Командир роты капитан Чупраков, неожиданно для самого себя появившийся на объекте, бы приятно удивлён увиденной картиной. Работа кипела. Над стройкой висело облако сизой пыли. Военные строители отделения сержанта Гольдберга трудились, как пчёлы вокруг разорённого медведями улья. Один из солдат нагружал в тачку землю, вротой эту тачку куда-то увозил. Рядовые Парамонов и Пожарский бодро несли носилки, ещё двое бойцов, он никак не смог вспомнить их фамилии, воодушевлённо копали какую-то траншею. Рядовой Амиран Гереули, размахивал руками, подавая сигналы крановщице, ефрейтор Малафеев с энтузиазмом размешивал битум в большой стальной бочке, в-общем ротный остался доволен. Уже за забором Чупраков неожиданно нахмурился и громко позвал командира отделения. Яша Гольдберг отряхнул ВСО и направился к командиру. Тот стоял возле выстроенной на скорую руку хрущёвской пятиэтажки, во время кукурузной оттепели, лет тридцать назад.
— Строить нужно качественно! Посмотрите вот сюда, Гольдберг, — проговорил он голосом хоккейного коментатора и указал на широкую вертикальную трещину в штукатурке, — ведь каждая щель в стене, — ротный на миг задумался, подбирая правильное слово, — это лазейка для мирового империализма!
— Так точно товарищ капитан! Есть строить качественно! Разрешите идти?
— Свободен…
Рядом со стройкой был гастроном и галантерейный магазин. Чупраков дождался пока сержант растворился в строительной пыли, посмотрел по сторонам и направился в гастроном. На двери галантерейного ветер трепал написанное от руки объявление: «Одеколон в продаже с 14 до 19 час.» В ликёро-водочном отделе гастронома, было две очереди, одна прямая, как просвет на офицерских погонах, для ветеранов и инвалидов войны и труда, вторая спиральная, как стружка вокруг токарного станка, для простых, ничем не отличившихся граждан. Чупраков вздохнул и встал в хвост спирали. За порядком в очереди наблюдал дружинник, худой человек с бледным злым лицом, явный трезвенник. Вентилятор на прилавке вяло гонял по магазину двух жирных мух. В ассортименте имелась водка «Кубанская». Давали по одной в руки, боялись, что на всех не хватит. Тут же рядом стояли столики, за которыми счастливые обладатели бутылок, тушили жажду не отходя от пожара. Закусывали дарами природы — мандаринами, которые росли в изобилии вдоль тротуаров на кривых, сучковатых деревьях. Очередь двигалась живо, вскоре Чупраков был уже в двух бутылках от прилавка. Взяв в руки «Кубанскую», он засунул её в глубокий карман форменных брюк и под завистливые взгляды спирали двинулся в выходу. Всю дорогу домой его не отпускало жгучее чувство, не выполненного перед Родиной долга. Войдя в подъезд дома он вдруг резко остановился и… И вспомнил! Фамилии солдат — Алиев и Валиев! От сердца отлегло, печень ротного судорожно вздрогнула, он ловко, по-ковбойски выхватил из кармана бутылку, зубами сорвал ненавистную пробку и опрокинул её содержимое в пересохшее горло.
Али и Вали сразу полюбили этот город. Он чем-то напоминал родной Муйнак, может быть по-восточному низким солнцем, может быть Цемесской Бухтой, напоминающей заливы Аральского Моря, может быть хламом и мусором скопившимся вдоль кривых, узеньких улиц. А ещё в этом городе жили люди, уважение к которым, Али с раннего детства, прививал дедушка. В семье ходила легенда, что его беременную маму, а значит и его самого, жертвуя своей жизнью, спас русский доктор, во время страшного землетрясения в Ташкенте. И хотя русских в округе было не много, вели они себя достаточно вызывающе, за глаза называли местных чурками, смеялись над их набожностью.
