- Подумаешь! К тому времени я буду доброй, славной звездой. У него язык не повернётся меня ругать.
- Зато со мной он не станет церемониться.
- Вы-то здесь при чём? Какое отношение вы имеете к моей театральной деятельности?
- Я познакомил вас с Джорджем Гаффином.
- Это верно, старичок, это верно. Совсем забыл вас поблагодарить. Ну ладно, мне пора. Завтра с утра репетиция <Попроси папу>, так что мне надо выспаться. Чудно, что я собираюсь играть в <Попроси папу>, когда именно этого я не собираюсь делать. Вы поняли, что я имел в виду? Что? Что? Ну, пока-пока!
- До свидания, - сказал я и проводил придурка до двери. Затем я кинулся к телефону и позвонил Джорджу Гаффину.
- Послушай, Джордж, как насчёт Бассингтон-Бассингтона?
- Что насчёт Бассингтон-Бассингтона?
- Он говорит, ты дал ему роль в твоей пьесе.
- Ах, да. Несколько строк.
- Но я только что получил пятьдесят семь каблограмм из дома, где меня просят и на пушечный выстрел не подпускать его к сцене.
- Прости, но Сирил именно тот, кто мне нужен. Ему просто придётся сыграть самого себя.
- Послушай, Джордж, старина, для меня это - нож острый. Моя тётя Агата прислала ко мне этого придурка с рекомендательным письмом, и она решит, что во всём виноват я.
- Она лишит тебя наследства?
- Дело не в деньгах. Но: Видишь ли, ты не знаешь мою тётю Агату, поэтому мне трудно объяснить. Она самый настоящий вампир в юбке и не даст мне покоя, когда я вернусь в Лондон. Она съест меня со всеми потрохами и не подавится.
- В таком случае не возвращайся в Лондон. Оставайся здесь и стань президентом Америки.
- Но, Джордж, старина:
- Спокойной ночи.
- Но послушай, Джордж, дружище!
- Ты не уловил моей последней фразы. Я сказал <спокойной ночи>. Вы, праздные богачи, может, и не нуждаетесь в сне, но мне завтра утром надлежит быть бодрым и весёлым. С богом!
У меня возникло такое ощущение, что меня все бросили. Мне стало так тоскливо и одиноко, что я не выдержал и постучал в дверь к Дживзу. Я редко так поступаю, но сейчас я решил, что мне необходима поддержка и Дживзу следует подбодрить своего молодого господина, даже если это нарушит его сладкий сон.
Дживз вышел ко мне в длинном коричневом халате.
- Сэр?
- Прости, что разбудил тебя, Дживз, но у меня куча неприятностей, и я не знаю, как выкрутиться.
- Я не спал, сэр. Перед сном я всегда читаю несколько страниц какой-нибудь познавательной книги.
- Прекрасно! Я имею в виду, если ты только что упражнял свои мозги, тебе легче будет решить всякие сложные проблемы. Дживз, мистер Бассингтон-Бассингтон записался в актёры!
- Вот как, сэр?
- Ах! Тебя не потрясло это известие? Ты просто не знаешь, в чём тут дело! Понимаешь, вся его семья категорически возражает против его выступлений на сцене. Я не оберусь неприятностей, если он станет актёром. И, что самое важное, тётя Агата обвинит меня во всём, что произошло. Ты понимаешь, о чём я говорю?
- Безусловно, сэр.
- Ну, ты можешь придумать какой-нибудь способ, чтобы остановить его?
- Должен признаться, в данный момент нет, сэр.
- Тогда думай, Дживз, думай!
- Я сделаю всё, что в моих силах, сэр. Я могу быть чем-нибудь ещё вам полезен?
- Надеюсь. Если ещё что-нибудь случится, а просто не выдержу. Это всё, Дживз.
- Слушаюсь, сэр.
И он удалился к себе.
ГЛАВА 10
Лифтёру неожиданно везёт
Роль, которую старина Джордж написал для придурка Сирила, умещалась на двух машинописных страницах, но безмозглый тупица, видимо, решил, что будет играть Гамлета, и зубрил её на разные лады с утра до вечера. Мне кажется, первые несколько дней он читал мне текст не менее двух десятков раз. Почему-то он вбил себе в голову, что я отношусь к нему с почтительным восхищением и готов поддержать его во всех начинаниях в любую минуту. Всё время думая о том, что скажет мне тётя Агата, и одновременно выслушивая по ночам излияния Сирила, я превратился в тень самого себя. Дживз продолжал держаться от меня, так сказать, на почтительно-вежливом расстоянии из-за лиловых носков. Такая обстановка кого угодно могла состарить в считанные дни, а о joie de vivre нечего было и думать.
Вскоре пришло письмо от тёти Агаты. Примерно на шести страницах она описывала чувства отца, когда тот узнал, что Сирил собирается стать актёром, и ещё на шести страницах вкратце излагала, что она скажет, подумает и сделает, если я не сберегу Сирила от дурного влияния театральных кругов, пока он находится в Америке. Письмо пришло днём, и, прочитав его, я ещё раз убедился, что послания тёти Агаты нельзя держать в секрете. Я находился в таком состоянии, что, не нажимая на кнопку звонка, бросился на кухню, хрипло призывая Дживза на помощь. Рывком открыв дверь, я неожиданно увидел, что попал на чаепитие. За столом сидели печальный тип, скорее всего камердинер, и мальчик в брюках и курточке.
Печальный камердинер пил виски с содовой, а мальчик уплетал джем.
- Э-э-э, послушай, Дживз, - сказал я. - Прости, что нарушил твой покой, и приятного аппетита, но:
В этот момент мальчик скосил на меня один глаз, и я почувствовал, что мне пронзили грудь. Это был холодный, тяжёлый, обвиняющий во всех смертных грехах взгляд, от которого хочется проверить, правильно ли завязан галстук. Он был довольно полным ребёнком с кучей веснушек на лице, измазанном джемом.
- Привет, привет, привет! - сказал я. - Что? - Ничего другого мне в голову не пришло.
Паренёк посмотрел на меня, как на ненужное пополнение, которое принесла кошка, нагулявшись по крышам. Может, я тайно понравился ему с первого взгляда, но он явно дал мне понять, что был обо мне самого невысокого мнения, которое не могло измениться после нашего знакомства. Видимо, я пользовался у него таким же успехом, как остывшее жаркое.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Меня? О, Вустер, знаете ли.
- Мой папка богаче, чем ты!
И, сказав обо мне всё, что хотел, он вновь уткнулся в джем, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я повернулся к Дживзу.