— Итак, начнём. Примерно, десять, может двенадцать лет назад, с миром Марка Полоскова случилось что-то, что заставило его создать нейтронный поглотитель. Выслушав вашу теории по поводу чёрной дыры, я пришёл к выводу, что она действительно может быть уместна. Остановимся на ней, как на основной. Марк нашёл способ получения нужного количества нестабильных частиц из других пространств-проекций. Но для этого ему было необходимо создание нейтронных нагнетателей в двенадцати других мирах. Эти нагнетатели, будучи объединённые в единую сеть перенесут такое количество частиц в его проекцию, которое позволит справиться с некоей катастрофой в его мире. Но, вероятнее всего, уничтожит все остальные. И он попытался осуществить запуск первого устройства ровно два месяца назад. Что-то пошло не так, что заставило его поменять план. И десять дней назад, запуск очередного нагнетателя прошёл как по маслу.
Я перебил оратора, задав вопрос.
— Фёдор Геннадьевич, а что случится с проекциями? Почему они будут уничтожены?
— Как мне кажется, это не произойдёт в одно мгновение, но вселенные всё равно будут обречены. Через какое-то время работы нагнетателей, в данных проекциях нарушатся законы сохранения энергии и массы. Для восстановления, по сути, исчезающих нейтронов, у вселенной запустится механизм, который начнёт компенсировать недостаток нестабильных частиц за счёт протонов, которые начнут терять заряд. Что, в свою очередь запустит новый компенсационный механизм, возможно, за счёт электронов или других элементарных частиц. Что, в теории, повлияет на фундаментальные силы, являющиеся опорами наших вселенных. То есть, на мой взгляд, уничтожение проекции может продлиться и несколько миллионов лет, но дороги назад уже не будет. Поэтому, нашей задачей является, во что бы то ни стало предотвратить окончательный запуск нагнетателей.
Фёдор Геннадьевич попил немного воды, после чего оглядел свою схему и продолжил.
— Два месяца назад в нашей лаборатории прошёл первый или один из первых опытных запусков нагнетателя. Мы все занимались своим делом, но, в какой-то момент, эксперимент был приостановлен звонком на телефон Андрея. Андрей вышел из лаборатории, затем вернулся обратно. Я вспомнил, что у тебя был встревоженный вид, и ты попросил меня об аудиенции. Но эксперимент нельзя было останавливать, и мы перенесли разговор.
В этот момент Эдик воскликнул.
— Точно! Я тоже это вспомнил, а потом Андрюха пошёл прямо к нагнетателю, чтобы проконтролировать запуск третьей фазы. А после этого… Ничего не помню… Проснулся уже в новой квартире. Чёрт, что-то произошло тогда с нами.
— Именно! Но что именно, мы не знаем. Я вижу, что Андрей до сих пор ничего не помнит, верно?
Я неуверенно кивнул.
— Почти ничего не помню. Но мой последний опыт работы с нагнетателем, где вас не было добавил новые обрывочные воспоминания. Я уже видел эту картину с порталами в разные миры. И сны мне постоянно наводящие снились, их я тоже вспомнил. Мне кажется, что ещё немного, и я всё вспомню.
Фёдор Геннадьевич нарисовал знак вопроса рядом с моим именем и продолжил.
— Наверняка нам известно одно — на тебя нагнетатель воздействовал как-то по-другому. Что-то тогда в лаборатории случилось, из-за чего твой мозг как бы начал «чувствовать» запуски новых устройств. Именно эта аномалия позволила тебе нас собрать всех вместе.
— Я тоже кое-что вспомнила.
Я вздрогнул, как и все остальные в комнате. С нами говорила Марина. С закрытыми глазами, на диване. Эдик даже кружку чая выронил, которую взял с собой.
— Ты можешь гудеть перед тем, как говорить начинать? Я был абсолютно уверен, что ты спишь.
Лишь Фёдор Геннадьевич был спокоен и улыбался.
— Так и есть. Коммуникатор сработал. Марина действительно спит. На некоторое время она с нами, говорит из проекции, в которой она оказалась, кажется, три дня назад?
— Четыре.
А потом она изменила голос.
— Дух Марины услыыыышал ваас. Чего пожелаааетее?
На этот раз засмеялись все.
