Энслингер наклоняется. Взгляд его карих глаз проникает в голову. К мозгу, стимулируя мысли, приливает кровь. Этими глазами он может читать тепловые модели. Ни магнитофон, ни блокнот, ни фотоаппарат ему не нужны. И вот грядет Большая Речь, думаю я, но детектив только улыбается и уходит.
Что-то кусает в грудь. Сутулюсь, скребу подбородком — не достаю. Головка с чипом слежения проникает под кожу, в кровь. Слепой, глухой, подтекающий, жучок проползает по животу, по спине, спускается по рубашке и срывается. Звук такой, словно упала бутылочная пробка.
Из коричневого конверта на стол выскальзывает моя записная книжка.
— Будь я на его месте, поджарил бы тебе задницу, — говорит полицейский в форме. Под значком имя — Ллойд Дельгадо. Регистратор.
— Считай, что повезло, — шипит коп мне в ухо. — Должно быть, ты и впрямь ему нравишься. — Снимая наручники, он так поворачивает запястье, что руку до локтя простреливает боль.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Видел, какой он с теми, кто ему не нравится.
Массирую руку, стираю боль.
Дельгадо, Энслингер и все остальные ушли, как будто растворились в пустоте.
В номер входит смотритель. Зубы сжаты, подбородок выпячен. Если он не даст мне под зад, значит, Энслингер поговорил и с ним.
— Тебе что-то надо? — спрашивает он.
— Дверь.
— Знаю. — Он крутит головой вправо, влево и, понизив голос, говорит: — Устроишь еще раз что-то в этом духе, и тебя отсюда вынесут ногами вперед.
Смотритель выходит.
Рабочий — в холщовых рукавицах, с широким поясом для инструментов — приносит новую дверь, должно быть, несколько лет собиравшую пыль в подвале.
— Слышал, у тебя проблемы с жучками.
Новость пришла от химика-заики из соседней лаборатории. Койот по кличке Хвост принял дозу на автостраде 127 и сыграл в ящик, оставив впечатанную в асфальт тень — напоминание о судьбе Нагасаки. Я вез с собой четыре фунта лизергиновой кислоты и остановился возле автозаправки проверить сообщения на автоответчике с платного телефона. Отто протирал ветровое стекло. Сигнальщик в Готаме произнес только одно магическое слово:
— Гинденбург. — Короткие гудки.
Плетеный Человек был немногословен. Кодовое слово «Гинденбург» означало происшествие на маршруте, так что первым о случившемся узнал дорожный патруль. Человек в Готаме брал заработанное готовым продуктом, и его паника передавалась другим.
Сигнальщик снял трубку после первого звонка.
— Пошел. — На языке протокола чрезвычайной ситуации это означало: говори коротко и никаких деталей.
— Да или нет, — сказал я. — Больше ничего. Анжела там?
— Да.
Если нас прослушивали, и оператор ухватил имя, это не имело значения. Анжела была кодом — все уничтожить.
— Груз.
— Я не…
— Груз.
— Нет.
Они уже должны были приготовиться за те несколько минут, что ждали моего звонка. Инструкция требовала, чтобы команда собрала личные вещи — на каждого не больше одной сумки, — убрала следы, погрузила готовый продукт, оставила оборудование и срочно эвакуировалась.
— Тогда собирайтесь и уходите, — сказал я. — Уходите. Понятно?
— Но…
— Понятно?
— Да.
— Продукт?
— Нет.
— Знаешь, что дальше?
— Это ты мне скажи.
— Скажу, когда будешь там.
— Через тридцать минут.
— Через двадцать. — Я повесил трубку.
Я знал, что как только личность погибшего будет установлена, полиция проверит его уголовную биографию, отследит пользование кредитными и банковскими карточками, записи телефонных звонков и всех звонков с платных телефонов в радиусе мили от места жительства, а потом всерьез возьмется за всех его знакомых. Неоплаченные штрафы за парковку, просроченные повестки, нарушения правил досрочного и условного освобождения, задержания — в ход пойдет все.
Рано или поздно кто-то заговорит. Так бывает всегда. Копы соблазняют задержанных обещаниями отказа от судебного преследования, выплаты вознаграждений за арестованное имущество. Никого не станут заковывать в наручники или сажать в одиночку — всем будет предложено сотрудничать. Круг расширяется за счет знакомых знакомых, их жен и детей. И всегда кто-то ломается, кто-то выбирает свободу и пачку помеченных банкнот. Полиция работает быстро, значит, мы должны быть еще быстрее. Быстрее департамента автомобильного транспорта и тех, кто ищет карточки дантиста.
Мы возвращались из Техаса. В Готаме я вырастил культуру клависепс фунгус, а потом переправил грибы через посыльного в одно местечко под кодовым названием Оз, где тамошние ребята использовали их для инфицирования посевов ржи. Я проработал с ними до самого утра, опрыскивая семена из пульверизатора и показывая, как избавляться от жиров с помощью толуола. Полученная в результате черная кашица чувствительна к свету, воздуху и температурным изменениям, поэтому я, прежде чем пускаться в дорогу, надежно запечатал ее и положил на сухой лед. На некоторых маршрутах предпочтительнее пользоваться собственной машиной. Не хотелось, чтобы кто-то из нанятых Уайтом идиотов зарулил в речку или водохранилище. Звонок из Готама подтвердил обоснованность таких опасений.
Один парень вообще стал легендой, опрокинув на себя кварту чистейшего ЛСД. То ли поскользнулся, то ли зацепился за какой-то шнур, толи перебрал пива. Так или иначе, он рухнул на бетонный пол и свалил готовую к разливу емкость. Бедняга на неделю покинул наш мир. По сей день клянется, что заново открыл кислоту, но собачонка его подружки шпионила на правительство и подстроила несчастный случай.
Отдав команде наличные и распорядившись разобрать лабораторию и покинуть Оз, мы тронулись в обратный путь. Надо было спешить, чтобы доставить морозильник в Грэнд-сентрал до прибытия посыльных с другими материалами. Мне не терпелось вернуться домой. Отто не терпелось испытать удачу на столах Вегаса.
Отто помигал фарами. Я махнул рукой, и он продолжил чистить стекло. Осы, шмели, сверчки, саранча, стрекозы и прочая летучая живность становилась все крупнее по мере того, как мы углублялись в Техас. В штат, где мужчины — это мужчины, а насекомые, как сказал Отто, тоже считают себя таковыми. На скорости семьдесят миль в час они врезались в лобовое стекло, как камешки, и держались на нем, пока их не сметали «дворники», а некоторые даже благополучно улетали. Те, что не выдерживали столкновения, разбрызгивали внутренности по фарам.
Через восемнадцать минут я позвонил уже с другого платного телефона. Снявший трубку со свистом вздохнул:
— Пошел.
— Твоя очередь. — Мне нужно было знать подробности.