- Прекрасно! А сейчас иди на собрание.
В актовом зале коммерческого училища собрались все учащиеся, педагоги на сцене за столом. Из-за стола встает строгая тетя Феня и произносит:
- Господа! Отечество наше переживает трудное испытание войной... От того, как будут вести себя ее сыны и дочери, зависит победа над коварным врагом. Это касается всех, в том числе и учащихся. Больше собранности, больше старания и ответственности. Помните, мы начали учебный год в военное время...
Веселыми стайками сбегают ученики с лестницы парадного крыльца. Здесь, неподалеку от училища, пристроился со своим огромным деревянным аппаратом и натянутым холстом с намалеванным озером и горами фотограф. Он зазывает пробегающих учеников:
- Аспада юноши и девицы! Античный горный пейзаж! Один момент, и вы перенесетесь навечно в голубые горы Кавказа. Подходите сниматься!
Мимо фотографа пробегают два парня и две девушки. Один из парней приостанавливается:
- А что, ребята? Сняться в такой момент. Война - и начало года!
- Фантастика!.. - кричит второй парень.
- Вы будете иметь удовольствие на всю жизнь, - говорит фотограф и, не давая им опамятоваться, тащит всех четырех к холсту.
- Вы потом себе просто не простите, если не сниметесь, - суетится вокруг аппарата фотограф, накидывая на голову черную тряпку. - Я вам сделаю вещь, вы сами удивитесь...
Ученики стоят возле холста... И только теперь мы замечаем среди них Мусю. Она все в том же сером платьице с кружевным воротником. Один из парней, почуяв на себе объектив, с улыбкой придвинулся к Мусе. Она тотчас же нахмурилась, надула губы и отодвинулась к подруге.
Так она и вышла на фотокарточке - с надутыми губами, наклоненная к подруге.
Фотокарточка стоит на ее письменном столе в знакомой нам комнате. Горит настольная лампа. Муся читает учебник, а рядом фотокарточка Ирины - она в белом чепце с красным крестиком на лбу. За окном мечутся снежинки, и белая мгла постепенно заволакивает весь мир. И видим мы бесконечные снежные просторы и холмы, холмы - не то борозды, покрытые снегом, не то могилы...
А за столом у окна все так же сидит Муся, читает учебник. Но теперь на ней накинута шубейка. Переворачивается страница - и вот к знакомым нам фотокарточкам добавилась еще одна - Василий в папахе, с медалью на груди.
Стук в дверь. Муся, словно очнувшись, встает, кутаясь в шубу, подходит к двери.
- Телеграмма! - Почтальон подает телеграмму.
- Откуда?
- Из Кургана. - Почтальон уходит.
Муся читает телеграмму: "На станции тиф". И больше Ни слова.
- Тетя Феня! - кричит Муся.
- Что случилось? - спрашивает тетя Феня, вырастая на пороге.
- У папы беда! Вот... - она протягивает телеграмму.
- Странная телеграмма, - сказала тетя Феня, прочтя ее. - Впрочем, Иван Николаевич ни слова не скажет. Это кто-то из рабочих.
- А почему Смоляков молчит? - спросила Муся.
- Он в Петрограде.
- Тетя Феня, я туда еду. Немедленно...
- В Кургане сейчас весна, распутица...
- Но я должна... Обязана!
- Хорошо, поезжай! Если застрянешь, попытаюсь туда вырваться.
Опытная станция. Весна. По грязной, оплывшей конским навозом дороге тащатся дровни. Лошадь идет еле-еле... Правит вожжами баба в нагольном полушубке. В дровнях сидит закутанная в тяжелую клетчатую шаль Муся. Вот и пристанционная усадьба, конюшня, дом... Но никто не вышел навстречу подводе. Даже Федот не вышел.
Муся встает с дровней и, оставив чемодан, бежит на крыльцо.
В просторной комнате на железных койках двое больных: молодая женщина рабочая-селекционер - и конюх Федот. Возле койки Федота сидит на табуретке в ватнике Иван Николаевич и пытается кормить с ложки больного.
- Иван Николаевич, не идет... В горле заслонка.
- А ты проглоти ее... Глотни, глотни. Она и откроется.
Скрипнула дверь.
Иван Николаевич обернулся, да так и застыл с ложкой бульона - на пороге стояла Муся.
- Папа!
- Тебе нельзя сюда!
- Папа! - крикнула она, с плачем кинулась ему на шею.
- Успокойся, дочка! Успокойся!.. Напрасно ты приехала сюда... Это же опасно.
- Нет, нет! Я не уеду от тебя, - плакала Муся.
- Успокойся, успокойся... Кто тебя вызвал?
- Телеграмма была от вас.
- Кто давал? Федот, не твой грех?
Федот с минуту тяжело дышал.
- Виноват, Иван Николаевич. Внучку посылал. Жалко мне вас... Вы уж три недели на ногах.
- А это тебя не касается! - сердито сказал Твердохлебов. - Твое дело принимать лекарство и еду...
- Муся, - слабо сказал Федот, - заберите вы его отсюда, Христа ради. Помрем мы все... Двое уж преставились... Ох-хо-хо... - Федот закрыл глаза.
- Не говори глупостей! А ты иди отсюда, иди... Расположишься в кабинете, - говорит Иван Николаевич.