Попытки снять проклятье с помощью любви между мной и капитаном бессмысленны. Это все уже осознали, я думаю. Так что буду надеяться, что меня просто высадят в ближайшем порту. Если решат пустить по кругу, придётся драться и топиться в море — если я, конечно, успею утопиться раньше, чем меня оттуда выловят.
Беспокойство учащало пульс, отдавалось дрожью в руках и холодными мурашками на шее. Чем больше я думала о будущем, тем страшнее становилось. Чувствуя моё беспокойство, крыс возился на плече и ещё плотнее ко мне прижимался — с тех пор, как я подобрала его под лестницей, он ни на шаг от меня не отходил.
Когда моя тревога достигла почти что апогея, за спиной послышалась возня и крики матросов. Обернувшись, я поняла, что настало время ужина.
Ветер почти улёгся, туман рассеялся и воздух потеплел, так что все — и матросы Фредерика, и беженцы во главе со Стефаном, разместились на палубе. Меня же какой-то мелкий мужичок с лицом, которого я, как ни вглядывалась, не могла запомнить, отвёл в помещения офицеров.
— По приказу капитана, — объяснил он, потом толкнул передо мной дверь и испарился.
Я вздрогнула, но вошла, стараясь гнать из головы любые, даже самые оптимистичные предположения.
Оказавшись в полутемном посещении, несколько раз моргнула, привыкая к полутьме. Стол здесь накрыли на троих. Как только я вошла, мужчины встали. Капитана Фредерика я узнала сразу, а вот второго моряка вообще не видела на палубе. Сухой старик с белыми, аккуратно подбритыми бакенбардами на впалых щеках и серыми, почти прозрачными, но удивительно живыми глазами, блестящими из-под кустистых бровей — своей военной выправкой и лёгким серым шарфом, очевидно прикрывавший жабры, он походил на тех археологов, этнографов и зоологов, о которых я так любила читать, когда была подростком.
— Разрешите представить вам, Эстер Бенавидес, — капитан выдержал театральную паузу, и, судя по его бесстрастному лицу, формальности не доставляли ему ни удовольствия, ни дискомфорта. — Дуглас О'Ши, штурман этого корабля.
— Очень рада знакомству, — так же спокойно ответила я, поражаясь собственной выдержке. Мысленно мне уже хотелось с криком и слезами выбежать отсюда и куда-нибудь спрятаться — я накрутила себя так, что стала похожа на сжатую пружину.
— Взаимно, — сказал старый штурман. Голос его показался мне слишком тихим после криков моряков, но в нём чувствовалось какое-то особое величие и достоинство.
Дуглас отодвинул для меня стул и лёгким движением руки пригласил присесть. Всё ещё не понимая, к чему приведёт этот спектакль, я опустилась за стол и осмотрела еду. Даже по запаху стразу стало понятно, что готовила местная стряпуха гораздо лучше старика-рыболюда: обильно сдабривала рыбу водорослями и даже какими-то специями, отчего она приобретала совершенно разные привкусы.
Какое-то время все трое, молча жевали, но даже хорошая еда не могла отвлечь меня от бесконечных предположений, которые сменялись в мыслях одно за другим. Может, меня сейчас скормят акулам? Или проводят в каюту капитана для «особых развлечений»? Или начнут что-нибудь выспрашивать о Стэфане и о том, удалось ли ему найти способы избавиться от проклятья? Последний вариант казался вполне логичным, и штурман, насытившись, действительно задал мне вопрос о капитане-рыболюде.
— Правда ли, что Стэфан учил вас навигации, леди?
Я поднять на него удивлённый взгляд, но быстро вернула себе равнодушный и уверенный вид. К чему бы они ни клонили, но страх показывать нельзя. Раз они желают разговаривать, значит, к чему-нибудь да придём.
