С самого начала исполнение нашего «гениального» плана пошло не так. Фёдор Геннадьевич не появился в назначенное время, да и вообще он куда-то пропал. Связаться с ним не было возможности, мобильные телефоны в этой проекции отсутствовали. В итоге, мы с Эдиком решили разделиться — он остался дежурить возле туалета, а я отправился на поиски нашего научного руководителя. Дорога от НИИ до хранилища была одна — центральная. Конечно, можно было свернуть и поехать в объезд, но в этом смысла не было совсем. Каждый встреченный паромобиль я пристально рассматривал, но не обнаружил в нём никого знакомого.
Дорога до хранилища заняла около часа. Насколько всё же трудно было обходиться без смартфона или, хотя бы, обычного кнопочного мобильного телефона. Всё же, век информационных технологий оставил свой отпечаток, и теперь без таких маленьких удобств просто невозможно было жить. Я не мог позвонить ни Фёдору Геннадьевичу, ни Эдику. Пришлось по старинке, договориться встретиться в шесть часов вечера на улице Островского. Эдик даже нацарапал на двери туалета эту информацию, понадеявшись на то, что Фёдор Геннадьевич будет искать от нас записку, если обнаружит наше отсутствие.
Но сейчас я подходил к хранилищу совершенно один. На карманных часах большая стрелка показывала на четвёрку, поэтому у меня было в запасе ещё часа полтора. До Островского ещё добраться нужно было. Я побродил у входа в хранилище, посмотрел за снующими туда и обратно людьми, а затем решился и вошёл внутрь.
Внутри было довольно душно — толпа людей стояла в нескольких очередях к окнам выдачи. Люди разговаривали, смеялись, ругались, толкали друг друга — в общем, стоял достаточно ощутимый гул. Я встал в одну из очередей, не зная, что мне делать дальше, поэтому начал просто наблюдать, медленно продвигаясь вперёд. Клиенты, подходящие к окнам приёмки наклонялись, доставали какие-то бумажки, подавали в окно, после чего нужные им вещи выскакивали из отверстий, расположенных рядом с окнами. Отверстия были достаточно большими, чтобы можно было получить достаточно крупногабаритные объекты.
Через полчаса наблюдений, я понял, что пришла и моя очередь. Из окна на меня глянула девушка, одетая в строгий костюм. На глазах были напялены огромные очки с толстыми линзами, больше всего напомнившие мне лётные. Голос девушки, на удивление оказался мягким и тихим.
— Что вам?
Я не нашёл ничего сказать, кроме правды.
— П… плутоний.
— Разрешение по второй форме при себе?
— Извините, забыл.
— Без него выдать не могу.
— Простите, пожалуйста, меня шеф убьёт, опять скажет, что я растяпа и пошлёт обратно, нельзя ли без него?
Девушка сняла очки и посмотрела на меня усталыми, но добрыми глазами.
— Молодой человек. Плутоний — нестабильный изотоп. Выдать его могу только при наличии разрешения по второй форме. Для вас сделаю исключение. Заполните согласие на перевозку материалов повышенной опасности и предъявите удостоверение личности. А также не забудьте указать, с какой целью плутоний будет применяться.
— И это всё?..
— Ну, а что вам ещё нужно — проходите, заполняйте форму и не задерживайте очередь.
Форму согласия на транспортировку я нашёл на столике, который мне указала девушка из окна приёма заявлений. Заполнив все свои данные при помощи автоматического пера, выполненного целиком из металла, я долго думал, что мне написать в графе «область применения». Не придумав ничего лучше, я написал правду — использование для проведения эксперимента при создании компактного ядерного реактора. Я пошарил в карманах сюртука, нащупал удостоверение и вновь встал в очередь. Пришлось простоять ещё полчаса для того, чтобы снова оказаться около окна.
— Андрей Николаевич. Подтверждаете ли вы, что перевозимые вами материалы берёте под полную ответственность?
— Подтверждаю.
— Напоминаю, что при нарушении техники безопасности, вам могут предъявить обвинение в непреднамеренном нанесении ущерба городскому имуществу, а также, при наличии пострадавших, нанесении вреда здоровью, в зависимости от тяжести повреждений. Вам будет выделено двое сопровождающих, которые проследят за целевым применением выдаваемого материала.
— Спасибо.
Через несколько секунд после моего согласия, в зале зазвучал автоматический голос, оповестивший присутствующих о транспортировке опасного изотопа. Люди в толпе довольно буднично восприняли предупреждение. Кто-то надел защитные маски, кто-то дополнительно натянул перчатки, а кто-то просто проигнорировал слова из громкоговорителя и продолжил заниматься своими делами. Из пневматического доставщика выскочил контейнер, в точности напомнивший мне кейс, с которым Эдик ждал меня в назначенном месте.
