Открыв глаза, я понял, что оказался в каком-то тёмном помещении. Слабо светились полосы на стенах, но до них было несколько метров, поэтому свет доходил плохо. Тем не менее, силуэт в точности такого же нагнетателя, как в нашей родной проекции, я видел чётко. На полу слабо светилась дорожка, которая, судя по всему, вела к выходу. У меня были целые сутки до тех пор, пока Марк не придёт. Тем не менее, лучше заранее подготовиться к сегодняшнему вечеру. Я подключил клеммы к нужным перемычкам и спрятал кейс как можно дальше. Осталось дело за малым — когда Полосков прибудет в свою проекцию, нужно будет запустить реактор и зациклить нагнетатель на мой мир. Сейчас это делать категорически нельзя, только в тот самый краткий промежуток времени.
Но пока я должен был выяснить, что же такое случилось в мире Марка Полоскова. В первой проекции. Я отправился по дорожке и каждый мой шаг отдавался гулким эхом и вспышкой света. В какой-то момент, свет в помещении включился автоматически — где-то стояли датчики движения. От яркого света я зажмурил глаза. Когда же глаза немного привыкли, я смог оглядеться.
Помещение было относительно небольшим. Прямо по центру стоял виновник всех наших бед — нагнетатель. По периметру комнаты были расставлены какие-то устройства, назначение которых я сходу понять не смог. Но, поскольку их было ровно двенадцать штук, как и проекций на дисплее нагнетателя — я догадался для чего они были нужны. Помимо устройств, связанных с проекциями, в комнате стоял письменный стол, на котором валялась груда бумаги. А ещё всё помещение было покрыто толстым слоем пыли. Видимо, Полосков давно не заглядывал в свой родной мир.
Я отправился к выходу, решив лишний раз ничего не трогать. На всякий случай, я завёл часы, прихваченные мной из предыдущей проекции — нельзя было опаздывать ни в коем случае. На моё удивление, стрелка на часах указывала на цифру восемь — видимо, правила перехода между проекциями никак не изменились. Либо я умудрился уснуть на краткий миг, который растянулся почти на восемь часов.
Дверь со скрипом отворилась, впустив ветерок и свежий воздух, который тут же жадно начал колыхать бумаги и поднимать пыль. Солнце встретило меня тёплыми осенними лучами. Вдохнув полной грудью, я отправился на улицу. Архитектура строений была довольно вычурной — это был явно не мой город. В основном здания представляли собой высокие шпили, устремлённые в небо. Старых серых многоэтажек не было и в помине. Первая проекция сильно отличалась от всех остальных.
— И как мне тут ориентироваться?
После моих слов, прямо передо мной возникла полупрозрачная голограмма молодого человека в ярко белом костюме.
— Вам нужна помощь?
Я вздрогнул от неожиданности.
— П… простите. Как мне добраться до центра города?
— Позвольте проводить вас?
— Да, конечно. Хотя нет, погодите. Скажите, это какой адрес?
— Ваше текущее местоположение — сектор двадцать семь-два-пятнадцать.
— Спасибо. А вы кто?
— Можете называть меня просто Гидом. Универсальная справочная система. Вы готовы отправиться в первый сектор?
— Да, пойдёмте.
Мы спокойно пошли вместе. Гид вёл меня куда-то, петляя между однообразными строениями. Не будь провожатого, я точно бы заблудился в этой проекции.
— Не могли бы вы рассказать историю нашего мира?
— Какой период вас интересует?
— Недавний катаклизм.
— Вас интересует история спасения человечества от схлопывающейся вселенной?
— Да, пожалуйста.
— Пятнадцать лет назад, группа учёных, под руководством Марка Полоскова доказала, что расширение вселенной после Большого Взрыва было ошибочной теорией. Данная теория гласила о том, что вселенная бесконечно расширяется и расстояние между галактиками увеличивается с каждым мгновением. Но участившиеся в последнее время слияния больших звёздных систем, а также гравитационные возмущения, которые порождались этими событиями дали понять, что теория неприменима в том виде, в котором она просуществовала с самого начала. Астрономические наблюдения также показали, что расстояние между галактиками стремительно сокращается. За последние только тридцать лет, многие наблюдаемые туманности и галактики значительно увеличились в размерах, что уже привело к большим катаклизмам.