— Да, это так. Около месяца я изучала карты, способы измерения места положения и скорости корабля, работу с навигацкими приборами, знаю порядок ведения корабельного журнала, — как можно пространнее ответила я, стараясь оттянуть дальнейшие расспросы. Я начала понимать, к чему клонятся эти двое. И оказалась права.
Вопросы посыпались на меня, как на выпускном экзамене в вузе. О принципах чтения карт, об изменении скорости корабля, о работе с приборами и вообще почти обо всём, о чем я успела узнать у Стэфана. И даже о том, чего узнать не успела. Поначалу я отвечала вполне неплохо, но спустя полчаса запас моих знаний сильно истощился, да и на многие задачи — почти что кейсы по навигацкому делу — мне неоткуда было знать ответ. Быть может, если бы Стэфан оказался более разговорчивым, я продержалась бы подольше, но увы, через час я выжатой тряпкой растеклась по стулу и смотрела то на штурмана, то на капитана почти умоляющим взглядом. Идея переспать с одним из них, а может, и с обоими сразу, уже не казалась такой ужасной — что угодно, лишь бы от меня отстали.
— Довольно, — наконец, с усмешкой произнёс Дуглас О'Ши, промакивая губы салфеткой. — Не бриллиант, но для рутинной работы подойдёт.
Фредерик ещё раз окинул меня взглядом и кивнул штурману, а потом повернулся ко мне.
— Видите ли, леди Эстер, на своём корабле я не держу тунеядцев. Быть может, на "Голландце" Стэфана вы и были на особом положении, но здесь всё иначе. Я долго искал вам занятие: наша госпожа кок наотрез отказалась пускать вас на камбуз, на работу с парусами у вас не хватит сил, а больше двух юнг нам ни к чему. Так что, раз уж у вас есть начальные знания, передаю вас под крыло Дугласа. И очень надеюсь, что вы поладите, — последнюю фразу Фредерик произнёс с нажимом, покосившись на штурмана.
По моей коже пробежала нервная дрожь: разве я смогу сохранить человеческий облик, если буду тут работать?
— И да, на счет этого, — Фрэдерик, заметив мое напряжение, прищурился и едва заметным жестом указал на свои жабры, — не волнуйтесь. На моем корабле частью команды вам никогда не стать.
Спокойное лицо Дугласа совершенно ничего не выражало, но я почти кожей чувствовала его въедливый, по-стариковски брюзгливый характер, который столетия на корабле вряд ли смягчили. Однако Фредерик сделал мне отличный подарок.
— Благодарю, капитан, — я даже слегка наклонила голову в знак признательности.
Фредерик едва заметно улыбнулся, в уголках глаз тут же скопились тонкие морщинки, и только сейчас я поняла, что на вид он даже немного старше Стэфана. А ещё, судя по одобрению в тёплых глазах, капитан остался доволен тем, что я по достоинству оценили его щедрость.
На палубу я выбралась со смешанными чувствами. С одной стороны, бесплатно научиться всему тому, что делает штурман — идея заманчивая. Судя по тому, как на этих кораблях обращаются с женщинами, вопрос неравенства в этом мире если и стоит, то не так остро. Впрочем, ничего удивительного: умы местных не испорчены христианскими идеями о слабости, смирении и подчинении всех всем. Так что, возможно, я смогу позже стать штурманом на корабле. Или наняться в качестве исследователя, а потом, когда-нибудь, купить себе маленькое торговое судно и гонять его от берега к берегу, попутно выискивая дорогие, но забытые вещи.
План выглядел слишком идеалистичным, но внушал надежду, однако один нюанс всё портил: если я слишком заиграюсь, если от роли ученицы штурмана перейду к действующему члену команды, то, возможно… О том, что у меня есть все шансы превратиться в рыбину, я старалась не думать вовсе. Но именно эта мысль бесконечно вертелась в усталом сознании.