Сопровождающие уже ждали меня снаружи, около служебного паромобиля. Они не стали представляться, молча открыли мне двери, запустили внутрь, а сами сели вперёд. Также молча мы доехали до научно-исследовательского института, вышли перед главным входом и отправились внутрь. Внутри я сказал, что мне необходимо сходить в туалет, сопровождающие также молча сопроводили меня к нему и встали с двух сторон от дверей.
Зайдя внутрь, я быстро добежал до последней кабинки подёргал за ручку, а потом забарабанил в дверь, поскольку реакции никакой не было.
— Да открываю-открываю, чего стучите.
Дверь открылась, а за ней стоял заспанный Эдик.
— Ну ты даёшь, давай кейс!
— Ты чего?
— Кейс говорю, отдай, соня.
Эдик протёр глаза, увидел такой же кейс у меня в руке и сразу понял в чём дело. Он достал свой и мы поменялись чемоданами.
— Ну всё, я пошёл. Подожди полчаса и отправляйся на Островского.
Уже на выходе из туалета, я чуть не столкнулся с Фёдором Геннадьевичем, который тоже нёс в руках кейс.
— Ты куда собрался? Давай кейс.
— Фёдор Геннадьевич…
— Нет времени объяснять. Давай кейс, мне пришлось задержаться.
Мы снова поменялись кейсами, после чего Фёдор Геннадьевич вышел со своим обратно в холл. Я стоял и хлопал глазами, а Эдик сзади меня еле сдерживался от смеха. Я тоже не удержался и засмеялся, как дурак с настоящим плутонием в руках.
— И что мне теперь делать?
— Иди, отдавай плутоний. Скажи, что больше не нужен.
— Действительно. И что я скажу? Изучил процесс распада плутония сидя в туалете?
Выйдя из туалета, я отправился в приёмную, по дороге размышляя, что делать дальше. Сопровождающие шли за мной, сейчас я подойду к охране, предъявлю удостоверение, после чего охрана скажет, что я не тот, за кого себя выдаю. От волнения я весь вспотел, но, как оказалось, волновался я напрасно.
— Добрый день, Андрей Николаевич. Вам, как обычно, допуск к экспериментальному корпусу?
— Да. Как обычно.
— Проходите. Что там у вас?
— Плутоний.
— Всё, как в транспортировочном листе. Спасибо, дальше мы сопроводим сами.
Молчаливые спутники кивнули в ответ и также молча отправились домой. Я же, с кейсом в руке пошёл искать экспериментальный корпус. Охранник откуда-то знал меня, но я не стал задавать лишних вопросов. К счастью, повсюду в институте были указатели, которые привели меня прямо к нужному месту. Дойдя до нужного места, охранник махнул мне рукой в сторону нужной двери и отправился обратно. А там уже стоял Фёдор Геннадьевич и пытался пояснить коллеге, почему у него в кейсе оказалась дистиллированная вода. До меня доносились обрывки разговора.
— Фёдор Геннадьевич, я буду вынужден написать жалобу. По документам у вас оксид четырёхвалентного плутония, а в колбах вода. Что это за безобразие?! Я сейчас охрану вызову!
— Да ну погодите вы, сейчас разберёмся.
Я поспешил вмешаться.
— Фёдор Геннадьевич, вы у меня кейс забыли! Воду отдайте, пожалуйста, видимо, перепутали.
Лаборант, услышав мои слова, заметно успокоился. А Фёдор Геннадьевич изумлённо уставился на меня. Я подмигнул ему, а потом передал кейс лаборанту. Тот сразу же открыл его и провёл датчиком Гейгера над склянками. Тот громко затрещал.
— Другое дело. Спасибо, молодой человек. Фёдор Геннадьевич ну нельзя же так, честное слово.
— Сам не знаю, что на меня нашло.
Я потянул Фёдора Геннадьевича за рукав.
— Ладно, нам идти пора. Пойдёмте, вы мне обещали с опытом помочь.
— Да-да… Уже иду.
Мы с научруком отправились обратно к выходу. Тот вначале сопротивлялся, посматривая назад, но сдался, увидев мою настойчивость. Выйдя из НИИ, я поспешил объясниться.
— У нас с Эдиком запасной план был. На случай непредвиденных ситуаций?
— А плутоний…
— Плутоний уже на улице Островского.
По дороге в квартиру Марины, я объяснил всё Фёдору Геннадьевичу, а тот захохотал, когда узнал, что передал мне второй кейс.
— Забавно, конечно. Ну что ж, хоть когда-то нам должно было повезти.
— Лучше бы завтра.
— Что верно, то верно.
