Калининградским зоологам удалось обнаружить мальчика, воспитанного ехиднами. Такого мерзкого и язвительного пацана учёные ещё не встречали. Сейчас то, что из него выросло, работает в санчасти ИТУ-9 г.Калининграда
Первый день на этой зоне был для меня днем сплошных загадок. Я старался вести себя соответственно, и это мне пока удавалось. По беспроволочному телеграфу информация о живучем мошеннике, который вскоре откинется по причине тубика, в зону была доставлена давно, так что мое странное поведение никого особенно не удивляло. Но я все равно смущался, был в некоторой степени шокирован порядками в этой зоне.
Шок – это по нашему и этот шок настиг меня после встречи с начальником медсанчасти майором Момот О.А. (Я, честно говоря, и с самого момента попадания в параллельный, столь похожий на мой мир, не принимал его всерьез. Сперва из-за амнезии, потом из-за абсурдности развитого социализма, в котором колбасу надо доставать. Нет, колбаса была вкусная, но дефицит многих необходимых вещей и продуктов в таком богатом государстве меня сперва смущал, а после контузии – смешил. и казался нереальным, больше похожим на сцену огромного театра абсурда). Судите сами!
Пришел в отряд "шнырь" санчасти и сказал, что осужденного Курушина (меня) вызывает начальник. Я и пошел себе. Санчасть застал в окружение строительного мусора. Битые кирпичи, сгустки окаменевшего раствора, известь – все валялось в беспорядке, напоминая о неукротимом желании дотошного начальника превратить это больничное учреждение в музейный экспонат.
На свежей побелке стены санчасти красовалась ни менее свежая надпись: "Момот – вшивый обормот".
Я осторожно пробрался сквозь строительные завалы и поднялся по лестнице, отделанной изобретательными зэками под мрамор. Потом пошел коридором, читая элегантные надписи, отделанные под старинную бронзу: "Не прислоняться!", "Не разговаривать.", "Не вставать с сидений без разрешения.", "Не сморкаться!", "Не испускать нестандартные звуки."... Самая красивая и большая надпись, свидетельствовала, что за дверью (отделанной под красное дерево) находится создатель этого уникального дизайна майор и начальник по фамилии Момот О.А.
Я постучал и, получив разрешение, вошел и представился:
– Осужденный Курушин Виктор Викторович, пятнадцатый отряд, прибыл по вашему приказанию.
Некоторое время майор и я в образе Курушина разглядывали друг друга. Момот сидел за сверкающим полировкой столом и соревновался с этим столом в сверкании. Он (майор) был чист и аккуратен до неправдоподобия. Мне почудилось, что педантичный начальник так и родился: в отглаженной чистенькой форме, с фуражкой и в майорских погонах. Его (майора) нельзя было сопоставить с пеленками, детским плачем, соской... Даже тот, вроде бы неоспоримый факт, что майор был рожден женщиной, представлялся сомнительным. Таких не рожают, таких производят на конвейере при участии лучших специалистов по часовым механизмам.
Майор тщательно выверенными движениями достал из верхнего ящика полированного письменного стола марлевый тампон и убрал с края столешницы какую-то микроскопическую пылинку. Использованный тампон начальник аккуратно положил в корзину для бумаг, достал из другого ящика новый тампон и бутылочку. Свинтив с бутылочки пробку, майор смочил тампон и протер им то же место. После этого майор достал из третьего ящика третий тампон, смочил его из той же бутылочки и аккуратно протер руки. В комнате резко запахло спиртом. Потом Момот поднял голову, внимательно посмотрел на меня и, тщательно выговаривая каждое слово, сказал:
– Вы можете сесть.
– Спасибо,– ответил я, присаживаясь на железную табуретку у самого входа.
– Я просмотрел вашу медицинскую карточку, – с монотонностью хронометра продолжил майор, – вы болеете туберкулезом. По данным фтизиатров больницы следственного изолятора города Калининграда вы до сих пор можете быть потенциальным носителем болезни, которая распространяется микробами, носящими имя доктора Коха. Их еще зовут – палочки Коха. Но это вам знать не обязательно. Вы меня поняли?
– Не совсем, – приподнялся я, офигевая от майора, – я не вполне понял, что мне не положено знать. Я хотел бы уто...
