Только сейчас, глядя на рыболюдов, щурясь от блеска их чешуйчатой кожи, я поняла, что мне не скрыться отсюда. Не сбежать, не побыть в одиночестве, по крайней мере до тех пор, пока я не найду возможность сойти на землю — там они меня не достанут. Впрочем, высаживаться на какой-нибудь необитаемый остров смысла нет — они просто дождутся того дня, когда им можно будет сойти на берег, и заберут меня. Поэтому если и бежать, то непременно на континент. И подальше, в его глубь, на несколько дней или недель пути, — так, чтобы никогда и близко не подходить к морю.
Мысли текли вяло, и вскоре я провалилась в тяжёлый сон. Сквозь него иногда всплывало беспокойное сознание, и в такие моменты я пыталась вспомнить что-нибудь о прошлом Эстер, но ясной картинки так и не получила. Перед глазами метались тени и размытые образы: тот самый офицер, с которым она провела ночь, белокурые локоны, женский смех, потом — морская пучина, мерзкая вода в лёгких. И нестерпимая боль, то ли физическая, то ли душевная, терзала и рвала грудь. Она — как открытая рана, в которую ветер наносил песок и сор, саднила и чесалась, и хотелось вырвать сердце или зачерпнуть уже, наконец, носом воды, только бы загасить нестерпимый пожар.
Я очнулась, ощутив прикосновение к спине. Открыла глаза, когда Стэфан уже поднял меня на руки и спустился в трюм.
Голова нещадно гудела, тело, затекшее в неудобной позе, ныло, по ногам бежали мерзкие мурашки, как будто я отсидела их, а теперь пыталась ходить.
— В следующий раз постарайтесь найти более подходящее место для сна, — проворчал Стефан, укладывая меня на кровать в моей каюте.
— Простите, — пробормотала я и почувствовала жуткую сухость во рту. — Видимо, я ещё не совсем оправилась, и эта встреча с капитаном другого корабля немного… выбила меня из колеи.
Стэфан уже собирался уйти, повернулся, и его взгляд упал на клетку с крысюком, который сопел, свернувшись в аккуратный клубок. Капитан поморщился, наклонился, рассматривая странного грызуна, но так ничего и не сказал. Он уже потянулся к двери, но я не собиралась и дальше оставаться в неведении.
— Что это был за человек? Как вы познакомились? Расскажите, прошу вас! — голос вдруг обрёл неожиданную силу, и я озвучила просьбу громче, чем намеревалась.
Стэфан обернулся, внимательно посмотрел на меня, блеклые глаза под приподнятыми бровями сверкнули слабым удивлением.
— Если вам угодно выслушать, — Стэфан опустился на край моей кровати, а я села, обхватив руками колени. — В некотором роде мы с ним были коллегами. Видишь ли, почти двести лет назад три корабля подошли к берегам Южной Америки. Нам было приказано подчинить или прогнать местных, новые земли должны были стать колониями Голландии.
Услышав знакомые названия, я замерла. Даже страхи отступили перед жгучим любопытством: ужасно хотелось узнать, насколько похоже развивались истории этого мира и моего, родного.
Заметив мой интерес, Стэфан улыбнулся, но как-то печально.
— Но местные боги решили защищать свой народ. Нам удалось одолеть одного из колдунов — майя звали его Хуракан. Тогда две древние богини — теперь я знаю, что их звали Икешь и Иш-таб — объединились, чтобы наложить на нас проклятье. Они зачаровали нас, и теперь мы трое — Я, Фредерик Мариет, которого ты видела сегодня, и Карел Беккер — наш товарищ, который сейчас по ту сторону континента — должны вечно странствовать по морям, собирать души тех, кто погиб в море, и лишь раз в семь лет могут сходить на землю для того, чтобы опустить эти души во врата Шибальбы — подземный мир, где боги до сих пор живут и питаются своими жертвами.
Я слушала, затаив дыхание. Грызун проснулся и, почуяв моё присутствие, завозился в клетке.