— Ну и дурёха ты, Маринка. Давай рассказывай, что ты там вспомнила?
— Андрею и правда позвонили во время эксперимента. Он вернулся бледный, попросил аудиенции Фёдора Геннадьевича, а когда тот отказал, шепнул мне на ухо, что эксперимент необходимо остановить. Он что-то узнал тогда по телефону. Что именно — не знаю. Но это очень сильно его испугало.
— Вот это интересно. Но пока всё равно не даёт нам никакой информации. Допустим, ему позвонил какой-то доброжелатель.
— Это был Полосков.
Фёдор Геннадьевич удивлённо вскинул брови, повернувшись ко мне.
— Полосков? Ты уверен?
— Да. Я не помню, о чём мы говорили. Но я точно знаю, что это был он. А потом я его встретил в больнице. Он, как и я, смотрел на вас троих. И уже после этого, он что-то сделал со мной. Я пытался вспомнить, но так и не смог. Помню лишь, что очнулся потом в новой проекции и был полностью уверен, что являюсь её частью. Совершенно ничего не помнил о жизни до неё. А десять дней назад память постепенно начала возвращаться. Из-за начала запуска нагнетателей.
— Отлично. Думаю, завтра ты окончательно всё вспомнишь, попридержи это знание, пусть будет козырем в рукаве. Марк до сих пор уверен, что ты обо всём забыл. А я уверен, что завтра нам придётся с ним встретиться. У последнего нагнетателя. А ещё я уверен, что он пойдёт до конца.
— Я тоже в этом уверен.
Фёдор Геннадьевич вновь повернулся к доске и нарисовал вторую линию от Марка ко мне.
— Так, мы, хоть и по делу, но немного отвлеклись. Первый нагнетатель был запущен два месяца назад, остальные — в течение последних девяти дней. Завтра будет запущен двенадцатый. Марина уже находится в последней проекции, все остальные попадут в неё завтра. Мой план подразумевает определённую долю риска для всех. Но отказаться сейчас мы не имеем права. Простите, выбора не будет, мы не в той ситуации.
Фёдор Геннадьевич подождал несколько секунд, убедился, что возражений от нас не последует и продолжил.
— Самая сложная задача — у Марины. Ей необходимо за сегодняшний день собрать всех нас в одном месте, выяснить, где находится нагнетатель, а также, по возможности, выяснить, что задумал Полосков. Марина, только очень аккуратно. Полосков — опасный человек.
— Не волнуйтесь, Фёдор Геннадьевич. Я постараюсь сделать всё правильно. Собираемся у меня на Островского?
— Думаю, да, это самый приемлемый вариант. Собери всех нас, убеди переночевать у себя, любыми способами. Только не переусердствуй сильно, я тебя прошу. Чтобы потом краснеть не пришлось перед коллегами.
— Ой, как будто вы были бы против, Фёдор Геннадьевич.
Фёдор Геннадьевич покраснел, но ничего не ответил. А Марина задорно рассмеялась. Лёжа на диване. С закрытыми глазами. Выглядело это довольно жутко.
— Да ладно вам, шучу. Сделаю всё в лучшем виде.
— Спасибо, Марина. Сеанс связи можно на этом прервать, иначе голова болеть сильно будет. Всё-таки, устройство новое, так что ты первый испытатель.
— Сочту за честь быть соавтором.
— Иди давай, соавтор. Поговорим, когда проекции наши спасём.
— Отключаюсь.
Марина замолчала и продолжила спать, как ни в чём не бывало.
— Марина задание получила, теперь наша очередь. К сожалению, в этой проекции нам придётся разделиться. Мне нужны материалы, которые тут довольно распространены. Придётся их добыть и, возможно, нарушить местное законодательство.
Фёдор Геннадьевич заключил все тринадцать кругов, обозначающих проекции, в квадрат и подписал сверху «замкнутый контур».
— А завтра Андрею придётся отправиться в первую проекцию.
На этот раз кружку с чаем выронил я.
— Мне?! Куда?!
— В мир Полоскова. Тебе придётся найти нейтронный поглотитель, переключить в режим нагнетателя и замкнуть на вторую проекцию. На это у тебя будет всего несколько минут, но, если всё пойдёт по плану, ты окажешься прямо рядом с поглотителем.