— Не надо их судить, у них отобрали Бога, — говорил дедушка перебирая пальцами старенькие чётки, — если, да не допустит Аллах, у нас отнимут Коран, мы исчезнем, как вода на песке…
После землетрясения семья уехала из Ташкента в Муйнак, здесь Али познакомился с Вали, они подружились, ходили в одну школу, затем в автодорожное училище. После окончания вместе работали в такси. Была у них мечта, хотели они купить свой собственный автомобиль, на это мечту они и работали. На берегу медленно высыхающего Арала, ещё оставалось несколько санаториев. Приезжали сюда в основном функционеры компартии и законные воры, здесь они рыбачили и развлекались, партийцы обычно с девочками, воры в кабаках да подпольных игорных домах. Иногда их интересы пересекались, но они всегда находили общий язык. По договору Али с администраторами этих санаториев, они с Вали, встречали отдыхающих, отвозили на базу отдыха, потом развозили на заказ кого куда. Денег у коммунистов и воров было полно, платили они щедро, после кассы в таксопарк и доли администраторам, оставалось много. Через пол года, Али и Вали купили списанную, но ещё крепкую Волгу ГАЗ-21. Таксопарк давно уже перешёл на двадцать четвёрки, но именно о старой «Волге» с крутыми, покатыми, как мускулы, крыльями, мечтали Али и Вали. Их знакомый механик перебрал и форсировал двигатель, установил новую трансмиссию и ходовую. В автосервисе автомобиль перекрасили в «мокрый асфальт», сидения перетянули красным дерматином, в салон установили японскую магнитолу и новенькие динамики. Последним штрихом были итальянские шины, добытые с немалым трудом и за огромные деньги у знакомого моряка. Машина должна была быть законченна к пятнице, а на выходные, друзья собирались взять подружек и поехать на пикник в горы.
Последний день недели пролетел как, песчаная буря Самум, над пустыней. Али освободился чуть раньше и ждал Вали в тени ивы, у проходной таксопарка. Под крышей гаража висел выгоревший на солнце, замысловатый транспарант: «ТВОЙ ТРУД ВЛИВАЕТСЯ В ТРУД ТВОЕЙ РЕСПУБЛИКИ!» Али перечитал лозунг несколько раз и хотя он хорошо знал русский, как можно разливать труд, было не понятно.
Вали всё не выходил. У проходной таксопарка начали собираться шофера второй смены. Восточное солнце стало медленно тускнеть. Лёгкий ветерок, играл редкой бородой сморщенного аксакала, сидящего на пожухлой траве с трубкой во рту. Али ещё немного посидел, потом решительно встал и двинул к дороге. Он не успел подойти к бровке, как возле него скрипнув тормозами, остановилось такси со знакомым водителем. В центре они попали в пробку, со стройки вывозили башенный кран, металлическая секция которого, полностью перекрыла движение. Вокруг суетились люди, но развернуть кран у них никак не получалось. Али понял, что это на долго, попрощался с водителем, выбрался из автомобиля и оставшуюся часть дороги решил пройтись пешком. Когда он добрался до автосервиса, солнце уже почти скрылось за горизонтом, а улицы города освещались редкими фонарями.
По соседству с автосервисом, располагалась чайхана, из открытых окон которой, на весь квартал разносился хит сезона, песня про «Учкудук — три колодца…» У входа в пыли, валялись две облезлые кошки и толпились люди. Они размахивали руками и перебивая друг друга, громко разговаривали. И хотя Коран запрещает правоверным мусульманам употреблять спиртные напитки, судя по горящим глазам посетителей чайханы, можно было твёрдо сказать, что подавали в здесь, не только зелёный чай.
