Фетисова отнесли на барказ, и его место на скале занял политрук. Рядом лежал санитар. Глотая слезы, он яростно долбил каменистую землю ножом.
"Остров надо удержать!" - мысленно твердил политрук, ему, как и всем на Эльмхольме, было невтерпеж лежать на месте, скорее бы столкнуть врага в залив. Но Гранин настрого запретил наступать. Политрук помнил его наказ: "Держи плацдарм!" Громкое слово: "плацдарм". Не плацдарм, а пятачок, всего тридцать метров на двести пятьдесят. Но надо держать, зубами держать каждый метр.
После полудня из лощины от Богданыча прибежал Макатахин. Он доложил: в лесочке перед лощиной накапливаются солдаты. Их там так много, что сосны колышутся, как от сильного ветра. Богданыч прислал сказать, что для артиллерии лесочек - верная цель: куда ни положи снаряд - накроет.
Надо дать знать штабу отряда. Но связи с Хорсеном нет. Была бы связь, политрук вызвал бы по лесочку огонь. Надо бы держать противника на месте, прижать, не дать подняться в контратаку. Но как передать это Гранину? Послать связного. На чем?..
- Горденко ко мне, - тихо приказал политрук.
- Я здесь, - откликнулся он.
- Плавать умеешь?
- Да. Сдавал на разряд.
- Ныряешь?
- Как рыба.
Политрук поморщился: "Хвастлив?" Но вспомнил, как он рвался в десант.
- Волна крутая, учти. Надо плыть до Хорсена. Лучше через Старкерн. Видишь, как бьют по заливу?.. Макатахин, отправляйтесь вниз, передайте Богданычу, чтобы прикрыл пловца. Бейте по "кукушкам". А ты, Алеша, помни: до Гранина ты должен добраться живым. Живым, понял?!
Алеша уже раздевался.
- Сними тельняшку - лишняя нагрузка в воде.
Он сложил на скале одежду и сверху положил бескозырку с отцовской ленточкой. Из бушлата достал комсомольский билет, отдал политруку и пополз вниз. Политрук окликнул его хрипло:
- Иди сюда. - Он притянул Алешу к себе, расцеловал крепко, махнул рукой: "Совсем еще юнец".
Алеша спустился к обгорелой сосне. Волна за волной обдавала ее черный ствол. Сосна стала скользкая. Алеша постоял на ней, переждал, пока опала волна, прикинул высоту и, вытянув руки, прыгнул в море. Вынырнув, оглянулся сверху за ним следили санитар и политрук. С такой вышки ему еще не случалось прыгать. Он осмотрелся, взял направление и поплыл.
Плыл трудно. Порой казалось, что море держит его на месте. Море вертело, крутило его, он зарывался с головой, глотал горечи до тошноты, отплевывался, все сильнее загребал длинными, крепкими руками, норовил оглянуться, далеко ли отплыл, но скалу уже не видел. Не за что было зацепиться взглядом ни позади, ни впереди. Всюду только вода, горы ревущей воды и водяные пропасти, обвалы.
Когда шторм вынес Алешу на вершину вала, он увидел вокруг себя пляшущие фонтанчики, множество фонтанчиков, вскипающих от пуль; а впереди макушки сосен, знакомых сосен Хорсена. И он подумал с мальчишеским азартом: "Лег на курс!"
Становилось не по себе, когда пули вблизи неслышно взбивали воду. Казалось, не разные, а все те же пули скачут следом. За ним охотятся. Стало страшно от мысли, что его могут убить. Живым, живым надо добраться. Алеша набрал воздуху, нырнул, поплыл, отсчитывая секунды; плыл, пока хватило дыхания, вынырнул далеко впереди фонтанчиков, пляшущих на волне, и закричал, хотя никто не слышал его озорного крика:
- Эге-гей! Догоняй!..