— И каким образом человечество спаслось от катастрофы?
— Марка Полосков со своей командой, разработал устройство, которое позволило создать стабильную сингулярность, охватившую всю Солнечную систему. С одной стороны, это, на первый взгляд, позволило выживать человечеству в ближайшие несколько миллионов лет за счёт того, что материя, свет, и любое другое излучение, которое доходит до горизонта событий, полностью останавливается из-за потенциала гравитационного поля. С другой стороны, сингулярность, полностью ограничило видимую вселенную, а также возможности развития человечеством только границами Солнечной системы. Это является одновременно спасением человечества и его бичом.
— То есть, человечество больше никогда не сможет выйти за пределы Солнечной системы?
— Именно так. Но проблема не только в этом. Существование человечества полностью зависит от одной единственной звезды, которая к тому же, стала проявлять признаки увеличения уровня светимости. Первоначальные прогнозы, которые создавались на основе наблюдения за другими жёлтыми карликами, оказались неверны в рамках изменения условий, в которых наша звезда стала функционировать. Замкнутая система, построенная на сингулярности, не только не впускает внешнее излучение, но и не выпускает внутреннее. Пока учёные изучают этот вопрос, но уже точно известно, что светимость солнечного диска, после герметизации солнечной системы, увеличилась на пять десятых процента, что привело к новым катаклизмам на Земле. В рамках обычной теории, наша звезда должна была преодолеть данную планку светимости только через десять миллионов лет.
— Какие прогнозы?
— Если динамика сохранится, то уже через сорок пять лет на Земле произойдут чудовищные события, которые уничтожат многие живые организмы. К тому времени, уровень светимости Солнца, его диаметр и излучаемая энергия вырастет на целых полтора процента. Люди смогут укрыться под землёй, в бункерах и в других подобных замкнутых системах. Кроме того, прорабатывается план переселения человечества на более дальние планеты, а также твёрдые спутники газовых гигантов. Но это лишь временные меры, которые только отсрочат уничтожение человечества. Всего через триста лет, при оптимистичном сценарии, Солнце станет на десять процентов больше. Что приведёт к невозможности существования жизни на Земле. А ещё через две тысячи лет, наша звезда станет красным гигантом, после чего жизнь в рамках солнечной системы вряд ли станет возможной принципиально.
— То есть, у человечества, в лучшем случае, две тысячи лет?
— Скорее всего, гораздо меньше. Процесс эволюции нашей звезды будет губительным не только через какие-то достаточно большие промежутки времени. Он будет представлять опасность на протяжении всего существования Солнечной системы как таковой.
— Спасибо за краткий экскурс.
Теперь понятно, почему Полосков не может ждать. Для чего ему понадобился весь этот сумасшедший план. Параллельные проекции для него ничего не значат — это всего лишь другие миры, которые, в силу своих огромных отличий, не представляют для него никакой ценности. Тем не менее, я помнил, как он пытался оправдать свои действия. Значит, он также, как и я, сомневается в своём решении. Но теперь этот выбор предстоит сделать мне. Что для меня важнее — двенадцать проекций или одна? Восемь миллиардов жизней или сто? Есть ли разница в этих цифрах, когда, в любом случае, погибнут люди. Со своими чувствами, страхами, мыслями. Со своими родными, друзьями, близкими, детьми. Мои действия обрекут на неизбежное уничтожение целой вселенной, но спасут двенадцать других. Но самое главное — будет спасена моя проекция. Обмануть себя не получится, именно из-за моего мира я буду готов совершить этот шаг. Одиннадцать других станут лишь средством утешения. Смогу ли я сохранить после такого выбора рассудок? С другой стороны, сохранять уже ничего и не нужно будет. Главное — это спасти то, что ещё можно спасти. А остальное — не важно.
Я погулял ещё по городу со странной архитектурой, почитал местные газеты, не без помощи гида, кратко изучил культуру и быт этой проекции. Людей на улицах было довольно много. Да, по большей части я встречал на их лицах обречённость, грусть, сосредоточенность. Но были и такие, которые ходили и жадно поглощали учебники по физике, механике, математике.