В помещении автосервиса, гоняя по углам тёплый воздух, как сумасшедшие крутились свисавшие с потолка вентиляторы. Али быстро нашёл механика, тот перекрикивая вой пропеллеров, рассказал, что с автомобилем всё в порядке, его уже выгнали из бокса и он стоит на площадке, на заднем дворе. Сам же механик немного занят срочным заказом и освободится минут через 15–20, но если Али хочет, то может, что бы не терять время, сам выйти и осмотреть проделанную работу. Волга стояла в центре двора, хромированная передняя решётка, причудливо преломляла рыжие лучи, заходящего солнца. Оторвать от неё взгляд было невозможно. Али перестал дышать, в страхе спугнуть мираж. Он подходил к машине вплотную, рассматривая мелкие детали, затем отходил на несколько шагов и любовался издали обворожительной красотой её стремительных линий. В этом цвете кузова, автомобиль казался больше и внушительней. Али нежно провёл ладонью по тёплому крылу. Потом он медленно, будто на ватных ногах, обошёл вокруг и открыл водительскую дверь. В этот момент он услышал громкий крик. Кричала русская женщина. Это был отчаянный крик о помощи…
Оперуполномоченный, старший лейтенант Керимов, обладал уникальным талантом изменять показания подозреваемых, при помощи обычной резинки и простого карандаша. Над его рабочим столом висел засиженный мухами плакат: «Милиционер — слуга народа» и подпись — Ходжа Насреддин. Он внимательно допросил Али, за ним Вали, затем выслушал потерпевшего — Рафаила Курбанова, внука того самого Рашида Зияевича, директора Муйнакского Рыбоконсервного комбината, на котором трудились родители и жена милиционера. Капитан Керимов действительно очень сочувствовал гражданину Курбанову, справка от врача районной поликлиники подтверждала, что он получил тяжелейшее сотрясение мозга и множество внутренних травм. На заплывшем жиром лице Рафика, в самом деле отражались боль и страдания, которые он перенёс в результате нападения. По его словам, в которых оперуполномоченный нисколько не сомневался (разве может говорить неправду, внук такого уважаемого человека), они с друзьями слушали музыку и тихо пили чай на заднем дворе чайханы, когда на них налетел этот головорез Алиев и стал избивать их поочерёдно. Потом он стал тянуть за руку русскую девушку Тоню, которая за их же столиком, тоже мирно уталяла жажду, это могут засвидетельствовать все посетители чайханы. Девушка, вот кстати и её данные: Синько Антонина Васильевна, 42 года, без определённых занятий и постоянного места жительства, письменно подтверждает, что драку начал этот бандит, Алиев. Синько также свидетельствует, что когда Рафик вступился за неё, этот разбойник Алиев разозлился, сорвал с неё одежду, вырвал клок волос с затылка, расшатал два передних зуба, затем отобрал андатровую шапку и кожанный кошелёк, в котором было 377 рублей 42 копейки. А вот ещё протоколы показаний остальных потерпевших, их насчитывается девять человек. Все они, как один, отверждают, что пытались успокоить Алиева, но на них, как шайтан, налетел второй хулиган, Валиев, который избил их кулаками в лицо. К делу подшита также характеристика с места работы Рафика. И фотография есть, ай красавчик, ай молодец, вылитый дедушка Рашид, только без медалей. Оказывается он работает начальником отдела экспорта и сбыта готовой продукции, на том же Рыбоконсервном комбинате, которым вот уже тридцать лет, бессменно руководит его дед, между-прочим, член партии с 1928 года, да ниспошлёт ему Аллах здоровья и долголетия. В характеристике сказано, что Рафик обладает исключительно высокой квалификацией, большим потенциалом, свою работу любит и к решениям производственных задач подходит творчески. Капитан Керимов удовлетворённо откинулся в кресле, заложил руки за голову, вытянул ноги и задумался. Дело вроде простое, хотя как говаривал персидский поэт Омар Хайям: «Восток — дело тонкое, Петруха». Потом он встал, расслабил серый, форменный галстук, налил себе стакан тёпой воды из графина и посмотрел на часы. Подходило время третьего намаза, капитан мысленно поблагодарил Пророка, да благословит его Аллах, что молитв всего пять… Так, а что у нас есть на этих Алиева и Валиева. Школа, училище, таксопарк, у Алиева дед отсидел по 58-й, в-общем шпана без роду, без племени. Позавчера их обоих выписали из больницы — гематомы на спине и груди, переломы рук и ключицы (у Валиева), глубокие порезы в области живота и шеи, выбитые зубы. Да, хулиганам досталось по заслугам, как сказал великий восточный мудрец Алишер Навои: «Аста ла виста, бейби». Теперь вот ещё суд предстоит…
До суда не дошло, хотя Али и Вали были на волосок от уголовной статьи за хулиганство и нанесение лёгких телесных повреждений. Дело «развели» по Шариату. В счёт возмещения физического вреда и морального ущерба, потерпевший Рафик Курбанова, получил отреставрированную «Волгу ГАЗ-21», а жена оперуполномоченного Керимова, в одночасье из рыбообработчицы третьего разряда, стала заведующей складом готовой продукции.