— А с чего вы взяли, что поглотитель можно переключить в другой режим?
— С того, что любой из нагнетателей может работать в режиме поглощения нейтронов, отделения их от ядер. И я уверен, что в мире Полоскова стоит в точности такое же устройство. Только работать он будет в режиме распределения нейтронов пространственно-временному контуру, а не в режиме перенаправления в следующую проекцию.
— А что тогда произойдёт с первой проекцией?
Фёдор Геннадьевич надолго задумался.
— Это очень сложный моральный вопрос. Боюсь, она будет уничтожена. Рано или поздно. Я понимаю, что на тебе будет лежать тяжёлый груз. Если ничего не менять, то проекция Полоскова будет жить, если же ты вмешаешься, то его проекция будет уничтожена, но, по сути, твоими руками. Прости меня, Андрей, но только ты сможешь это сделать. У нас с Эдиком не было такого опыта хождения между мирами. Если тебе будет немного легче, то считай, что это я убийца. Плана Б у меня нет. Это единственный выход.
— Не беспокойтесь Фёдор Геннадьевич, я согласен. Давно уже всё обдумал.
Фёдор Геннадьевич облегчённо вздохнул.
— Но это понадобится только в том случае, если мы сможем остановить Полоскова. А для этого, нам придётся его обездвижить. В крайнем случае… уничтожить.
Повисло тягостное молчание. Фёдор Геннадьевич намеренно не стал говорить слово «убить». Мы не были убийцами, но понимали, что, возможно, кому-то из нас придётся это сделать. Было тяжело осознавать, что другого выхода нет. По крайней мере, на данный момент. Первым прервал молчание Эдик.
— Что от нас требуется?
— Сегодня план таков. Мне необходим плутоний. Я выяснил, что в этой проекции его открыли целых сто лет назад. Вообще с синтезированием тяжёлых элементов тут всё довольно просто. Поэтому, даже в нашем городе, есть плутоний, причём в больших количествах. Достаточно только позаимствовать пару небольших контейнеров с его оксидом.
— Зачем вам плутоний?
— Чтобы запустить потоковый накопитель, для чего же ещё?!
Мы с Эдиком недоумённо переглянулись.
— Это вы о чём?
Фёдор Геннадьевич, явно ожидавший от нас другой реакции, махнул рукой.
— Молодёжь, классику кинематографа даже не смотрит. Ладно, забудьте. Мне он нужен, чтобы попробовать немного отложить запуск нейтронного нагнетателя. Изотопы плутония крайне нестабильны, а также, во время распада испускают большое количество нейтронов. В теории, если я смогу разработать небольшую ядерную установку на основе плутония, а также добавить в цепь работы нагнетателя, это выиграет нам немного времени. Думаю, пять минут на каждый грамм добытого плутония. Нагнетатель вначале заберёт нейтроны из ядерной установки, а затем уже начнёт добывать и перенаправлять их из предыдущей проекции. Небольшая репетиция завтрашней операции.
— Хорошо, но как мы осуществим ограбление? Наверняка, его ценность высока, и он находится под мощной охраной. Мы ведь не сможем просто прийти и забрать его? Кроме того, плутоний, как вы сказали, нестабилен. Как мы его доставим до вас? И вообще, мы ведь просто аспиранты. Профессиональным воровством никогда не промышляли.
Фёдор Геннадьевич заулыбался.
— Но у вас не было меня! Со мной вы научитесь любой профессии! Отставить панику, сейчас я вам всё расскажу. Начну с простого. Плутоний хранится в специальном герметичном кейсе. Контакт с воздухом исключён, я проверял, поэтому, детонация и воспламенение исключены. Охрана действительно есть, но её я возьму на себя. Вам нужно будет только вовремя оказаться в нужное время в нужном месте и подменить кейс на другой, точно такой же. Взламывать ничего не придётся, убегать от охраны тоже. Камер в этом мире пока не придумали, сигнализации не будет. Я всё спланировал ещё вчера. К тому же, в этом мире ценность плутония не такая высокая, как в нашем, поэтому и охрана его соответствующая.
— Фёдор Геннадьевич, когда вы успели это сделать? Вы полдня потратили на создание коммуникатора.
