- Продавец заболел, - охотно объяснил он Энверу, - а я подумал, что народ испытывает неудобства, пошел к нему, взял ключ и теперь присматриваю за товаром.
Старик понравился Энверу, и он перешел на его сторону улицы, в тень. Сел рядом на чемодан. Спросил, знает ли Байрамова.
- Знаю, конечно, - обрадовался старик возможности оказать человеку услугу, - переехал он отсюда года три назад. А раньше его сын переехал, новую квартиру получил на Базарной, недалеко от Монолита. Он с детства подавал надежды на то, что известным человеком станет. Недавно в газетах про него писали...
- А куда сам Агамейти переехал? - спросил Энвер.
- Этого я не знаю, - признался старик, ему стало неудобно за свою неосведомленность, и дальше он говорил извиняющимся тоном, - слышал, что он снова женился, после того как первая жена умерла.
- Как женился? - растерянно спросил Энвер, - это наверное, не тот, кого я ищу. Тому уже больше пятидесяти должно быть.
- Так и есть, ему за пятьдесят. А что, в вашем селе не женятся в таком возрасте?
- Женятся... Иногда...
- Ну вот, и он женился. А где теперь живет - не знаю. Сын, манерное, знает. Ты сына найди, его легче найти. Рамиз его зовут. Значит, Рамиз Агамейти оглы Байрамов получается. Ученый. Тебе каждый скажет, где он живет.
- Спасибо, отец, - сказал Энвер.
- А что случилось? - заботливо спросил старик, - почему ты так опечалился?
- Деньги он мне должен, - сказал Энвер, глядя на воду, все еще текущую мимо, - много денег. Десять лет не отдает. Отец в могилу лег, теперь я за ними приехал...
- Кто бы мог подумать, - удивился старик, - такой почтенный человек был.
- Все вы почтенные в городе, - зло сказал Энвер и встал, не выпуская чемодан, - а отца бедного обманули... Где этот Монолит, или как ты его там назвал?
- Пойдешь вниз до троллейбусной линии, - расстроено сказал старик, - потом направо до Крепостной стены, а там спросишь, тебе каждый скажет... А на меня почему ты рассердился, сынок? Я тебе что плохого сделал?
- Ты ничего не сделал, отец, но сам воздух в этом городе такой, что все, кто живет здесь, отравляются злобой и хитростью.
Прошло еще несколько часов и стемнело, пока он отыскал в одном из новых домов по Базарной улице (она уже называлась по-другому) квартиру Рамиза Байрамова, сына Агамейти. На двери так и было написано: Р. А. Байрамов. На звонок послышались легкие шаги и женский голос спросил: "Кто там?"
- Откройте, - сказал Энвер, - я по делу к Байрамову Агамейти.
За дверью помолчали немного, потом тот же женский голос сказал, что Агамейти .Байрамов здесь не живет.
- Знаю, - сказал Энвер, - здесь живет его сын. Откройте, После некоторого замешательства женщина все-таки открыла дверь. Увидев Энвера, его деревенский чемодан, плетеную корзинку, она успокоилась и, отступив на шаг, пригласила войти. Энвер оставил чемодан в прихожей и проследовал за женщиной в комнату.
Как человек, окончивший десятилетку, прочитавший кое-какие книги и бывавший в кино, Энвер имел представление о том, как должна выглядеть городская квартира. Но все же блеск паркета и полированной мебели, роскошная люстра и картины на стенах несколько ошарашили его.
- Садитесь, - пригласила женщина. Ей было лет тридцать, она была хороша собой.
- Мне нужно узнать, где живет Агамейти Байрамов, - сказал Энвер, не обращая внимания на приглашение; он почувствовал, что голос его звучит грубо, но продолжал в том же тоне, - не знаю, кем вам приходится.
- Это отец моего мужа, - ответила спокойно женщина, как бы но замечая грубости Энвера. Она продолжала смотреть на него приветливо и с любопытством.
- Это отец моего мужа, - повторила она, - но я, к сожалению, не знаю его адреса. Я однажды там была. Это где-то в Салаханах. Но я точно не помню.
- А когда придет ваш муж? - перебил ее Энвер.
- Не знаю. Он иногда задерживается допоздна. А в чем дело?
- Мае нужен Агамейти или его сын, - сказал Энвер, не желая объяснять ей что-либо. Он чувствовал, что начал раздражать ее. И это доставило ему удовольствие. Вид этой квартиры,
этой сытой, холеной женщины, жены сына Агамейти, который обманул десять лет назад его доверчивого отца, тоже раздражал его.
- Так, - сказала женщина и нахмурилась, - странная манера у тебя разговаривать, молодой человек. Агамейти здесь не живет. Есть еще вопросы?
- Твое счастье, что ты одна в доме, - сказал Энвер, сдерживая внезапно нахлынувшую ярость, - был бы дома твой муженек, вы бы еще не то услышали от меня. Меньше надо жульничать, тогда с вами будут разговаривать вежливо.
Он взял чемодан и пошел к выходу.
Когда она закрывала за ним, он остановил дверь коленкой и, просунув голову, голосом, не обещавшим ничего хорошего, сказал:
- Я еще приду сегодня. Скажи своему мужу.
- Лучше позвоните, - слова Энвера смутили женщину и поколебали уверенность в себе, поэтому она снова перешла с ним на "вы", - зачем вам ходить попусту. Она назвала телефон, - хотите, запишу?
- Ничего, запомню.
Энвер спустился по лестнице, прошел через двор и вышел на улицу. Откуда-то издалека доносилась музыка. Энвер пошел на ее звуки.
Он прошел мимо сквера с памятником поэту Низами и свернул налево. "Поэтов любят, жулики", - со злорадством подумал он, на ходу разглядывая памятник, освещенный светом маленьких прожекторов.
Музыка доносилась из-за кустов, совсем уже поблизости. Пройдя еще с десяток метров, Энвер увидел за кустами площадку летнего ресторана и музыкантов на возвышении. Их было четыре человека. "Контрабас, труба, пианино, барабан", - определил названия инструментов Энвер и с удивлением подумал, что он неплохо ориентируется в городе и многое о нем знает, гораздо больше, чем можно было бы предположить.
Еще его удивило то, что никто не танцует. За столиками, тут и там, по краям площадки и между кустами, сидели люди. Три подвыпивших молодых человека в больших круглых кепках стояли в метре от оркестра и молча смотрели на него. Но никто не танцевал.
Энвер послушал музыку. В ресторан он не поднялся. Поставил поближе к стене чемодан и слушал музыку прямо с улицы.
Отсюда ему оркестр был виден не хуже, чем тем трем парням в ресторане, которые продолжали стоять, уставившись на музыкантов.
Четверка играла с увлечением, и в такт музыке под яркими светильниками ресторана носилась ошалевшая от света мошкара.
"Музыка это хорошо, - подумал Энвер через некоторое время, - но где я спать буду?"
Он отошел от ресторана и остановился у водяного ларька. В нем продавали мясные пирожки. Сколько стоит? - спросил Энвер.
- Там написано. Не видишь, что ли?
- А ты отвечай, когда спрашивают, - огрызнулся Энвер,- может, я неграмотный.
- Пять копеек.
Энвер вынул из пристегнутого булавкой нагрудного кармана рубашки свои деньги - пятнадцать рублей, завернутые в кусок газетной бумаги. Четыре из них лежали отдельно - на обратную дорогу, а три трешки и две рублевки были ему на еду и жилье.