Синяки, раны и переломы у Али и Вали, вскоре зажили и их первым же призывом, отправили служить в Новороссийский Военно-Строительный Отряд.
Рабочий день подошёл к концу, солнце угрожающе зависло над непроходимыми джунглями телевизионных антен. Солдаты умылись у колонки и разлеглись на траве возле Доски Почёта, в ожидании фуры. Пока Яша Гольдберг заполнял дневную процентовку, бойцы с интересом наблюдали за тем, как рабочие бригады Жипилова, самоотверженно разгружают бетон. Послав Амиранчику воздушный поцелуй, жизнерадостно улыбаясь и легкомысленно размахивая сумочкой, мимо солдат продифилировала крановщица Людмила.
Вскоре появилась машина, пока военные строители рассаживались на скамейках поперёк бортов, водила заскочил в прорабский вагончик попить водички. Когда он вышел посадка уже закончилось. На подножке кабины, с пассажирской стороны фуры, придерживаясь рукой за зеркало, стоял Петров-Перец. Последний раз пересчивав солдат, он дал команду и грузовик бодро звякнув рессорами, двинул в сторону воинской части. Убедившись, что все разъехались, из прорабской гуськом выскочил прапорщик Шматько. Сгибаясь с тяжёлой ношей, он то и дело оглядывался, прижимя к животу ящик с гвоздями. В наступающия выходные, Шматько собирался строить забор вокруг дачного участка.
С моря дул приятный, не по-летнему прохладный, бриз. Он налетал слабыми порывами, будто хулиганя забирался под гимнасёрки, сдувал пыль макушек, щекотал загорелые лица солдат. Лейтенант Петров-Перец не попрощавшись выскочил на перекрёстке у офицерского общежития, а Яша неохотно пересел в кабину…
Когда Яша исполнилось 13 лет, австралийские родственники прислали ему в подарок видеомагнитофон — матово-чёрный Sony, с десятком кнопочек и маленьким электронным табло. В отдельной коробке лежали четыре яркие видеокассеты с американскими мультфильмами Дональд Мак, Микки Маус, Том и Джери. Через месяц Яша выучил их наизусть. Что бы понимать о чём идёт речь, он попросил родителей купить ему англо-русский словарь. Родители пошли дальше, они наняли ему репетитора, молодящуюся женщину, миссис Ольгу Ричардовну, отработавшую 20 лет, переводчиком в «Интуристе». У Яши оказались явные способности к языку, за первый год он выучил британский диалект, за второй американский сленг. Репетитор говорила, что таких способных учеников, она не встречала даже среди своих сокурсников, на Факультете Иняза ОГУ. Родители гордились талантами сына, в 15 лет Яша свободно читал и понимал радио передачи, выловленные стареньким, ламповым «Сириусом» в эфире, над одной шестой частью суши. Он давно уже обогнал по знаниям школьную учительницу. Перечитав всю домашнюю библиотеку Ольги Ричардовны, все хранящиеся в её доме туристические проспекты и словари, Яша наткнулся на инструкцию по пользованию видеомагнитофоном, с неё всё и началось… Оказалось, кроме проигрывания видеокассет, Sony может так же записывать передачи с телевизора или с другого видеомагнитофона. Яша тут же вставил в видик кассету с Микки Маусом и записал поверх мультика, любимую передачу советских людей — «Человек и Закон».