Несмотря на надвигающуюся опасность, многие люди не теряли надежды. Нерешаемая с первого взгляда задача стала стимулом для всего человечества и объединила весь мир. Каждый пытался внести свою лепту. На просторах местной сети каждую минуту появлялись сотни статей о вариантах спасения человечества. Какие-то находили отклик в массах, какие-то терялись в бесконечном потоке новых идей. Невольно, я и сам проникся атмосферой этого обречённого мира. Отрешённость, которую я почувствовал с самого начала отступила. И я начал думать о том, как можно помочь первой проекции. Одно я знал точно, что там, где не справится один мир, может справиться целых двенадцать. Время ещё есть, надежда ещё не умерла. Ведь банально, просто можно создать тысячи порталов в другие проекции, которые перенесут не только сознание, но и тело.
Я ведь смог это сделать. Очевидно, что моего двойника в этом мире не существует — я целиком и полностью, вместе с телом и сознанием перенёсся в этот мир. Полосков путешествовал в точности также — ему не приходилось перемещаться между телами. Ему достаточно было шагнуть в нужный портал. Так почему другие не воспользуются тем же самым?! Задача сложная, комплексная, огромная, потребует невероятного количества ресурсов. Но она выполнима. Так почему бы не приступить к её решению прямо сейчас?!
Такие мысли и ещё сотни подобных преследовали меня до самой ночи, когда я вернулся обратно в лабораторию Марка. Мне предстояло сделать последний, решающий шаг. И я знал, что неизбежно его осуществлю. А потом, Фёдор Геннадьевич, вместе с моими друзьями что-нибудь придумают. Я в этом полностью уверен.
Портал открылся совершенно внезапно. Единственное, что я успел сделать — это активировать кейс и запустить процесс перекачки частиц. К своему удивлению, я обнаружил, что интерфейс работы нагнетателя был достаточно прост — достаточно было просто выбрать проекцию, в которую полетят нейтроны. И я выбрал самую первую в списке. Свою. А потом появился Полосков. Он уже был готов к тому, что я его буду поджидать.
Пока я колдовал с нагнетателем, он подкрался ко мне и больно стукнул по голове каким-то предметом так, перед глазами поплыло. А сам я прислонился к стене и скатился на пол, закрывшись руками в ожидании нового удара. Но его не последовало. Вместо этого, Полосков смотрел на дисплей нагнетателя, который показывал пятьдесят процентов. А потом загрузка пошла дальше. К счастью, он не догадался посмотреть на статусы других проекций.
— Ну вот и всё. Что сделано — то сделано.
Поняв, что Марк может обнаружить кейс, я быстро затараторил, сидя на полу.
— Марк, я только вчера всё понял. Почти две недели, я копался в памяти, пытался твои поступки оценить. Ну не получается у тебя быть злодеем, которого ты пытаешься из себя строить. Я ведь помню наш разговор у палаты.
Марк отложил биту, которой огрел меня по затылку. Он прекрасно видел, что в текущем состоянии я ему ничего не смогу сделать. А я продолжил.
— Марк. Почему? Ведь были другие варианты? Признайся, ты же рассматривал их.
— Были Андрей. Были. Только все они были либо неосуществимы, либо осуществимы лишь частично.
— Но почему ты решил уничтожить другие проекции?
— Я не решал этого! Побочный эффект, понимаешь? Я работал над нагнетателем, пытался понять, как можно модифицировать процесс деления изотопов, чтобы он высвобождал больше нейтронов. Изначально, я планировал отправить нагнетатель прямо к Солнцу, чтобы поддержать термоядерную реакцию. Думал, что это позволит мне отсрочить нашу гибель хоть на какое-то время. А потом, приборы показали, что нестабильные частицы появляются из ниоткуда! Распад каждого атома плутония давал вначале на один, а потом на десяток нейтронов больше положенного. При этом, протоны и электроны, улавливаемые специальной пушкой, оставались на том же уровне. А такое могло произойти только в одном случае — нейтроны попадали к нам из другой вселенной!
— Но неужели ты не понимал, что это уничтожит наши миры?!
