(Попросту: разорвало на части.) После этого
"я решил, что мне подарена еще одна жизнь, к которой можно
относиться значительно более безалаберно, нежели к тому, что
подарком не является".
Каков вопрос - таков ответ; если бы мы не располагали независимыми источниками знаний о Башмете и Березовском, мы решили бы, что разницы между ними практически никакой.
"Сегодня, к сожалению, в России властвуют не музы, а... как
это называется?.. золотой телец".
Кто это говорит? Который Абрамыч не знает, как "это" называется и тоскует о музах? Юрий? Ан нет, Борис. Еще можно подумать, что задача журнала - с пристрастием "отслеживать" и допрашивать богатых Абрамычей.
"Национальности я никогда не стеснялся, хотя некоторое
чувство неловкости все же присутствовало, и я долго был не
Абрамовичем, а Аркадьевичем".
А это кто говорит? А это уже служитель муз. Удовлетворились? Никак нет. "Борис Абрамович, вам отчество никогда в жизни не мешало?" - не отлипает журнал, как будто сам не знает. Оба Абрамыча достойно справились с трудным ответом; интересно, какая по счету личность даст в лоб приставучему интервьюеру с криком:
"Раньше не мешало, а сейчас мешает!!!"
Конечно, внимание уделяется и личностям попроще, из тех, что перечисляются чохом, в подбор. Вот Максим: усмехается, а "веселого, в общем-то, мало"; что такое?- пришлось продать джип "Чероки", чтобы жена Мария создала свой бизнес. С бизнесом жена управилась и теперь хочет подарить мужу "ярко-красный "Порше-911" - автомобиль голливудских звезд и спортивных знаменитостей", но о джипе все равно грустит. Да, жалко супругов. Но репортаж рождает теплые чувства: не только шахтеры испытывают трудности. Вот Владимир Молчанов с гневом обрушивается на тех неизвестных, что оценивают его в у.е. Сам он, правда, охотно оценивает жизнь своих друзей в этих "неприличных" и "ненавистных" единицах, с подробностями: что друзья украли, куда вложили, как ушли "от бабушки" и "от дедушки". "Мне было хорошо с моими у.е.",- мечтательно вспоминает автор, но тут же спохватывается и кого-то когтит и клеймит: "мелкие души, меряющие все на свете лишь одной мерой - у.е." Ну скажи, скажи, чего уж там: жил я отлично, по сусеку не скреб, чего и вам желаю. Это же журнал, а не Страшный Суд. Нет, суров как Савонарола:
"среди самых моих близких друзей богатых не было"...
Господи, Боже святый, какая скука! Зевота челюсти ломит. Все-то, все они сухой корочкой питались, все были несчастненькие, утнетенненькие, но образованненькие, возвышенно-интеллигентненькие. В жизни ценили одно: потертые семейные реликвии. Денег этих, проклятых, никто и не хотел, все Ахматову читали и тем жили. Светло и чисто. Блажен, кто верует.
Не все, однако, заврались: отрадным контрастом прибедняющимся, юродивым богачам служит история Звет Ле Юр,- она же Светлана Кобец,- киевской красавицы, ставшей на короткое время французской моделью, а потом, волею судеб, павшей до загорского приемника-распределителя для бомжей. Светлана едва ли не единственная личность на два номера журнала - не придуривается: в Париже ей жилось хорошо, в загорском бомжатнике - плохо. Спасибо ей: не стоя ни в одну недоступную нам кассу, не дребезжа мимо нас на стареньком "мерсе", она возвращает жизни ее истинный, удивительный и горестный, драматический масштаб. А значит не все потеряно и для журнала - читать мы вас будем, только не держите нас за дураков.
ноябрь 1998 года
Татьяна Никитична Толстая
Перевод с австралийского
Вышел первый выпуск итальянско-международного журнала Colors на русском языке - образцовый пример игры топором на скрипке. Не итальянцы ли придумали поговорку "traditore - traduttore" ("переводчик - предатель")? Не очень-то доверяя толмачам из местных, они дали параллельный текст на всемирной lingua franca - английском. И правильно, а то мы ничего бы в журнале не поняли. Много у нас по ларькам журналов никчемных, развязно-желтых, стоящих на карачках перед читателем: "купи меня, купи, я такая же дрянь как ты",- но, по крайней мере, язык их соответствует содержанию. Colors - журнал хороший, а мы заждались высококачественного, непошлого издания. Дождались: артель криворуких неучей взялась за пустяшную работу: перевести простой, емкий английский текст, и не только не справилась с детским заданием, но загубила саму идею журнала.