Остаток пути мы прошли быстрым шагом. Каждый из нас думал о своём. Я — о предстоящей встрече с Марком, а Фёдор Геннадьевич, наверное, как обычно, размышлял о чём-нибудь возвышенном. На город уже опустился вечер — осень брала своё. В квартире нас уже ждал Эдик и давно проснувшаяся Марина. Оказалось, что она была в курсе наших похождений, поэтому согласилась на эксперимент с Фёдором Геннадьевичем. Эдик же добавил красочности в наш рассказ.
— Ну что ж, плутоний у нас, реактор собран, осталось дело за малым — добраться до нагнетателя в НИИ и подключить к нему реактор за пару минут до запуска. У нас всего три грамма плутония, что даст нам, примерно четырнадцать или пятнадцать минут, после чего нас выкинет в новую проекцию. К Марине и Марку. Давайте, напоследок, чайку попьём, у меня весь день ни крошки во рту не было.
Мы сели за стол. Вчетвером. И принялись пить чай. Несмотря на то, что Марина была не из нашей проекции, я почувствовал себя как дома. Мы снова сидели вместе, как и всегда, когда обсуждали очередную идею Эдика, эксперименты, проводимые Мариной, или просто болтали о вечном, когда Фёдор Геннадьевич начинал размышлять вслух. Мы смеялись, спорили, обсуждали друг друга, обсуждали друзей, встреченных в других проекциях. От этого стало очень тепло на душе, и в то же время как-то невероятно тоскливо. Почему-то, глядя в их лица, я вспоминал ту самую палату из своих снов, в которой лежали мои друзья. И слова Марка.
А потом я всё вспомнил. Вспомнил детство, проведённое с Эдиком в детском саду, потом в школе. Вспомнил, как мы поступали в университет и спорили, кто больше баллов на вступительном экзамене наберёт. Вспомнил, как первый раз мы с Эдиком встретили Марину, которая села рядом с нами, поскольку мест в аудитории больше не было. Вспомнил, как мы гуляли вместе по осеннему парку распинывая листья. Как мы учили вместе конспекты, готовясь к сессии. Как Эдик, вечно забывал свою часть лабораторной работы, и мы с Мариной в спешке доделывали её вместе с ним.
И во всём нам всегда помогал Фёдор Геннадьевич — руководитель нашей группы, профессор кафедры ядерной энергетики, доктор физико-математических наук. А ещё я вспомнил двадцать второе июля две тысячи сорок второго года. Именно тогда, мы приняли решение об очередном испытании нагнетателя. И именно тогда, Марк Полосков, вместо Фёдора Геннадьевича позвонил мне. Почему он это сделал, я не понял. Но он пытался отговорить нас от этой затеи, сказав, что ошибся. Кажется, он даже был пьян. Его звонок очень сильно встревожил меня, и я попытался остановить эксперимент, но было уже поздно.
Тогда мне оставалось сделать только одно. И я это сделал.
— Ну что же, нам уже пора. Поболтали, теперь пора работать. Андрюха, что с тобой? На тебе лица нет.
Я улыбнулся, как смог.
— Всё в порядке, Фёдор Геннадьевич. Волнуюсь просто — завтра важный день.
— Это так. Завтра всё решится. Но сегодня у нас есть задача попроще — испытать задержку в запуске нагнетателя при помощи спровоцированной близко ядерной реакции. Каждая минута завтра будет на счету.
И мы отправились в институт. По дороге, я не удержался от вопроса.
— Фёдор Геннадьевич, а что произойдёт, когда мы зациклим цепь из нагнетателей?
— В каждом из миров восстановится обычный порядок вещей, вероятно, люди снова станут воспринимать время так, как и должны. Соответственно, мы все вернёмся в свои проекции.
— А что тогда случалось с нами, когда мы путешествовали по другим мирам?
— Во-первых, в нашей проекции, нагнетатель был запущен давно. Поэтому, я не исключаю, что мы просто зависли в одном мгновении. Во-вторых, всё же, судя по твоему рассказу, мы лежали в больнице, значит что-то пошло не так. Думаю, что пока мы были в других проекциях, а время ещё шло своим чередом, сознание наших альтернативных личностей попадало в наши тела. И, видимо, ничего не могло сделать, раз мы продолжали лежать в коме. В какой-то степени, это хорошо — мне не очень нравится думать, что моим телом управлял кто-то другой, пока хозяина не было.
— То есть, как только нагнетатели будут зациклены, мы все попадём обратно в свои тела?
— Именно так! Всё станет как прежде. А потом нам нужно будет дать другим проекциям то, ради чего они хотели создать нагнетатели — энергию. У меня уже есть мысли, как получать энергию из движения нейтронов между проекциями. Своеобразная нейтронная мельница получится. А связь между мирами открывает огромные перспективы для исследования!
