- Нет! - С ума сойти. - Но если ты сейчас же не уйдешь, я не успею высушить одежду. А я не собираюсь сидеть за твоим столом мокрый.
Обиженная, сомневающаяся, Лора отходила пятясь. Бедная маленькая Лора. Бедная большая девочка. Такая неуверенная. Оглянулась, задрала голову, смотрит на мост.
- А я спрыгнула. Спрыгнула! Теперь еще ты ко мне придешь, и это будет самый счастливый день в моей жизни.
Пошла наконец.
Джош весь сник, съежился на земле, внутренне опустошенный, будто выжатый, сам не веря, что это он сейчас с ней говорил, а не кто-то другой. Надо же! О господи!
Лора шла по тропинке, то и дело оборачиваясь, наверно хотела удостовериться, что он в самом деле существует и никуда не исчез. Потом она скрылась из виду.
С ума сойти.
Джош Плаумен, ты низкое животное. Но ты не можешь пойти в этот дом. Это просто невозможно.
Тишина. Спокойствие. Восхитительная тишина и спокойствие.
Джош снова вытянулся на земле, лицом вниз, подставив спину ласковому солнцу. Какое облегчение. Гора с плеч. Словно пружина внутри расслабилась, и уже где-то в глубине души зашевелились первые ростки будущих стихов. Какие-то тени мыслей, не обретшие четких очертаний. Но все-таки они возникли. Благодарю тебя, господи, что ты исцелил мою голову. Тут он вспомнил про завтрак, брошенный на солнце. Ну и ладно. Пусть жарится. С вашей стороны, тетя Клара, это было нечестно. Я бы съел все это у вас за столом, только бы сделать вам приятное, но разве можно было заставлять меня есть этот ослиный корм на глазах у ребят?
Джош перекатился на спину, чтобы обсохнуть спереди. Надо бы, конечно, снять одежду. В мокрой не очень-то приятно. Снять и вывернуть наизнанку. Пусть солнце прожарит. Да ну еще, возиться. Чудесное тепло. Чудесное чувство - куда-то погружаешься, все глубже и глубже, и наплывает знакомое и радостное биение стихов.
Ушла. Ушла. Ушла.
Бог прекрасен. Бог справедлив.
Вот и тетя Клара так говорила. Хотя она, может быть, подразумевала не совсем то же самое.
19
Который же это час? Давно пора вылезать из печки или по крайней мере убавить жар. Да ты, Джош, совсем испекся. Добавить подливы из лимонада одна бутылка.
Присел, весь в поту, перед глазами круги. Солнце уже перевалило зенит, перешло черту и начало спуск. Скажем, час дня. Сколько же времени он проспал?
Где лимонад? На самом солнцепеке, черт бы его драл. Разогретый, как теплый отвар от простуды, который пьешь непогожим зимним вечером. Выругался бы, да нельзя: ведь тетя Клара его сама выжимала. Джош вытащил пробку зубами - горячий, да еще и горчит - чуть не поперхнулся раздавленной мякотью.
В двух шагах от него, скрестив ноги, сидит рыжий постреленок. Физиономия измазана лакричным леденцом, голубые глаза вытаращены.
- Вкусный лимонад, Джош?
Застигнутый врасплох, Джош беспомощно заморгал, лимонад струйкой побежал по подбородку, закапал на грудь.
- Опять ты! - таким свирепым голосом, будто готов зарубить его топором.
- Ага.
- Ты что здесь делаешь? Другого места, что ли, не нашел?
- Вкусный был леденец. А теперь я пить хочу.
- Ну и иди домой к маме, попроси воды напиться.
- А я хочу лимонада, вот чего.
- Не получишь, не надейся.
- Я лимонад люблю.
- И я тоже, Сынок.
- Это твой завтрак?
- Да, - ответил, как отрубил.
- Оставил его на солнце, мухи вон налетели. Ты его все равно что выбросил, вот что. Я твоей тетушке скажу. Она рассердится.
- Ты ведь хороший мальчик, правда? - в голосе Джоша - хрипотца, в сердце - злоба.
- Я лимонад люблю. Очень даже.
Джош с кривой усмешкой:
- Ну, если так, я дам тебе, пожалуй, немного. - И протянул бутылку. Вот, отпей, Сынок, до сих пор.
Сынок обтер горлышко бутылки грязной ладонью и стал, булькая, умело, как бывалый пьянчуга, лить лимонад себе в глотку.
Джош обеспокоенно:
- Все! Довольно!
Сынок облизнулся, отрыгнул, два раза чихнул в бутылку и сказал:
- Он горячий и противный.
- Никто тебя не заставлял его пить. Отдавай.
- А мне пить хочется, я долго на солнце сидел. Джош со стоном смотрел, как Сынок допивает его лимонад.
- Спасибочки.
- Да уж на здоровьице.
Сынок утерся грязной рукой и сказал:
- Опоздаешь.
- Опоздаю. Куда?