В первом русском выпуске нам не объясняют, что это за издание: журнал фотографический, посмотришь - и сам все поймешь. Впрочем, там-сям разбросаны ключевые культурные сигналы, не требующие пояснения в контексте европейском, но для русского читателя все еще являющиеся иероглифами. На обложке указано: "magazine about the rest of the world" (журнал обо всем остальном мире) фраза, которую европеец понимает сразу и правильно, а мы нет. Для европейца, в меру сытого, цивилизованного представителя среднего класса, "остальным" миром является мир "третий": Азия, Африка, Южная Америка,- беженцы, войны, лагеря для перемещенных лиц. Для русских "остальной" мир - это все, кроме нас, от Люксембурга до Монголии. Что нам Азия - мы сами Азия. Что нам беженцы - у нас у самих беженцы. Что нам голод в Африке - у нас у самих зарплату не платят. Так что журнал Colors, увы, предназначен не для нас, а для тех средне-сытых людей, чью совесть хорошо бы растревожить. У нас, правда, тоже есть сытые, но совесть пока - в объятиях Морфея.
Номер открывается фотографиями семей. Вот семья польская, почти неотличимая от средне-московской,- бибиревской, черемушкинской,- занавески унылые, безделушки уродливые, все чистенько. Много детей за столом. Друг человека, телевизор - на лучшем месте. Лица без печати гениальности. Все как у нас. А вот семья из Королевства Тонга. А где это? Ах, вы не знаете, где Королевство Тонга? Мы тоже не знаем. Тем не менее, там тоже люди живут: босая бабушка сидит на полу, скрестив ноги, и обмахивается пальмовым веером; хозяин семьи, тоже на полу, в цветастой рубахе, подкатил к себе зеленую редьку устрашающего размера; тут же куча детишек, которых неизвестно кто из присутствующих нарожал, а по стенам и тумбочкам - множество картин (хочется сказать: фотографий) с Христом, ковриков с павлинами, цветов, венков и вазочек, четыре телевизора и два кассетных магнитофона. Хорошо живут, хоть и непонятно. Питерская коммуналка, узнаваемая до боли: стены крашены зеленой масляной краской, пеленки висят, кастрюли на плите перевернуты, чтобы соседи не сразу плюнули; лица бледные. Семья кенийского фермера,- ну совершеннейший Вышний Волочок, разве что лица чернее ночи, и у папы в мочках ушей дырки такого размера, что кулак можно просунуть: явно вставлял себе для красоты либо для престижа бревна или блюдца.
Наглядно напомнив, что по всему миру живут такие же люди, как вы, читатель,- рожают детей, покупают барахло, чего-то там себе мечтают,- журнал переходит к тому, что в свое время у нас называлось "вопиющими контрастами", а они и есть вопиющие. Все люди - братья (сестры, племянники, кузены, падчерицы и так далее - сквозная метафора номера), и пока вы тут в своем чистеньком домике (квартирке) с жиру беситесь, там (в остальном мире) ваши братья живут плохо. А поскольку человечество - единая семья, то как насчет подарков вашим близким? Тут на страницах возникают тексты, и на них немедленно, как термиты, накидываются Катя с Сережей, русские переводчики,накидываются, перерабатывая мощными жвалами здоровое дерево оригинала в бессмысленные, пухлые опилки.
Контрасты таковы. Вот, например, в Румынии 3000 детей больны СПИДом, родители их бросили, а у государства нет денег ни на их лечение, ни на содержание. Тем временем в Голландии некая художница сконструировала раскладной комбинированный гроб для ребенка (цена 2500 долларов), яркий, веселый, расписанный подсолнухами. Пока ребенок еще не умер, можно использовать гроб и как письменный стол, и как книжную полку. Не хотите подарить его СВОЕМУ СЫНУ?
Или, скажем, изобретены съедобные тарелки из прессованного крахмала, невкусные, но экологически чистые: в помойке разлагаются за два дня. Это ли не забота о человечестве? Но ирония в том, что 20 процентов населения земного шара голодают, и им нечего положить в свои-то тарелки, сделанные из дерева ли, из жести, из пальмового листа. Подарите съедобную тарелочку СВОЕЙ СЕСТРЕ!
В Конго на одного врача приходится 13 540 пациентов, и добровольцы из организации "Врачи без границ" сбиваются с ног, помогая больным. В Америке тоже думают о людях: изобретен политически корректный пластырь трех оттенков коричневого цвета - для негров всех мастей. Теперь страдания негров заметно уменьшатся,- не хотите подарить пластырь своему ДОМАШНЕМУ ВРАЧУ?