– Сидеть! – прервал меня майор. – Ни в коем случае не вставать и не приближаться, иначе я вызову конвой. – И, уже успокаиваясь, начальник добавил:
– Вы должны были прочитать указательные, рекомендующие и предупреждающие надписи в коридоре и в точности следовать сути этих надписей. Когда я вас отпущу, внимательно перечитайте и запомните. Теперь вернемся к нашему разговору. Я задал вам вопрос, вы ответили, что вы не можете точно сказать – поняли вы меня или не поняли. Сейчас вы подумаете и попробуете ответить. Но ни в коем случае не вставайте со стула для осужденного контингента.
– Мое противоречивое сознание, озадаченное смертью в ином мире и недавней контузией, сотворило кульбит и передало управление речью неправедному спинному мозгу.
– Ты чего, начальник, мозги мне пудришь. Во-первых, это не стул, а табурет, во-вторых, чего я должен понимать. Ты мне чернуху не гони, если чего надо – так и прикалывай в открытую.
– Осужденные, согласно "Правилам содержания осужденных в местах лишения свободы", должны обращаться к администрации, сотрудникам конвойной и иной служб, а равно к другимпредставителям аппарата мест лишения свободы на вы, – равномерно сказал Момот.
– Простите, –торопливо вмешался разум, – я имел ввиду, что не вполне вас понял.
– Тут понимать нечего. Я процитировал вам пункт седьмой из "Правил содержания осужденных в местах лишения свободы", который объясняет установленную форму обращения осужденного контингента к контингенту руководящему. После окончания ремонта избранные отрывки из этих "Правил" будут повешены перед входом в санчасть. Пока же я позвоню Вашему начальнику отряда капитану Свентицкому и попрошу ознакомить вас с этими правилами.
– Насчет правил я понял, – попытался я исправить положение. – Я не вполне понял по пункту первому нашей беседы, где вы упоминаете о чем-то, что мне знать не положено. (Я невольно начал строить предложения по момотовскому образцу. Этим я подсознательно хотел смягчить начальника, памятуя, что портить отношения с охранниками не выгодно).
– Что может быть не понятно по пункту первому? Объясняю вторично. Вы болели туберкулезом. По данным врачей следственного изолятора города Калининграда. Я просмотрел вашу медицинскую карточку. Туберкулез распространяется в виде микробов, которые по традиции носят имя ученого их открывшего. А точнее – Коха. Их иногда так и именуют – палочки Коха. Но это вам знать незачем. Вам надо знать, что вы можете быть потенциальным носителем инфекции. Теперь вам понятно?
– Не совсем. Вы меня, конечно, извините, но я хотел бы уточнить. Вы сказали, что тот факт, что я болел инфекционной болезнью под названием туберкулез. И что эти данные вы получили, ознакомившись с моей медицинской карточкой, по данным врачей следственного изолятора города Калининграда. Потом вы соизволили уточнить, что туберкулез вызывается определенной разновидностью микробов, которые носят имя человека их открывшего – доктора Коха. Все это мне вполне ясно. Мне не понятно по факту того, что мне не положено знать?
– Осужденный Курушин, – строго, но по-прежнему равномерно и чисто, произнес аккуратный майор, – в медицинской карточке есть копия экспертизы по поводу вашей психической вменяемости. Вы признаны дееспособным, что подтверждено решением суда, приговорившего вас к отбыванию наказания в колонии строгого режима. Следовательно, вы совершенно напрасно пытаетесь ввести в заблуждение начальника медицинского учреждения исправительно-трудовой колонии номер девять, то есть – меня. Я вынужден буду написать рапорт на имя начальника вашего отряда капитана Свентицкого о вашем дерзком поведении и несоблюдении "Правил", о которых я говорил раньше.
– Но позвольте... – привстал я возмущенно.
– Сидеть, – громко сказал майор, одновременно называя кнопку вызова внутренней охраны лагеря.
В кабинет вошли два санитара из числа осужденных и встали по бокам от меня. Спустя несколько минут появился и прапорщик в лице Толи Ковшова под кличкой Толя-Жопа, приобретенной им благодаря неистребимой привычке бить осужденных по тугим задам длинной табличкой из ДВП со списком осужденных, выводимых в рабочую зону.
– Пойдем, – сказал Толя-Жопа, не вдаваясь в подробности. Тревожные звонки из кабинета Момота стали для охраны делом повседневным, так как визит каждого второго осужденного в санчасть кончался ими.
Выходя с равнодушным прапорщиком я посмотрел на надпись, характеризующую майора Момота нелестным образом, поднял кусок кирпича, зачеркнул слово "вшивый" и крупно написал "стерильный". Толя-Жопа зевнул и прочитал вслух новый афоризм: "Момот – стерильный обормот", еще раз зевнул и сказал равнодушно:
– Иди в отряд, дурачина.