— Поначалу, я вообще не знал, что они существуют, Андрей! А потом, в какой-то момент, нагнетатель дал сбой. Или я сделал что-то, что создало возможность перемещения в другие миры и из других миров, не только элементарных частиц. Я и сам не понял, как это получилось. Просто, в один миг, я поймал радиосигнал из другого мира. А потом я смог переместить твёрдый предмет. Я не могу тебе выдать сейчас полное теоретическое обоснование — но ведь почти всё в мире вначале было изобретено практически, а потом уже текущие догмы подстраивали под экспериментальные результаты. Абсолютно всё! Мои опыты в будущем опишут другие люди, другие поколения. А сейчас мне нужно сделать так, чтобы эти поколения появились, в принципе.
Полосков не был, ни зол, ни раздражён. Он чертовский устал. И это было видно во всём. Годы работы, экспериментов, создание установок, путешествие между мирами. И всё ради сегодняшнего дня. Он стряхнул с подвернувшегося стула пыль, сел и обхватил голову руками.
— А потом, после запуска первых установок, я понял, что происходит в ваших мирах. Но было уже поздно. Повернуть время вспять я не могу, да и не хочу.
— Марк, но как так получилось, что ты сожалел о том, что сделал? Я ведь был там, когда ты винил себя перед больничной палатой. Я помню наш разговор.
Марк долго смотрел на меня. Как-то сочувственно.
— Вы были моим первым экспериментом. Не знаю, что произошло тогда — времени выяснять не было, но все, кроме тебя сейчас находятся в коме, в вашей проекции. С тобой всё совершенно иначе. Тебя я встретил в нематериальном срезе проекции. Я совершенно не верующий, но объяснить то, что с тобой произошло не в состоянии. Ты можешь перемещаться между проекциями, в каких угодно направлениях, просто сам ещё не осознаёшь. А случилось это потому, что ты, в отличие от других погиб. Я никогда, за все десять лет путешествий между мирами не встречал призраков. Поэтому, увидев тебя я был крайне удивлён. Чёрт, да ты даже вёл себя как классическое приведение — дело было не закончено, друзья балансируют на грани, твой мир будет скоро уничтожен, а основной виновник сбежал. Ты ведь понимаешь, что если бы ты успел уничтожить нагнетатель в моей проекции, то умер окончательно?
— Марк, давай поговорим. Я уже давно всё вспомнил. Зачем всё это? Мы же учёные, а не убийцы. Твой мир, что с ним произошло? Я уверен, что мы сможем его спасти.
Марк покачал головой.
— Мой мир уже не спасти. Точнее спасти его могут только нейтроны и нарушение закона сохранения массы, в рамках исследуемой проекции.
— Я был в твоём мире. И я видел, что ты сделал. Сингулярность получилась случайно?
— Нет, это было осознанное действие. Я попытался защитить солнечную систему от схлопывания вселенной. Двадцать лет назад, мы обнаружили, что вселенная в нашей проекции начала сжиматься. Теория большого взрыва была опровергнута, потому что миллиарды лет назад галактики начали сталкиваться между собой и образовывать огромные квазары, невообразимой мощи и размеров. Наше небо далеко не такое спокойное, как ваше. Точнее оно не было таким спокойным. В отличие от вашего млечного пути, спокойного и равномерного, мы видим несколько подобных картин, уже давно начавших столкновение. Сверхновые у нас — обычное явление. И из-за этого, мы постоянно сталкиваемся с непрекращающимися природными катаклизмами. Гравитационные волны, нарушение магнитного поля, постоянные озоновые дыры.
— Но это ведь не даёт тебе право сделать то же самое с нашими мирами. Двенадцать проекций, Марк! Ты обрекаешь их на уничтожение! Двенадцать проекций, в которых миллиарды жизней.
— Не даёт. Также, как тебе не даёт права остановить меня. Какая разница, десять миллиардов жизней или двенадцать раз по десять?!
— Я лишь пытаюсь спасти свой мир.
— Для других проекций ты герой. Но для моей — ты преступник, которых желает нашего уничтожения! А я стану предателем, поэтому сомневаться мне нельзя. И для этого, мне придётся тебя убить.