— В некоторых мирах вас нет в живых.
— Да, но я не думаю, что наше сознание настолько уникально. Думаю, что я смогу сформировать теорию перемещения между мирами, так что запасных вариантов у нас несколько миллиардов. К тому же, на первое время, есть ты, есть Эдик — будем использовать вас, в качестве телефонов!
Профессор хохотнул от, как ему показалось, удачной шутки. А тем временем, мы уже подошли к институту. Фёдор Геннадьевич провёл нас по своему пропуску, пояснив, что ведёт группу студентов на демонстрационный эксперимент. В каком-то роде, так оно и было. До запуска нагнетателя в половинную мощность оставалось всего полтора часа времени.
В этом мире, нагнетатель выглядел совсем по-другому. Вместо дисплеев, сообщающих о состоянии устройства, на нём были расположены перфорационные и пишущие машины, которые выбивали, печатали, рисовали текущий статус на длинных рулонах бумаги. Вокруг нагнетателя было установлено несколько турбин, работающих от паропроводов. Эти турбины были соединены с нагнетателем толстыми стеклянными трубами, внутри которых были видны медные провода. Нагнетатель размеренно гудел, пишущие устройства отбивали графики, а лаборанты сновали вокруг, контролируя процесс эксперимента.
Фёдор Геннадьевич достал кейс с плутонием. Но на этот раз, кейс был гораздо тяжелее — он явно прибавил в весе.
— Андрей. Я вновь вынужден просить тебя провести очередной опыт, который может оказаться опасным. В кейсе я оборудовал простейшую ядерную батарейку, работающую на принципе преобразования энергии бета-распада в электрический ток. Изобретение не новое, ещё в Советском союзе были проведены первые опыты. Но из-за проблем с материалами, кейс довольно сильно фонит. Поэтому, после подключения и переключения вот этих рычажков, держись от него подальше. Подключается очень просто — вот этими клеммы нужно прицепить к выступам на центральном блоке, которые предназначены для резервного питания нагнетателя от внешнего источника. Это позволит ненадолго замкнуть систему нагнетателя. Для того, чтобы процесс пошёл, оксиду плутония достаточно вступить в реакцию с воздухом — именно это и делают переключатели. Свободные нейтроны, по моей теории будут захватываться самим нагнетателем, а электроны будут прогоняться через систему полупроводников и создадут достаточно сильно электромагнитное поле.
— Спасибо, Фёдор Геннадьевич, я всё сделаю, как нужно.
Я вновь направился к нагнетателю. Как и вчера, при приближении к устройству, моё субъективное восприятие времени замедлилось. Я подумал, что, скорее всего, мои движения довольно забавно выглядят со стороны стороннего наблюдателя. Кто-то даже пытался остановить меня, двинувшись следом, но почему-то, поле, генерируемое нагнетателем, подействовало на моего преследователя гораздо сильнее. Какой-то лаборант застыл метрах в десяти от меня.
Я подошёл к устройству, обнаружил нужные мне выступы и подключил клеммы, тянущиеся из кейса. А потом щёлкнул рычажками. Внутри кейса что-то загудело. Я поспешил отойти подальше, следуя советам Фёдора Геннадьевича. Глянул на часы, висящие над входом в помещение — без одной минуты двенадцать. Секундная стрелка бежала по кругу раза в три быстрее обычного. Скоро вокруг нагнетателя должны будут начать появляться порталы, а время для остальных остановится полностью. Но наступил назначенный час и ничего не произошло. Секундная стрелка ещё больше ускорилась, люди начали носиться ещё быстрее. Я глянул на часы — пять минут времени на часах в помещении пролетели всего за минуту. Лаборанты носились с большой скоростью, а мои друзья о чём-то переговаривались, активно жестикулируя.
Фёдор Геннадьевич был доволен результатом — это было видно по его улыбке.
Прошло ещё пол минуты, ещё пол грамма плутония распались, отправив свои нейтроны в следующую проекцию. А потом я подошёл к кейсу и выключил ядерную батарейку — время вокруг мгновенно замерло. И я вновь увидел порталы. Оставалось шагнуть в последний портал, за которым меня ждала последняя проекция. Но я не спешил. Что если Фёдор Геннадьевич ошибся, и Марк уже давно нас ждёт? Что если Марк всё предусмотрел и отправившись в последнюю проекцию, мы попадём в ловушку? Я крепко зажал кейс в руках и дождался появление тринадцатого портала.
Он не заставил себя долго ждать — порталом стал сам нагнетатель. На месте устройства появилась непроглядная рваная дыра, сквозь которую тяжело было что-то разглядеть. Я зажмурился и шагнул прямо в неё.