- Я совсем забыла передать: заходил к вам высокий бородатый господин, говорит - из Сибири. Сказал, что будет к вечеру...
- Спасибо, Надежда Яковлевна. Я сейчас ухожу... Если он придет, путь непременно подождет меня.
- А вдруг ему ждать придется долго? Что сказать?
- Не придется... Скажите, что у министра земледелия. Тот не задержит.
Министр земледелия - внушительных размеров мужчина с холеной окладистой бородой. Твердохлебов сидит перед ним такой неприметный, обыденный, и только глаза настойчиво, требовательно смотрят на министра. Хозяин кабинета говорит басом, добродушно посмеиваясь, а глаза отводит, прячет.
- Мы ценим ваш талант, богатый опыт, но сфера общественно-государственного служения, к сожалению, небезгранична. И что-либо обещать вам в данный момент, к сожалению, не могу.
- А что же тут обещать? Вы меня восстановите в правах губернского агронома. Я имею на то право - шесть лет отработал в Думе.
- Да, но вы были уволены раньше вашего избрания. Если не ошибаюсь - в девятьсот шестом году? За революционную деятельность?
- Я никогда не был революционером. Или съезд сибирских крестьян, который провел я, вы считаете революционным актом?
- Если съезд проходит по указанию властей, то нет. И потом, политическая окраска вашей деятельности в Думе имела определенное направление.
- Я не принадлежал ни к одной партии.
- И тем не менее.
- Вы не хотите восстанавливать меня в правах?
- Ну зачем же так категорично? Просто у нас нет подходящей губернии, где бы вы смогли развернуть во всю силу ваши организаторские дарования.
- Но одну из тех опытных станций, которые будут заложены на деньги, что я выхлопотал, - вы сможете доверить мне?
- О тех станциях говорить еще рано.
- Хорошо! Тогда назначьте меня на Саратовскую опытную станцию помощником директора по селекции.
- Ну что вы, Иван Николаевич, - широко улыбнулся министр. - Такого крупного ученого и помощником директора? Я сам бы рад был работать у вас в помощниках. Если вы читали мои статьи, то, может, изволили заметить - я пользуюсь вашими выводами. Весьма признателен...
- Не стоит благодарности. - Твердохлебов встал. - Честь имею!
На людной петербургской улице торопливо идущего Твердохлебова нагоняет лихач. Из коляски выпрыгивает Смоляков и кричит во все горло:
- Что, Иванушка, не весел? Что головушку повесил? - Обнимает Твердохлебова за плечи. - А я за тобой в министерство катал. Выручать... Го-го!
- Мерзавцы они! Мерзавцы! Я им двести тысяч на науку выхлопотал, а они же мне места не дают. Даже на станцию... помощником директора.
- Да плюнь ты на них! И на их двести тысяч. Мы тебе миллион дадим! И такую станцию отгрохаем, что на весь мир загудим. А земли сколько хочешь. Рожалая, сибирская... Э-эх, косоплетки за спиной! - Он обернулся к лихачу: - Эй ты, козолуп! Дорогу в кабак знаешь?
- В какой?
- Где цыгане.
- Известно.
- Ну, по рукам, что лича? - тискает он руку Твердохлебова.
- Обговорить надо.
- А вот там и обговорим, и отметим... - Они садятся в пролетку. Пошел!
И лихач срывается с места.
- Эй, чавеллы!
- Хоп! Хоп! Хоп! Хоп!
- Что ты?.. Что ты?
Поют цыгане, трясут плечами, звенят бубны.
А за столиком, в укромном кабинете, сидят Смоляков и Твердохлебов и не столько пьют, сколько заняты разговором.
- Так и отказал тебе министр? - спрашивает Смоляков.
- Если бы просто так... А то еще с издевкой, - отвечает Твердохлебов. Сидит, бороду поглаживает, говорит басом, добродушно посмеиваясь, а глаза отводит в сторону. Я не выдержал и сказал: честь имею!.. А за порогом выругался от бессилия.
- И прекрасно! - сказал Смоляков.
- Чего же прекрасного-то?
- А то, что послал их к чертям собачьим. И едешь в Сибирь. Я уж учуял, депешу дал, чтоб встречали. И цех для твоих образцов приготовил.
- Образцы у меня собраны... Только по Тобольской губернии около семисот...
- Я читал твои статьи о тобольских пшеницах. О чем говорить!
- Дело не только в пшеницах. Я хочу заложить линии и по кукурузе, по картофелю, по конским бобам, гороху, могару, сорго, свекле...
- Отлично!
- Я хочу провести агротехнические опыты! Влияние томас-шлака и селитры на урожай картофеля, влияние способов посева овса, сравнение урожаев смесей двух рас яровой пшеницы с урожаем чистой расы...
- Превосходно!
Кострома. Тот же самый дом Твердохлебовых на Нижней Дебре. Но теперь мы видим просторную гостиную с растворенными дверями на террасу. Обстановка довольно скромная. В гостиной сидят тетя Феня, Ирина, Муся. Сестры тихонько наигрывают в четыре руки на пианино. Тетя Феня слушает плохо, все поглядывает на террасу. Хозяйка Анна Михайловна с палитрой и кистями стоит у мольберта, набрасывает портрет худого длиннолицего молодого человека, сидящего в шезлонге. Тот курит и говорит, лениво покачивая ногой:
- Черт-те что! Не глаза получаются, а провалы, колодцы! Я пока еще живой.
- А я виновата? У тебя взгляда нет, Филипп, мысли!.. Или ты спишь?