— Марк, одумайся…
А потом нагнетатель изменил частоту работы. Звук поменялся и это не скрылось от внимания Полоскова. Я всё же смог его отвлечь от нагнетателя, который получал избыточные нейтроны из процесса распада плутония ядерной батарейки, наконец-то переключил свой режим работы. Нагнетатели были зациклены. Первая проекция стала навсегда соединена с другими мирами нейтронного нагнетателя. Процесс уже нельзя было остановить.
Полосков кинулся к дисплеям, посмотрел на них, а потом повернулся ко мне. Мне показалось, что в его голосе я услышал нотки облегчения. Как будто с его плеч спал огромный груз ответственности. Возможно, именно поэтому мне так легко удалось его одурачить.
— Ах ты засранец, Андрюха.
Это были последние слова, которые я услышал от Полоскова. После этого, нагнетатель заработал в полную мощность, начав возвращать в мой родной мир избыточные нейтроны, скопившиеся в других проекциях. А ещё через несколько секунд, моё сознание захлестнула волна непрекращающейся боли. Видимо, оно тоже состояло из избыточных нейтронов, не являвшихся частью первой проекции. Меня подхватила какая-то сила, подняла вверх, а потом каждый атом моего тела начал возвращаться в свой родной мир. Скорее всего, это произошло в одно мгновение, но для меня оно длилось целую вечность. Когда тело распалось, сознание ещё какое-то время парило в лаборатории Марка Полоскова, наблюдая за происходящим. А потом я вновь попал в комнату с тысячами зеркал.
На этот раз я там был не один — со мной в комнате стояли Эдик, Фёдор Геннадьевич и Марина. Они удивлённо озирались вокруг, не понимая, что происходит. А когда увидели меня, тут же бросились навстречу.
— Ну как, Андрей? Получилось? Мы проснулись в проекции, в которой Марк успел поймать наши альтернативные личности и заковать в наручники. Ничего не могли сделать, а потом поняли, что ты, точнее твой двойник оказался обычным. Он не понимал, что происходит, не узнавал нас и вообще вёл себя так, будто никогда не слышал о нейтронном нагнетателе. Тебе удалось? И вообще, где мы находимся?
Я кивнул головой, улыбаясь во весь рот. Эдик с размаху хлопнул меня по плечу, Марина расцеловала обе щеки. И лишь Фёдор Геннадьевич наблюдал за нами, скрестив руки. Он улыбался, но по выражению его глаз, я увидел, что он всё понял.
— Нам пора возвращаться домой. Правильно, Андрей?
— Да, Фёдор Геннадьевич. Пойдёмте, я вас провожу. Я тут уже был неоднократно.
Я повёл своих друзей, безошибочно выбирая направление движения. А потом подошёл к тому самому зеркалу, за которым лежали трое моих верных друзей.
— Ну вот и всё. Мы пришли. Пора отправляться домой.
На счастливых лицах друзей отразилось удивление. Но они ещё ничего не поняли, а я старался держаться. Я подбадривающе кивнул Эдику и тот прошёл сквозь зеркало. Следующей на очереди была Марина. Она долго смотрела в глаза, пытаясь что-то в них высмотреть. Удивление сменилось тревогой и на лбу появились небольшие морщинки.
— Тут нельзя медлить. Нужно поторопиться. Увидимся дома, Марина.
Кажется, у меня получилось её убедить, поскольку, хоть и неуверенно, но она отправилась вслед за Эдиком. Настал черёд Фёдора Геннадьевича.
— Я так понимаю, теперь нам придётся расстаться?
Я молча кивнул. Фёдор Геннадьевич снял очки, и я увидел, как по его старческому лицу прокатились две небольших слезы. В моих глазах тоже защипало.
— Спасибо тебе, Андрей. Мне стоило догадаться раньше.
— Когда вы всё поняли?
— Вчера, когда тебя не оказалось рядом с нами.
— Фёдор Геннадьевич, вам надо спешить. Тут и правда нельзя надолго оставаться. Теперь я это чувствую.
Фёдор Геннадьевич крепко обнял меня. А потом, не оборачиваясь, шагнул сквозь зеркало. Я протянул руку, но оно от моего прикосновения стало абсолютно твёрдым и ледяным. А потом меня захлестнула волна грохота и разбивающегося стекла.