Вскоре в гости к Яшиной маме, приехала сестра из солнечного Сиднея, среди джинсов и курток, которые она везла в подарок родственникам, была видеокассета с голливудским боевиком «Rambo. First Blood». Яша с трудом дождался следующего дня. Как-только мама с тётей уехали навещать многочисленную родню, он позвонил своему школьному приятелю Славику. В течении следующих полутора часов, они не могли оторваться от экрана. Пока Яша синхронно переводил на русский язык, скупые диалоги бездомного ветерана Вьетнамской Компании Джона Рэмбо и шерифа-беспридельщика Уилла Тисла, в голове у Славика созревал план… Едва фильм закончился, Славик сбегал домой и притащил серебристый, кассетный «Sharp», который его отец, стармех на сухогрузе, недавно привёз из загранрейса. Ребята установили аппаратуру и включили одновременно фильм на проигрывание, а кассету в магнитофоне на запись. На экране телевизора появилась заставка «Orion», вскоре Яша начал переводить. Записав так первые пятнадцать минут, Славик остановил запись, что бы проверить качество. Получилось не очень, потому что во-первых голоса звучали на одном уровне и заглушали друг друга, во-вторых во время записи несколько раз звонил телефон и звонки попали на плёнку, в третьих — через открытую балконную дверь доносился шум улицы, который тоже попал на кассету. Устранив все помехи, мальчики к концу дня сделали отличную работу, если включить одновременно магнитофон и видик, то можно было смотреть фильм с закадровым русским переводом. В воскеренье в гостях у Яши собрался весь класс…
И уже не следующей неделе, по дороге из школы домой, Яшу остановили двое парней. С одним из них, местным хулиганом по кличке Пистолет, Яша до седьмого класса учился в одной школе. Восьмой класс Генка-Пистолет закончил в малолетке, потом вернулся в родной город, где продолжал «трудиться» по приобретённой в колонии специальности кидалы. Работать водиночку было тяжело и стрёмно и он подался в банду рекетиров, которые крышевали напёрсточников, бильярдные салоны и ларьки кустарников. Яша немного удивился «случайной» встрече с Пистолетом, но разобравшись о чём идёт речь, согласился встретится вечером на Морвокзале, возле ларька звукозаписи.
В порту хозяйничали чайки, вальяжно рассевшись на металлических перилах ограждения, они жадно бросались на любую добычу. У рыб, случайно попавших в акваторию порта, шанса вернуться обратно живыми не было. Ларёк звукозаписи под спортивным названием «Рекорд», был обычным грузовым контейнером, с вырезанными окнами и дверью. Контейнер был покрашен в голубой цвет, над крышей светилась неоновая вывеска.
Парней у ларька не оказалось, вместо них Яшу встретил невысокий, плотный человек в рыжих усах, кепке и блестящем пиджаке. Он выплюнул жвачку и представился Наумом. Затем он открыл киоск, пропустил вперёд Яшу и плотно закрыл за собой тяжёлую дверь на крепкую, стальную задвижку. Помещение состояло из двух комнат и тесного коридора. В одной комнате было два зарешёченных окна, через которые собственно и осуществлялась торговля, вторая комната была, по словам Наума, студией. В центре стоял стол и два кресла с высокими спинками. Окон здесь не было, стены были оббиты серым ковролином, вдоль них на полках мигали цветными глазками, целые стеллажи видео и аудио аппаратуры. Наум включил свет, потом снял кепку и повесил на угол двери. Подвешенная к потолку лампа дневного света несколько раз моргнув, неохотно включилась. Наум оказался почти лысым, редкие, светлые волосы, подковой огибали его затылок, без кепки выглядел беззащитным, как тумбочка без дневального.