— Всё верно, но план я придумал довольно быстро. Не предвижу больших сложностей.
— Хорошо, откуда нам нужно украсть этот кейс?
— Правильнее спросить не «откуда», а «у кого». Кейс нужно будет украсть у меня.
Мы с Эдиком переглянулись, ничего не поняв. А Фёдор Геннадьевич выдержал театральную паузу, после чего продолжил.
— Вы не ослышались. Дело в том, что в этом мире я в каком-то роде учёный. И сегодня, в три часа дня, мне будет необходимо осуществить транспортировку четырёхвалентного плутония из хранилища ядерного топлива, в НИИ. Передвигаться я буду на паромобиле, в сопровождении всего двух охранников. Плутоний в этом мире, конечно, ценный, но область применения его на практике пока изучена очень плохо. Ваша задача заключается в следующем: прибыть в местный исследовательский центр, проникнуть туда, спрятаться в туалете и дождаться, пока я не зайду к вам. Там мы быстро меняем кейсы местами, я ухожу к сотруднику, которому я должен буду продать плутоний, а вы уходите сюда, на Островского. После чего, мы все вместе отправляемся к нагнетателю и подключаем к нему мою импровизированную установку. Она, кстати, уже готова.
— Звучит несложно. А если охрана зайдёт в туалет вместе с вами?
— Придётся импровизировать. Но не думаю, что до такого дойдёт.
— Фёдор Геннадьевич. Расскажите, а как так получилось, что в этом мире вообще возможно существование плутония? Судя по городу, людям, технике, механика и паровые машины тут развиты очень хорошо, но тех же двигателей внутреннего сгорания мы вообще, с виду, обнаружить не смогли. Жидкокристаллических дисплеев тоже нет, компьютеров, как будто бы тоже.
— Да, тут довольно интересная история. В данной проекции всё очень плохо с органическими соединениями. Нефть, газ, так высоко ценящиеся в других мирах, здесь либо отсутствуют вовсе, либо принадлежат только ограниченному кругу государств. Насколько я смог понять, с топливом проблема глобальная — разведанных месторождений очень мало. Возможно, связано с тем, что развитие техники и науки в этом мире пошло по другой ветви, но, скорее всего, проблема более глобальна. Органические соединения находятся либо очень глубоко, либо их совсем мало, в отличие от нашей проекции.
— Ну хорошо, с органикой всё понятно. А плутоний тут откуда? Он же искусственно добывается в ядерных реакторах, когда уран захватывает избыточные нейтроны. Мы чего-то не понимаем, откуда тут ядерная энергетика?
Фёдор Геннадьевич вновь загадочно заулыбался.
— Попробуйте ответить сами. На основе чего в подавляющем большинстве атомных электростанций вырабатывается электричество?
До меня сразу же дошло. Я даже удивился, почему не догадался сразу. Я хлопнул себя по лбу и рассмеялся. Увидев вопрос на лице Эдика, я поспешил пояснить.
— Фёдор Геннадьевич намекает, что в этом мире, в основе всей этой механики и паровой генерации стоят атомные электростанции, которые вырабатывают пар в огромных промышленных масштабах.
— Всё равно не понял.
— Ну а чего непонятного? Органические соединения тут отсутствуют, либо плохо разведаны. Тут нет угля, нефти, газа. Точнее, их недостаточно для промышленности. Видимо, в этой проекции избыток различных изотопов, что и стало основой производства.
— А при чём тут атомные электростанции?
— Атомная энергетика, в своей основе — это, по сути, просто большой чайник, который в огромных количествах производит пар, вращающий турбины, которые, в свою очередь, вырабатывают электричество. Электричество тут есть, мы это с тобой видели, значит что-то должно его вырабатывать. Да, тут нет проводов, очень много основано на пневматике, но это тоже следствие отсутствия органики. Полиэтилен и его производные ведь тоже производятся из органического топлива. Изолировать проводку либо дорого, либо невозможно в текущих условиях, поэтому, во всех домах стоят простые динамо-машины, работающие от паропроводов.
— А вот теперь понял. Поэтому и плутония тут с избытком. Скорее всего, в каждом городе стоит атомная электростанция. Тогда, кажется, похищение небольшого количества плутония тут большой опасности не представляет. Когда приступаем?