За своими рассуждениями я, почти ничего вокруг не замечая, доплелась до камбуза. Там Кацка, окинув меня недовольным взглядом, всучила гамак и указала в дальний угол. Я покорно пристроила временное ложе на крюки, на которых, судя по запаху, недавно висела рыба, и меланхолично улеглась на него.
Вскоре неподалёку пристроилась Мариота. Она долго ворочалась — уж не знаю, как ей это удавалось в гамаке — и тяжело вздыхала. Так что в итоге я не выдержала.
— Что случилось? Отвалились остатки волос? — шепнула я, краем глаза наблюдая, как Кацка тяжело заваливается на гору каких-то не то мешков, не то тряпок в другом углу.
— Да ну тебя, — Мариота махнула рукой и отвернулась.
Гамак качнулся, крюк на стене тихо скрипнул. Мариота поморщилась и демонстративно закрыла глаза, но я продолжала смотреть на нее и ждать: она сосредоточенно жмурилась и стискивала губы, и явно не могла сейчас уснуть.
— Ты же видела, как Стэфан на меня посмотрел, когда я обняла его, — наконец, зашептала Мариота, наклоняясь ко мне. — У меня нет шансов.
На миг показалось, что она сейчас вывалится из гамака, но она умудрялась ловко держать равновесие.
— Ты налетела на него слишком неожиданно. Сдаётся мне, тут надо действовать мягче.
Советчик из меня, конечно, так себе: весь мой опыт отношений исчерпывался несколькими мимолетными связями, и я даже не уверена, что хоть раз по-настоящему влюблялась в мужчин, с которыми иногда делила постель. Но я хотя бы читала пару любовных романов в далёкой юности, так что могу попытаться найти баланс между идеальной теорией и неудачной практикой.
— Ты думаешь, всё еще может сработать? — даже в темноте большие глаза Мариоты блестели с азартом, и я кивнула, хоть сама и не слишком уверена в успехе.
— Надо только заранее продумать, что ты будешь делать и говорить.
— Но я же не куртизанка-соблазнительница! — тут же возмутилась лекарка, и только я собиралась успокоить её на этот счёт, как Кацка повернулась на своём высоком ложе и, тяжело вздохнув, села.
— Поспать не дадите, трещотки, — проворчала она.
Мы с Мариной повернулись к ней и с удивлением смотрели, как аборигенка, кряхтя, начала возиться в нижних ящиках. Вскоре она выудила оттуда бутыль из мутно-зеленого стекла, ловко откупорила её и вытащила с полки два стакана. Всё это Кацка с глухим стуком сгрудила на стол.
— Вот, берите и гнездуйте на палубу, канарейки. Ночь тёплая, и вино хорошее — не бойтесь, пейте. Только не шумите там сильно, — прошептала она и вернулась в свою импровизированную постель.
— А… разве можно? — спросила я, с сомнением поглядывая на стол. Насколько я знаю, без разрешения капитана спиртное на кораблях пить нельзя.
— Если никто не увидит, то и запретить некому, — философски изрекла Кацка и отвернулась к стене.
Мы с Мариной переглянулись и, не сговариваясь, поднялись. Я подхватила бутыль, она — медные стаканы, и мы выбрались под лунный свет, прямо в объятья теплого морского ветра.
Мы уселись неподалёку от двери на камбуз. Из-за качки приходилось постоянно придерживать и стаканы, и бутылку, но нам это не мешало. Какое-то время мы пили молча. Я смотрела на незнакомые звезды, лунную дорожку и паруса, которые в слабых отблесках воды, казалось, мерцали как-то мистически, хотя, по сути, наверное, всего лишь отражали лунный свет. Мариота смотрела в одну точку, и точка эта явно находилась где-то внутри неё. Я не хотела прерывать ход её мыслей, поэтому решила просто подождать, пока она оттает сама.
— Но разве любовь вот так можно спланировать? — наконец, спросила Мариота, будто мы и не прерывались на полчаса.