой я уволила прислугу. И наврала Карлу. Сказала ему, что эта женщина лентяйка, а она совсем не лентяйка. Она хорошая работница, и найти такое место ей будет трудно. Но для меня это был единственный путь. Карл не любит оставлять меня вечерами одну, Джордж.