Карета встала на их пути, как неожиданное и досадное препятствие.
Идя мимо нее, они понижали голос и, взяв лошадей под уздцы, отводили их на край дороги. Когда средние воза поравнялись с каретой, один из лежащих под рогожей вдруг зашевелился, поднял голову и что-то крикнул.
Раздался смех.
На него со всех сторон зашикали, но, видно, не особенно сильно, потому что сейчас же из толпы выделился другой голос - молодой и гибкий, - который выкрикнул какую-то длинную и соленую фразу.
- ...вашего брата, - поймал ее конец Державин.
Он посмотрел на лакея.
Никита Петров стоял на запятках, и его голова моталась, как неживая.
Мужики шли мимо них.
Когда проехала последняя телега, Державин выскочил из кареты и, шатаясь от бешенства, бросился к запяткам.
Он схватил лакея за шиворот и стал его трясти мелкими сильными толчками.
- Иди в карету, скотина, - шипел он свистящим, яростным шепотом, слезай с запяток, иди в карету! Немедленно! Слышишь?
Лакей спокойно оттолкнул его руку, повернулся и стал слезать с запяток.
Тогда Державин, весь дрожа от возбуждения, схватил его за шиворот, подтащил по снегу к отворенной двери и бросил на сиденье. Потом встал на запятки и, задыхаясь, крикнул кучеру: "Поезжай!"
И через минуту они встретили одинокую телегу, отставшую от обоза. В ней сидел только один человек - два других шли поодаль. Когда карета поравнялась с телегой, Державин вдруг быстрым, кошачьим движением метнулся с запяток и, гикнув, схватил мужика за шиворот. Тот крикнул коротко и отчаянно и вцепился в край полушубка Державина. Два других, шедшие поодаль, остановились и замерли на месте. Державин поднял мужика за шиворот и, раскачав, деловито сунул головой в снег.
- Ты что же убойничаешь? - закричал наконец один из товарищей поверженного. - Али сам из станичников? Ну, врешь, не на таких напал! - он полез за сапог и, вытащив короткий, тонкий, как жало, нож, тяжело двинулся к Державину, повторяя: - Видали мы таких станичников.
Другой, маленький сморщенный старик, бегал вокруг, и на его сухой аккуратной руке блестел кастет.
Из окна кареты сонно смотрел лакей Никита Петров, и рот его был полуоткрыт.
Державин поднял свободную руку к лицу лежащего, и тот вздрогнул, почувствовав на шее обжигающую сталь пистолета.
- Я ничего тебе плохого не сделаю, - сказал Державин, обращаясь только к задержанному. - Лежи смирно и не кричи. Я не разбойник, а офицер. Видишь? - И он ткнул пальцем в свои нашивки. - Какие войска теперь в городе?
Мужик, увидев в руках Державина пистолет и почувствовав на лице его дуло, перестал биться и замер.
- Какие войска в городе? - повторил свой вопрос Державин.
Мужик, не отвечая, что-то бормотал, скосив глаза на дуло пистолета.
- Мы об этом, ваше благородие, не наведаны, - вдруг звонко закричал один из мужиков. - Обыкновенно какие, ходят по городу в русском платье да шубы у мужиков отбирают.
- Какие шубы? - спросил недоуменно Державин.
- Обнакновенно - шубы.
- Что, войска-то в мундирах? - переспросил Державин.
- Мундиров не видели, - охотно ответили ему со стороны. - Может, и были какие мундиры, да мы не видели. А видели мы только в овчинах, а не в мундирах.
Державин задумался.
Неожиданно положение осложнялось. Представление о пугачевских войсках неизменно сливалось в его воображении с тулупами, овчинами, косами и топорами. Регулярные царские войска никогда не снимали форменных мундиров и в тулупах не ходили.
Да не врут ли мужики?
- Оружие есть? - спросил Державин. На этот раз ему ответил сам пленник.
- Ружья в аккурате, ваше благородие, - бойко сказал он. - Все честь честью: и ружья и штыки. Ходят по городу и шубы отбирают.
Державин отпустил его плечо. В городе были царские войска. Пугачевцы не имели штыков.
Он подошел к карете и, широко отворив дверь, выбросил из нее Никиту Петрова. Мужики, отбежавшие в сторону, смотрели на него с удивлением.
Карета тронулась. Мужики стояли неподвижно.
- Эй, барин, - вдруг крикнул один из них, - ты, барин, батюшки не бойся, он и вашему брату ничего худого не делает. Если ты ему с чистым сердцем передашься, он тебе и чин прибавит, и денег даст... У него в полках сейчас вашего брата видимо-невидимо. Да ты не лупись, ты слушай, что я тебе объясняю.
- Погоняй! - крикнул Державин и замахнулся кулаком на кучера. Погоняй, скотина.
Возница стегнул лошадь, и карета тронулась.
В Симбирск они въехали вечером 30-го декабря.
Было уже очень поздно. На главных улицах зажигали огни и на заставах опускали шлагбаумы.
Два часовых остановили его под желтым огнем фонаря и долго рассматривали его бумаги.
Было 11 часов ночи.
Чтоб выяснить положение, Державин велел везти себя прямо к воеводе.
IV
Тайная следственная комиссия работала бесперебойно.
Скрипели перья, шуршала бумага, часовые сбивались с ног, водя на допросы обтрепанных и страшных людей. Каждый день в Казань отправлялись гонцы с секретными донесениями в запечатанных сумках. Списки мятежников росли с ужасающей быстротой, и офицеры, производившие следствие, сбивались в счете арестованных.
Комиссия работала днем и ночью, и все-таки многое оставалось туманным.
Каждый арест влек за собой вереницу новых подозреваемых, которых тоже приходилось арестовывать или брать на заметку. Впрочем, таких было мало, каждый, попав в реестр, считался зачинщиком или, по меньшей мере, главным сподвижником зачинщика.
Сначала работа комиссии шла медленно, но скоро следователи набили себе руку и твердо усвоили правила поведения с арестованными. Как ни разны были преступники, но они все вели себя одинаково.