— Ну что ж, — улыбнулся он, — как сказал Ильич Ленин: «Важнейшим из искусств для нас является кино», и как он же добавил чуть позже: «Искусство принадлежит народу!» Здесь мы с ним полностью солидарны. Пиво будешь?
Не дождавшись ответа Наум пружинисто встал и вышел. Яша огляделся. На стелажах расположились несколько угловатых двухкассетных магнитофонов «Gold Star», мощный усилитель «Akai», солидный, графитовый тюнер «Panasonic», с ярко светящейся шкалой настройки, один на другом стояли два видеомагнитофона «Sony», в центре стоял внушительных размеров телевизор Thompson, по краям стеллажей — две добротные колонки «JVC». Вдоль соседней стены, располагалось два больших шафа, один был доверху забит пластинками, во втором хранились кассеты, провода, микрофоны, наушники, эквалайзер и ещё множество, незнакомой Яше электротехники. К стене напротив двери, были подвешанны книжные полки, кроме нескольких словарей, на них стояли вряд справочники, учебные пособия и пачка разных инструкций. Одна из полок была заставленна фотографиями в рамках. На одной из них Наум стоял сидел рядом с Высоцким, на другой, стоял в обнимку с молодым парнем, напоминающим пионервожатого. В центре был крупный, цветной снимок — Наум и четыре бандитского вида человека с гитарами.
— Песняры… — нараспев проговорил Наум, перехватив Яшин взгляд, — а вот это, — он кивнул на пионервожатого, — Аркаша Северный!
Увлёкшись разглядыванием экзотической аппаратуры и фотографий Яша и не слышал, как Наум вернулся в студию. В руках он держал два стакана и открытую бутылку Жигулёвского.
— За успех нашего предприятия! — торжественно произнёс Наум. Они чокнулись и выпили, — у тебя кассеты с собой?
Покрутив их в руках, Наум включил телевизор, ловко установил кассеты и запустил одновременно видик и магнитофон. Следующие пол часа он внимательно слушал и сосредоточенно смотрел в экран, потом решительно встал и поставил аппаратуру на паузу. На экране застыла жуткая гримаса Силвестра Сталлоне, в зубах он держал огромный тесак…
— Яков, поздравляю, у тебя талант! — Наум был приятно удивлён, — сколько времени ушло на подготовку к переводу?
— Вообще-то нисколько…
— Как это, нисколько?
— Ну так… Я посмотрел, а потом перевёл…
— Так-так, хорошо, тогда скажи, что было самым сложным?
— Не знаю, наверное настройка аппаратуры… — Яша неуверенно пожал плечами.
— Хм… Я о переводе… Что было самым сложным в переводе?
— Ну, мне кажется иногда я не успевал с диалогами…
— Это нормально… Это дело опыта… Как говаривал всё тот же классик коммунизма «Учиться, учиться и учиться!» У тебя безусловный талант, — повторил Наум, потом протянул руку Яше и добавил, — называй меня Нюма!
— Спасибо, — Яша улыбнулся и пожал руку.
— Ладно Яков, ты осмотрись здесь, а я займусь делом… А если хочешь, давай помогай мне…
Дальше они несколько часов подряд монтировали Яшин голос с аудио кассеты на видео. Во время короткого перерыва они сходили в кафе на Морвокзал, Наума там хорошо знали, они быстро перекусили бутербродами с ветчиной и вернулись в студию. В конце концов всё получилось в лучшем виде, хотя один из эпизодов пришлось переписать заново. Домой Яша попал к одиннадцати, перед тем как он вышел из машины, Нюма дал ему сто рублей. Они договорились, что Яша будет приходить в студию три раза в неделю.