Снимки сопровождаются кратким описанием, нарочито нейтральным: вот чего людям не хватает, а вот предмет для дарения, в магазине продается, ну?думайте сами. Шок, по замыслу журнала, должно вызвать оскорбительное несоответствие "подарков" реальным надобностям человека. Не разжалобить, а возмутить, не стоять с протянутой рукой, а ткнуть читателя мордой в чужое горе, от которого тот норовит увернуться, зажмуриться, спрятаться,- метод весьма эффективный. Мальчик в африканской пустыне возделывает мотыгой сухую, бесплодную землю,- ничего на ней, наверно, не вырастет, воды-то нет и не жди, не будет. А почему не послать ему особые наушники с раковинами, имитирующими шум моря? Будет вода вприслушку. А если вы полагаете, что это издевательство, так сделайте, черт возьми, что-нибудь. Когда будете следующий раз выбрасывать на помойку старые брюки, или табуретку, или устаревший утюг,- остановитесь! Наберите номер телефона - приедут люди и заберут ваш хлам, отдадут тому, кому он очень нужен.
Итак, тема номера - "подарки". Неужели вы ничего не хотите СДЕЛАТЬ ДЛЯ СВОИХ БЛИЗКИХ?- настаивает журнал.
В русском варианте: "УДИВИТЬ РОДНЫХ И ЗНАКОМЫХ". Не обеспокоиться о ближнем, а приобрести экзотический предмет для забавы в узком кругу ваших благополучных приятелей советуют вам бездумные Катя с Сережей. Упомянутый гроб в подсолнухах для вашего ребенка они ставят в кавычки: "гроб". Они думают, что это такая иностранная шутка, концептуальное развлечение. Да гроб это, гроб! Журнал ужасается тому, что голландская дизайнерша опустилась до такой моральной безвкусицы, в то время как детки взаправду умирают; Катя же с Сережей резвятся у могил,- а чего, черный юмор, постмодернизм.
"Если вы подорветесь на противопехотной мине...",
грубо пишет журнал (десятки никарагуанских детей подрываются на этих минах каждый день).
"Если вы, НЕ ДАЙ БОГ, подорветесь...",
вставляют кокетливую отсебятину К. и С., потому что для них страдания каких-то там никарагуанцев - фи.
К. и С. невежественны и нелюбопытны: Нигер в их переводе превращается в Нигерию, Королевство Тонга - в африканскую страну Того. То, что заботит редакцию Colors, оставляет их равнодушными. Colors говорит:
"Откройте же глаза, проснитесь: в далеких странах, на
островах и в пустынях, тоже живут люди".
Переводчики зевают: "да хрен с ними".
Вяло, спустя рукава они маракают дикую чушь:
"Когда фермеры пропалывают землю, чтобы добиться хорошего
урожая, результаты могут быть обратными".
Да разве землю пропалывают?! И когда это прополка приводила к гибели урожая? На самом деле по-английски сказано:
"когда фермеры расчищают землю, чтобы подготовить ее под
посевы..." ("When fanners clear land to grow crops...")
Или такое:
"при обработке верхний слой почвы разлагается на химические
элементы..."
Не надо быть почвоведом Докучаевым, чтобы закричать от ужаса. Английский же текст прозрачно прост: "As topsoil becomes exposed to elements..." Elements по-английски означает стихии: ветер, солнце, осадки. Смысл печального текста: когда вырубают леса, страна превращается в пустыню. А нам-то что, верно? Пусть себе превращается.
Они переводят "очки" как "внимание", "пластинки" как "магнитофоны", "эту болезнь трудно лечить" как "это трудно трактовать". Вместо "воспитания" у них "одежда", вместо "кузнецов" - "местные умельцы", "входная плата" превращается во "вступительный взнос", "выручка от продажи сопутствующих товаров" в "коммерческую стоимость живописи Леонардо" (?!), "ковры" в "носки", "рассеянный склероз" в "склеротические явления", "больше" в "меньше", а простую фразу: "хрупкому старику трудно справиться с крупной собакой" они передают как "большой зверь отрицательно воздействует на психику хилого хозяина". Под их пером (или программой компьютерного перевода?) троюродный брат становится вторым кузеном, зять - сводным братом, а чернокожий зять внезапно превращается в "вашего чернокожего деверя". Между тем, деверь бывает только у женщин (это брат мужа), а если брат мужа чернокожий, то и муж автоматически должен быть чернокожим, а тогда в чем смысл иронии?