Странно, за время разлуки мы научились понимать друг друга без лишних слов. Раньше такого у нас не было.
- Слава Богу! – с облегчением выдохнула она. – Успела…
Какое-то время мы стояли молча, разглядывая друг друга. Да, это было самое тяжелое испытание перед постригом. В какое-то мгновение я готов был бросить все и бежать с ней. Но удержался. А она вдруг сказала:
- Ты должен знать, почему я тогда ушла…
Я попытался остановить ее, но она умоляюще попросила:
- Прошу тебя, выслушай до конца! Для меня это очень важно! Все дело в том, что Градов был моим первым мужем. Это он задумал всю ту затею с коллекцией, чтобы лишить тебя квартиры, и я вновь осталась бы без крыши над головой. Когда у него это не вышло, когда он понял, что я люблю тебя и осталась бы с тобой даже в шалаше, он решил погубить тебя. И погубил бы. Тот случай с машиной, о котором ты мне не рассказал – его рук дело. Это даже хорошо, что ты ушел в монастырь и никому, кроме Володьки не сказал об этом.
- Почему? В школе тоже узнали, где я, – возразил я. – Год назад сюда приезжала экскурсия из нашего города!
- Это потом! – согласилась Настя. – А тогда – здесь он не догадался тебя искать… А еще раньше, после твоего отъезда в археологическую партию явился ко мне и дал слово убить тебя, если я не поеду с ним. Ну что мне еще оставалось делать? Я и поехала. Надеялась на то, что сама, когда у меня появятся деньги, смогу устранить его. Да-да, не смотри на меня так! Как говорится, с волками жить, по-волчьи выть! И убила бы! Но он все время был начеку. А потом у нас родился сын… И вот только недавно, когда он немного подрос, я сбежала от него. Поменяла фамилию, имя, отчество, гражданство – теперь, если есть деньги, это совсем несложно, как видишь, перекрасила и вообще изменила свою внешность. И вот я здесь...
- Думаешь, он больше уже не найдет тебя?
- Надеюсь…
Настя умоляюще посмотрела на меня и, вкладывая в свои слова всю силу убеждения, всю свою любовь, с отчаянием сказала:
- Поедем со мной, а?
- Нет, – ответил я. – Завтра я умираю для мира, и даже имя у меня будет другое.
- Но почему, почему?! – простонала она. – У меня есть большой дом, скорее, даже небольшой дворец. Там будет место для твоей кельи!
- Настя, Настя! – пытался остановить ее я, но она горячечно продолжала:
- Ты не можешь жить без православного храма? Так я построю для тебя храм! И ты будешь проповедовать о Христе там, где о нем совсем ничего не знают! Разве это плохо?
- Нет, – ответил я. – Но у меня другой путь. Новым твоим соотечественникам можно для начала приобрести наши духовые книги и читать их. Прости меня, но, что бы ты сейчас ни предлагала, ты все равно не можешь мне дать больше, чем Бог!..
Наутро мы снова встретились. Уже в храме. На службе.
Увидев меня в клобуке и мантии, она низко поклонилась мне и спросила:
- Как звать-то тебя теперь?
Я не успел ответить, потому что меня начали приветствовать проходящие мимо монахи:
- Здравствуй, отче Тихоне! С постригом, отец Тихон! С началом новой жизни, отец Тихон!
- Значит, ты теперь – Тихон? – с полными слез глазами, догадалась Настя и, перед тем как уйти, прошептала: – Ну что ж, прощай…те!»
8
- Мам, здравствуй! Это я… - сказал он.
В церковном дворе Стаса остановил Григорий Иванович и протянул ему паспорт и билет:
- Держи и поезжай с Богом! Ангела Хранителя тебе в дорогу. Поклон родителям. Уверен, что все у вас будет хорошо.
- Спасибо! - обрадовался Стас, хотел сказать, что деньги за билет вышлет сразу же, оказавшись в Москве. Но Григорий Иванович не дал ему и рта раскрыть.
- Во славу Божию! – не заученно, а с особым чувством сказал он. И Стас понял, что все это сделано соседом не просто так. Может, и денег ему самому еле-еле хватало – он ведь пенсионер, и вставать ни свет ни заря не хотелось. Но он встал и купил этот билет, делая добро ближнему, как бы сделал это для Самого Христа!
Стас невольно даже порадовался за Григория Ивановича – ведь это же для его спасения, но деньги решил все-таки выслать.
В храме он с радостью увидел Соколова-старшего, который стоял, опираясь на костыли. На всякий случай позади него стояло кресло-каталка. Он хотел подойти к нему, но увидел отца Михаила и, побежав, протянул тетрадь.
- Ну что, изучил? – спросил тот.
- Да и, кажется, много понял!
- Ну, тогда иди и буди! – напутствовал его отец Михаил, и Стас во все глаза уставился на него:
- Как… вы ее тоже читали?
Священник с улыбкой взглянул на него:
- Конечно! А иначе ты думаешь, почему я не Макс, а отец Михаил?
- Тогда вы меня сразу поймете… - почувствовав, что теперь отцу Михаилу ничего не нужно долго объяснять и сбивчиво принялся умолять: - Я не хочу оставаться навсегда на мытарствах, я хочу исповедоваться – можно?
- Конечно! – разрешил тот. – Сам Господь сказал: грядущего ко Мне не изжену вон! То есть, идущего ко Мне не прогоню от Себя. Для этого и спрашивать не надо было, а сразу становиться в очередь. Вон за твоим другом!
Стас посмотрел в ту сторону, куда показывал священник и увидел стоявшего у аналоя, на котором лежали Крест и Евангелие, Ваню. Позевывая, он ждал начала исповеди.
Стас пристроился к нему и, в который раз, проверил: в кармане ли листок с грехами?
«Здесь!» – успокоился он. А то ведь уже и некогда было бы бежать за ним домой: отец Михаил вышел из алтаря, прочитал несколько молитв и кивком разрешил Ване подходить.
Тот подошел к аналою и начал перечислять свои грехи, виновато разводя руками, а потом, когда священник стал ему что-то выговаривать, оправдывался, еще больше помогая себе жестами…
Благословившись, наконец, у отца Михаила, Ваня направился к свечному ящику за записками о поминовении.
- Фу-фф! Еле допустил до причастия! – тяжело выдохнул он, поравнявшись со Стасом, и шепотом пожаловался: – Придирается ко мне отец Михаил… А ты что стоишь? Иди скорей, а то ведь уйдет!
- Вот это да! – ужаснулся Стас. – Если Ваньку еле-еле допустили, то что же будет со мной?..
Он поднялся на ступеньку, подошел к аналою и, почему-то глядя не на отца Михаила, а на небольшое распятие, на Христа, Который даже на Кресте раскрывал для него Свои объятья, не в силах ни лгать, ни изворачиваться, застыл…
Земля ушла из-под ног Стаса. Все смешалось у него в голове. Какое-то мгновение он даже не мог понять, где он, в каком веке и вообще – Никодим, Апамей, Теофил, Владимир Всеволодович, старичок-искусствовед, Викентий, Ваня, Лена, он сам – всё перемешалось… А когда вспомнил, что находится в храме, в двадцать первом веке, то не мог понять, кто перед ним – отец Тихон или отец Михаил…
Наконец, Стас словно очнулся и, не поднимая глаз, прошептал: