По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути...
Геннадий Шпаликов
Вечер в гостинице наступает быстро. Тем более, что номер мне нынче сняли не такой роскошный, как в первый раз. Ну, так тогда им от меня было нужно, а нынче я свои задачи выполнил. Подробное описание возможных использований собак разных пород, суть и техническое обеспечение собачьих питомников, возрождение науки о запахах – одорологии… Я много там чего написал. Да и бриллианты представил на блюдечке с голубой каемочкой.
Так что номер скромный. Вместо телевизора – радиоприемник с длинными и короткими волнами настройки, кровать явно одноместная, в туалете всего лишь душ. Да и мебель пожиже: кресло, стул и круглый столик у окна. Зато из окна вид! Вид на закатную Москву. Покуролесил я в ней в прошлой жизни, покуролесил! Вот, покуролесивши этак с неделю, выходит он однажды ночью, и прямо в дом к тестю, а в руках у него по пистолету... Откуда цитата? А я помню: Салтыков-Щедрин М. Е., Губернские очерки, 1857.
А закажу-ка я себе ужин в номер. А чё, деньги есть. Галкина в будущем номере журнала «Юность» на вопрос «Что делать, если нельзя, но очень хочется?» «Дорогой друг! Если нельзя, но очень хочется, то – можно». Но это позже, при Полевом.
Звоню по внутреннему телефону, сообщаю о своем намерение поужинать в одиночестве. Через несколько минут появляется халдей. Что это я –не халдей, а скромный советский официант в манишке под черным фраком и во всем черном: туфли, носки, брюки и бабочка. В руках два меню, одно винное. Так сказать парень исполняет и должность сомелье[1] по совместительству. Откуда знаю? В прошлой жизни работал одно время в Ялте на этой должности, делал рекламу крымским винам. О том, что в конце этого биографического этапа продал погреб коллекционных вин заезжему американцу, умолчу. Потом несколько лет не решался в Крым приезжать.
Но что же выбрать из богатого меню? Оливье брать не буду, жирный – спать будет тревожно. Возьму-ка я осетрины на вертеле, пиалу царской ухи с сухариками да алма-атинских яблок на десерт, благо зубы пока не шатаются, да и желудок у нового тела вполне мужественный, на перловке армейской натренированный.
-А из выпивки? – спрашивает халдей.
Что пьет на ночь уважающий себя афери… тьфу – милиционер? А пьет он на ночь кагор. И вкусный, и по мозгам не бьет.
Только не тот кагор, что производят в СССР, не то крепленное десертное вино темно-красного цвета, которое производится в любой стране методом тепловой обработки. Нет, вечером надо пить кагор или, правильнее, каор из Франции - красное сухое вино, которое производится в окрестностях Каора в долине реки Ло. Когда своего вина в России еще не производили, эту алкогольную продукцию импортировали. Священный Синод признал кагор в единственным вином, которое можно использовать для церковных нужд.
Даже уважаемый мной Петр I, страдавший от заболевания желудка, стал пить каор по настоянию врачей. Еще одна причина того, почему в храмах России стали использовать для служения этот сорт напитка: вино разбавлялось водой, но даже после этого напиток сохранял своей насыщенный вкус, аромат, цвет – настольно он был густым, экстрактивным.
- Что, нет каора? Есть Бордо. Какое? Мерло? Пойдет, несите бутылку.
Ожидаю тележку с расторопным служащим и думаю о том, что у богатого человека и в СССР есть возможность жить, как я привык в прошлой жизни – ни в чем себе не отказывая. Да, я - сибарит! Люблю вкусно поесть, мягко поспать. Но в целом я скромен, особых запросов не имею. Не нужны мне яхты или замки, мне вполне хватит трехкомнатной квартиры и хорошей машины. Только квартира пусть будет Сталинской постройки, а авто немецкого производства.
Огромное окно возможностей. Даже в СССР, не говоря уж о покупке акций технологических гигантов, таких как Microsoft, Amazon и Apple. Например, «изобрести» банальные костыли из металла – локтевые. Аппарат Елизарова подсказать (если он еще не существует) хорошему хирургу. Чайник с кофейником сделать по принципам двадцать первого века. Но в СССР копейки заплатят за изобретения, а возиться с патентами, время тратить – только в убыток.
Тем ни менее попробую себя в писательстве. Они в СССР живут по местным меркам роскошно. Да и комфортно мне в их среде, как было комфортно в среде журналистов, когда я еще пытался жить честно…
Но тут в дверь постучали и тележка, крытая белыми салфетками, въехала в номер. И я, еще род впечатлением тюремной баланды, на полчаса забыл о реальности. Ну так вкусно же!
Утром я принял душ и голышом подошел к окну. Красива Москва, но видал и покрасивше. Прага, Стамбул, Рим, Флоренция… Мирный мир очень красив и безобразен, повидал. А вот не растерять впустую новую возможность в новом и здоровом теле… Надо постараться!
Взял журнал, изучил последнюю страницу:
Адрес редакции: Москва. Г-69 БЛ- Воровского 52.
Телефон: Д 5-1783Py1101111c11 не возвращаются.
А 00126. Подписано 1: 1101111111 24 I--1010 г. Тираж 100 000 1-1113.
Над. Мг 241. Заказ N; 3032.(I)(1p:.1a1‘ бумаги 84Х10811ь. 133 м. :1. 8,-3.1.
Псч..1.1.'.3,53.
Ничего себе – тираж аж 100000. Гигантская цифра для журнала в будущем. Так это еще при Катаеве, а вскоре Борис Полевой придет, фронтовик. Все нормальные люди моей эпохи читали его «Повесть о настоящем человеке»! И тираж в восьмидесятые достигнет трех с лишним миллионов, 3 100 200. И будет раскупаться мгновенно.
Еще с вечера я набросал свои черновые предложения редакции.
Конечно рассказ, даже – этюд про Последнего Волка.
Где-то так начать:
Он подошел к шелестящим на морозном ветру флажкам, понюхал их, тяжело втягивая худые бока. Флажки были обыкновенные, красные. Материя на ветру задубела и пахла не очень противно: человек почти не чувствовался. Он пригнул остроухую морду и пролез под заграждение. Флажок жестко погладил его по заиндевевшей шерсти. Он передернулся брезгливо и рысцой потрусил в лес, в бесконечно знакомое ему пространство.
Лес глухо жужжал, стряхивая лежалые нашлепки снега с синеватых лап. Тропа пахла зайцами и лисой. Все наскучило. Где-то подо льдом билась вода. Он присел около сугроба, приоткрыл седую пасть и завыл жутко и протяжно, сжимая худые бока. Ребра туго обтягивались шкурой, и казалось, что кости постукивают внутри. Он лег, перестал выть, прикрыл тусклые глаза, проскулил по-щенячьи. Мягкими иголочками взметалось в снегу дыхание. Мохнатая ветка над головой закачалась укоризненно, стряхнула пухлый налет снега. Тогда он встал и, тяжело ступая, ушел куда-то, не озираясь и не прислушиваясь.
И закончить трагически:
Мужественный человек заверещал по-заячьи и, как его пес? упал в снег. Тогда волк остановился. Остановился, посмотрел на человека, закрывшего голову руками, на пса поодаль, сделал движение к черной железине пистолета - понюхать, но передумал. Повернулся и пошел в лес, устало, тяжело. Он снова был худым, и снова гремел его скелет под пепельной шкурой.
Он шел медленно, очень медленно, и человек успел очнуться, успел притянуть к лицу пистолет, успел выстрелить, не вставая. Он был человек и поэтому он выстрелил.
Ну еще стихотворение, чтоб до костей пробрало – на грани фола. Свое прошлое о том, как пропаганда исказила образ Ленина.
Вода живая – выдумка и сказка,
Мозг заспиртованный никто не возродит…
Заходишь в это здание с опаской,
Там мумия великая лежит.
И подступает к горлу горьким комом
Величие печальное его…
Что-то в этом роде. Не опубликуют, конечно, но заинтересуются.
А для публикации что-нибудь простенькое, душевное. Вот это, например:
Стою на берегу залива
и сам себя понять боюсь.
Рыбачьи лодочки тоскливо
мою вычерпывают грусть...
И предложить объемное произведение. Главное, чтоб в план поставили, а я напишу к сроку. А пока – синопсис: «Сознание бывшего уголовника после смерти попадает в тело погибшего при ограблении демобилизованного военного, капитана. И он, восстановив память, идет работать в милицию…». Где-то так. И название: "Криминальная история бывшего мертвеца"
Ну, пора собираться. Интересно, кто будет дежурным в редакции, кто меня встретит?
[1] Сомелье́ (фр. sommelier, [sɔməlje]), или виноче́рпий (устар., не используется)