- А чувство иконы - тоже от неурядиц? - перебил Бороздыка. - Я вам, лейтенант, если помните, в прошлый разговор объяснял, что у вас недоразвито приятие мистического. Вы ползете, а нужен полет. Вот в вашем кузене есть соборность.
- Почувствовали, или сам сказал?
- Такие вещи не расскажешь. Это есть или этого нет. В Алексее Васильевиче есть.
- Должно быть, - согласился лейтенант. - В Греции всё есть. Мне сюда, - кивнул на дом Сеничкиных.
- А мне дальше, - кивнул Бороздыка в сторону Садового кольца. Звоните. И запомните, я на выпады не откликаюсь. А по сути мы с вами единоверцы, - и Игорь Александрович двинулся к остановке троллейбуса. Вечером он был приглашен к родственникам Хабибулиной. Но, встретясь чуть позже с Ингой, ограничился простым: "сегодня я впопыхах". Бороздыка любил напускать туману.
- Ну и наплел, - бормотал меж тем лейтенант, поднимаясь мимо лифта по узкой, но довольно чистой лестнице. - Темно служи в полку. Тоже нашел Николая Ростова. А Ращупкин - хорош! Но, слава Богу, не с Ингой...
- А тебе разница? - тут же перебил себя.
- Разница, - сказал почти громко и позвонил в дверь.
7
Дядька стоял в столовой и допивал компот, сплевывая косточки в блюдце, которое держала тетка.
- Опоздал, брат. Раньше бы тебе прийти, - улыбнулся племяннику.
- Уже поздно, Вася. Торопись, - сказала тетка и подала мужу пиджак. Опоздаешь, - добавила, вытягивая у него из-за ворота салфетку.
- Я на минуту, штатское забрать, - сказал Борис. - Елизавета выехала.
- Ух ты! Поздравляю, - министр положил руку на плечо племянника, тетка сняла ее с курчевской шинели и сунула в рукав синего драпового пальто.
- Ну, что ты, Вася, как маленький? Борис еще придет.
- Я в отпуске, - сказал Курчев. Он прошел в кладовку и взял свой желтый кожаный чемодан, близнец того, что стоял сейчас на Переяславке, хотя куплены они были - один в Ленинграде, другой - в сельпо под Москвой.
- Подкинете? - спросил отпиравшего дверь дядьку.
- Давай, - сказал тот и хотел пропустить племянника на лестницу, но Ольга Витальевна и тут их разлучила.
- Езжай, Вася. Мне с Борисом побеседовать надо. Раздевайся, Боря.
Курчев с неохотой снял шинель, чувствуя неловкость, как в былые годы в деканате после прогулов.
"Полтора таксишных червонца не дала сэкономить! Может, шеф бы еще у магазина на Мещанке постоял". Идея потолочных обоев, на которых можно было намалевать какую-нибудь абстрактную чепуху, никак не покидала лейтенанта.
- Садись, - сказала тетка. - Или нет, пойдем.
Она повела его в соседнюю с ванной спальню, в которой лейтенант ни разу не был. Уходя или уезжая, Ольга Витальевна всегда запирала эту комнату.
"Золото у нее там или крест из алмазов?" - гадал когда-то Борис.
Спальня выходила во двор, но при двух больших окнах была необыкновенно светла. Мебели в ней было только две кровати, трюмо и два кресла по бокам низкого круглого столика.
- Садись, - толкнула его тетка, как первоклашку, в кресло, сама села во второе, но тут же поднялась и повернула ключ в замке.
"С чего это она? - подумал Борис. - Неужели гульдены хочет выдать, споловинив, понятно? Чёрт с ней. Половина больше нуля".
- Ты знаком с некоей Рысаковой? - вдруг спросила тетка.
- Нет, - не краснея ответил племянник, глядя в ее напудренное не старое лицо. - А кто такая? - тут же спросил, удивляясь своему спокойствию.
- Не притворяйся, пожалуйста. Ты ее видел у нас и даже провожал домой. Аспирантка Инга Рысакова.
- Ингу помню, а Рысакову нет. То есть не знал, что она Рысакова.
- Да. Рысакова, если не поменяла фамилии. Ее бывший супруг печатает Алешу у себя в журнале.
"Вот информация!" - подумал Борис и тут же согласился, что про Крапивникова слышал и даже однажды разговаривал с ним.
- А про нее что можешь сказать?
- Ничего. Красивая девушка.
- Девушка? Ничего себе девушка... Мужа отбивает.
- Василия Митрофановича?
- Не паясничай! Ты что, злить меня собрался? Лешку. Лешку у Марьяны из-под носа уводит.
- Скажите!
- Пойми меня, Боря. Я знаю, между нами большой любви нет. Но дядю Васю ты любишь и Алешка тебе почти брат. Пойми. Рушится семья. И ты знаешь, что это не простая семья. Ты знаешь то, чего никто не знает. Надька - и та не догадывается, а ты знаешь, - приглушила голос, хотя десятиклассницы не было дома.
- Пойми, Боря. Все это мне далось, - она сделала охватывающий жест рукой, намекая не только на квартиру, но и на семью, - ох, не просто. Ты маленький был. Ты нашей прежней жизни не видел. Ты не помнишь, какая я была и каким тогда был Вася. Васька... Что Васька?! Васька плотник был. Загульный плотник. Вроде... Ну, чего там...
"Это она про моего отца хотела сказать", - подумал лейтенант, но промолчал.
- Ты не знаешь, чего мне стоило поднять Васю. А Алешку? Ведь Алешка двадцати восьми нет, а уже доцент. Жареный петух не клевал Алешку. И вот тебе, пожалуйста, - теперь пристает ко мне: кто мой отец, да что мой отец? Да расскажи про деда. Иконы, видите ли, ему нужны. Собирать задумал. А тут вчера перед отъездом (слава Богу, уломала - съездить с Марьянкой, может, помирятся), вчера перед самым отъездом вдруг такое сказал, что до утра капли пила:
- Я, мать, еще, может быть, верну себе настоящую фамилию. Понимаешь?
- Сильно забирает!
- Представляешь, каково отцу?! Ведь Вася Лешке отец. Ну, согласна, Сретенский звучит красивей. Но ведь я сама уже давно Сеничкина - и ничего. Заслуженная учительница. А Сретенских где теперь сыщешь?
- Да вы не расстраивайтесь. Это он так, для фасону.
- Думаешь?
- Факт. Что он, пойдет в отдел кадров или, еще хуже, - в райком и скажет: "Мол, так и так, обманывал вас и партию. Никакой я не сын в ранге министра, а отец мой посажен еще когда, и дед мой вообще поп, а мать - дочь расстрелянного попа?" Чёрта лысого так скажет. Может, теперь не посадят, но доцента отберут и еще из партии вытурят. Очень он им нужен без ранга министра...