С этого дня жизнь Яши Гольдберга поделилась на две части — в школе и дома почти ничего не изменилось, ну может быть только то, что Яша стал ездить в школу на такси и перестал брать у родителей деньги на кино. К слову в кино он вообще перестал ходить, хотя раньше ему это нравилось. Вторая честь его жизни протекала в студии, вместо трёх дней в неделю он приезжал туда каждый день, здесь перед ним лежало невспаханное поле Голливудской киноиндустрии. Нюма коротко объяснил ему, что то, чем они здесь занимаются, идёт в разрез с законами строительства Коммунизма и хотя ни под одну уголовную статью они не попадают, у государства в котором они живут, есть большой опыт судопроизводства и без статей. Яша пропусил лекцию мимо ушей, его намного больше интересовал творческий процесс перевода фильмов, чем легальная сторона этого вопроса. Он научился сживаться с ролями, входить в образы, играть голосом боль и радость, передавать интонацией чувства, его захватывали драматические сюжеты и трагические развязки.
Как-то раз Нюма взял его в море… Случилось это уже во время летних каникул, к тому времени Яша уже сдал все экзамены и стал десятиклассником. Не то что бы Наум сильно любил море, наоборот его мутило, как только он ступал на палубу, но он стойко держался, чем вызывал уважение юнги, кука, трёх матросов, моториста и капитана, дяди Арика. Катер назывался «Буревестник», он принадлежал Гидрометеорологическому Институту и был приписан к Одесскому Яхтклубу. Раз в месяц Наум на личные средства, фрахтовал его и выходил в море. Для того, что бы обосновать фрахтовку судна, он принялся за диссертацию по теме: «Экология и её влияние на динамику фитопланктона Чёрного Моря». Разрешение обычно давали не дочитав до конца тему диссертации, Наума в городе знали и любили. Катер подходил на допустимую пограничниками дистанцию к нейтральным с Турцией водам. Там Нюма настраивал всю свою аппаратуру и пользуясь мощным судовым локатором, как антенной, записывал одновременно четыре телевизионных канала, транслирующих фильмы на английском языке, для солдат и офицеров более 60 военных объектов США и НАТО. Выходя на корму, Нюма одевал на нос, роговые очки с толстыми линзами: «Учённый без очков, всё равно, что Карл Маркс без бороды», любил повторять он. С турецкой стороны могло показаться что «Буревестник» мирно изучает силу ветра и направление движения водорослей. Советские же пограничники давно уже привыкли к дрейфующему вдоль границы катеру со странным «очкастым учёным» на борту, щедро угощавшему их свежим пивом и солёными рачками.
По возвращении работа кипела. Нюма целыми днями сидел в студии отбирал фильмы, вытирал телевизионную рекламу. Рядом с ним, зажав нос бельевой прищепкой, Яша переводил отобранные фильмы. Трюк с прищепкой Яша придумал, после того, как его голос стали узнавать школьные учителя.
Тем временем, бизнес процветал. К концу лета, Наум открыл два видеосалона — один в Гидромете, второй в Яхтклубе. Доходы превзошли все ожидания, салоны работали круглосуточно. Наблюдая такую тягу масс к «важнейшему из искусств», Нюма немедля открыл ещё одну точку на железнодорожном вокзале. Кроме того теперь в каждом видеосалоне, можно было брать видеокассеты на прокат. Деньги потекли рекой. Доцент кафедры экологии Одесского Гидрометеорологического Института, обещал закончить диссертацию к Новому Году. Дядя Арик, капитан «Буревестника», оснастил судно японским навигационным оборудованием и нанял на работу старпома. На участке пляжа принадлежащего Яхтклубу, старенький, изъеденный термитами деревянный настил, сменился железобетонными плитами. Вдобавок в городском бюджете внезапно появились средства на ремонт канатной дороги на пляже в Отраде. Все в Одессе, кроме, начальника УВД, Пистолета и Яши Гольдберга, стали обращаться к Нюме по имени-отчеству, Наум Борисович. Кстати Гена-Пистолет сменил линялые, растянутые на коленях тренировочные штаны и растоптанные кеды, на красный спортивный костюм и кроссовки «Adidas», к тому же пересел с «Москвича» на «Мазду».