Лежа в лощине, Богданыч не видел Алешу, но заметил, что "кукушки" перенесли огонь на море. Переползая от матроса к матросу, Богданыч шептал: "По деревьям, по деревьям бей! Не давай им стрелять в Горденко!.."
А сверху, с обрыва, за Алешей следил политрук. Возле него рос брустверчик из камней, санитар долбил и долбил камень, только и слыша стрельбу; сколько сил, сколько металла против одного мальчонки; вот и пушки врага ударили с дальних островов. Разрывы мешали следить за пловцом.
- Дайте бинокль! - нервничал политрук. Он взял бинокль, увидел: Алеша у Старкерна!
- Вот чертенок! - обрадовался санитар.
- Не чертенок, орленок он, товарищ Парамошков! - сказал политрук. Орленок Балтики! - И вдруг закричал: - Сбили! Убит!
Не у Старкерна, у безымянного бугра перед ним увидел политрук Алешу, когда тот выплыл у этой скалы, где лежал когда-то Камолов. Там глубоко, не встанешь. А уцепиться не за что - рука скользила по гладкому, ослизлому граниту. Из последних сил он отплыл в сторону, отыскал трещину в граните, подтянулся на руках, выкарабкался на бугор, тут силы его покинули, и он упал. Но заставил себя вскочить и добежать до отмели. Четыреста метров пройдено вплавь. Пули сюда не долетали, Алеша почувствовал себя в безопасности.
На берег Хорсена он вылез в ознобе, пошел по тропинке мимо лазарета раненые молчаливо смотрели вслед полуголому Алеше.
Синий от холода, в одних трусах, с израненными на острых камнях босыми ногами он предстал перед Граниным. Гранин вытащил из-под койки сундучок, достал брюки, тельняшку, ботинки, большие, но других изодранным ногам и не надо.
- Надевай. - Гранин налил из фляги в стаканчик спирту. - Глотни для здоровья.
Алеша впервые в жизни выпил спирту, согрелся. Он доложил, что политрук просит огня артиллерии за лощину, жмет оттуда враг, ночью может атаковать. И добавил:
- Матросы спрашивают еще: нельзя ли нам самим ударить?
- А тебя кто посылал - матросы или политрук?
- Виноват, товарищ капитан. Политрук товарищ Гончаров.
- Тогда не задавай лишних вопросов. На карте можешь показать?
- Могу.
- Где погиб Фетисов?
- Вот здесь. В бухту заходить нельзя. Он нас предупредил семафором. Вот тут обгоревшая сосна. Тут можно высаживаться.
- Пивоваров, связь надо скорее тянуть. Командируй телефониста похрабрее. Чтобы обязательно дотянул.
- Разрешите возвращаться, товарищ капитан?
- Никуда тебя больше не пущу. Марш в роту. Спать.
В гранинской одежде, без бушлата, Алеша вышел из Кротовой норы. Кружилась голова. Он добрел до пещеры и лег.
Спал он беспокойно, всхлипывал, зовя Фетисова, просыпался и снова забывался в тревоге. Поднялся, когда в амбразуру уже не падал свет. Кто-то копошился во тьме.
- Это кто? Отделенный? - Алеша разглядел Щербаковского, тот набивал патронами диск для автомата.
- Б-архатов теперь твой от-деленныЙ. Ив-ан Петрович Щербаковский в д-евятнадцать ноль-ноль назначен к-омандиром особого взвода!
- Вы куда, товарищ командир взвода? - обеспокоился Алеша.
- Ос-собое задание! - с гордостью произнес Щербаковский. - Не зря капитан держал нас в резерве. П-ойдем туда с тыла.
Алеша, полуодетый, в широких гранинских штанах, в ботинках с его большой ноги, выскочил и побежал в Кротовую нору.
Гранин не разрешил идти вторично в десант. Но на Эльмхольме его комсомольский билет, автомат, форма, он должен туда пойти. Алеша решился нарушить запрет Гранина и вскочил в первую же шлюпку, назначенную везти на остров матросам мешок с сухарями.