Впрочем всё это Нюма считал мышиной вознёй, или как бы сказал его отец: «волнами в тазике», по сравнению со своей мечтой. А мечта у Наума Борисовича была большая, можно даже сказать грандиозная. Мечтал он поехать на побережье Тихого океана в Калифорнию, и в тамошнем Голливуде, построить настоящую киностудию! И уже самому снимать фильмы, приглашая на главные роли Клинта Иствуда и Чарлза Бронсона, а может быть и самого Шона Коннери. К слову, английский супер-агент Джемс Бонд, давно уже переплюнул по популярности и славе, отечественного шпиона-нелегала, полковника Максима Максимовича Исаева. Да и вообще именно Йен Флемминг, а не Юлиан Семёнов, сам того не зная, помогал осуществиться мечте Наума Борисовича. На эту мечту он и трудился не покладая рук, деньги не транжирил, а тихо переводил в тёрдую валюту, предпочитая франкам, маркам и фунтам, вечнозелёные американские доллары.
Однако мечта-мечтой, а жизнь продолжалась. Однажды, Науму Борисовичу, позвонили с Одесской Киностудии и предложили записать интервью для фильма о Владимире Высоцком. Вездесущие киношники пронюхали, что последний домашний концерт великого поэта, записал не кто иной, как Нюма, друживший с ним многие годы. После выхода фильма, Наум стал знаменит, ему звонили с газет и радиостанций, его приглашали на модные тусовки, одно книжное издательство даже предлагало авансом гонорар, за право на публикацию будущих мемуаров. Но у популярности есть и другая сторона, вобщем всё закончилось водночасье.
Одним вечером, Наум Борисович в светлом тройке с бабочкой, отправлялся в Оперный Театр на «Лебединое Озеро». Вообще-то его больше интересовала вечеринка с артистами, которая должно было состояться после балета. К балеринам Нюма был особенно не равнодушен. Он вспомнил, как покойный отец, тайком проводил его, шалопая-пятиклассника, на репетиции балетной труппы. Прячась в кулисах, они затаив дыхание наблюдали за полётами невесомых красавиц. Потом отец наставническим тоном объяснял, что балерины любят только круглых отличников. Нюма закончил школу с золотой медалью, но видимо к тому времени что-то изменилось, вместо отличников, балерины стали любить комсомольских функционеров и партийных аппаратчиков.
Во дворе, чуть в стороне от парадного, в «Мазде» его ждал Пистолет. Нюма едва успел выйти из подъезда, как получил оглушительный удар по голове. В полусознательном состоянии он стал оседать на землю. Сквозь неплотно сжатые ресницы он ещё успел увидить, как трое дюжих парней вытаскивают из автомобиля Гену, как тот пытается сопротивляться, его окружают и бьют, один из ударов в шею, сбивает его с ног. Последнее, что отпечаталось в его теряющем ориентиры разуме, это как их по очереди забрасывают в фургон скорой помощи. Там он ещё попытался дотянуться до Пистолета, но в это время невыносимая боль в затылке мгновенно парализовала всё тело и Нюма окончательно потерял сознание. Там, где не существует это самое сознание, было хорошо и тепло, Нюма вдруг почувствовал, что парит над Городом Ангелов, как сытая чайка над Рыбным Павильоном. Внизу деловито суетились люди, они снимали кино…