Я шикнула на него, и он отвернулся, демонстративно взмахнув блестящим хвостом.
Стэфан задумался о чём-то и замолчал. Может, вспоминал те времена, когда ещё был человеком. А у меня в голове назрел вроде бы не слишком значительный, но не дающий покоя вопрос, который я всё же решилась задать.
— Но раз вы все из Голландии, почему говорите на другом языке? — я не стала уточнять, что речь обоих капитанов португальская, да и в целом вопрос казался рискованным. По логике моего мира они должны были говорить на немецком, но кто знает, какие финты выписывает местная история.
— Со временем голландских колоний здесь почти не осталось. Всё поделили между собой Испания и Португалия, потом подключились Британия и Франция, и мы переняли их языки — для удобства, — буднично пояснил Стэфан, не усмотрев в моём вопросе ничего странного.
Я собиралась спросить о чем-нибудь более важном — например, о причинах конфликта двух капитанов, но не успела. В каюту влетел растрепанный и как всегда спешащий Ги, и, едва отдышавшись, позвал Стэфана на палубу. Судя по весёлому виду паренька, ничего страшного не случилось, так что я осталась на кровати, когда капитан-амфибия вышел. Как только дверь за ним закрылась, я упала на жёсткую подушку и повернулась к крысу.
— Ни черта не понимаю, — призналась я, глядя в большие розовые глаза.
Крыс, сообразив, что я обращаюсь к нему, подполз ближе — насколько позволяли прутья клетки — и уставился на меня в ответ.
— Получается, в этом мире оживают боги, которые в… в общем, которых я раньше считала мифическими. Белен… Мариота говорила, что посвящена Белену. Теперь я вспомнила! Это кельтский бог-врачеватель. Интересно, какие ещё пантеоны здесь "ожили"? Как сосуществуют греческий и римский — они ведь по сути одно и то же? Есть ли единый бог, и если да, то христианский он или исламский. А может вообще — будда? И выходит, что приверженцев разных религий после смерти ждёт разная судьба?
От размышлений голова пошла кругом. Я закашлялась, сухость во рту становилась нестерпимой. Ещё и узкие стены нагнетали тревогу — хотелось как можно скорее сбежать от их давления, но сил подняться почему-то не было, как будто жуткий сон вытянул из меня всю энергию.
Крыс повёл носом, пискнул и вдруг вцепился зубами в прутья клетки. Не отчаянно-дико, а скорее демонстративно погрыз их, а потом снова уставился на меня.
— Голодный, — догадалась я, наконец. Хорошая же хозяйка — морю зверька голодом.
Крыс кивнул, его взгляд стал почти умоляющим.
— Ладно, сейчас что-нибудь придумаю.
Я вздохнула и все-таки поднялась с кровати. Перед глазами слегка поплыло, но моргнув несколько раз, я почти избавилась от мерзкого чувства слабости.
Надо сходить на камбуз: там могут быть какие-нибудь объедки, да и воды неплохо бы попить. Плечи невольно дёрнулись от мысли о встрече с жутким коком, но я вспомнила, как меланхолично он поставил перед моим носом тарелку, и глубоко вдохнула. Враждебности не проявлял, а что до его рыбоподобной внешности — ничего не поделаешь, придётся привыкать.
Я выбралась из каюты и огляделась. Если я правильно поняла, этот корабль очень похож на парусники восемнадцатого века. Земного, разумеется. Если это так, то от офицерских кают — а поселили меня в одной из них — надо выйти на палубу. На другом конце корабля будет камбуз.
Выбираться под открытое небо снова не очень хотелось, но в горле нещадно першило, а крыс показательно расстелился по полу клетки слабой тряпочкой. Маленький манипулятор, и зачем я его вообще оставила?
Выбравшись в небольшой, общий для всех офицеров зал, который, судя по тарелкам на столе, служил им и столовой, я заметила Мариоту, которая сидела на стуле, ловко балансируя на двух его ножках, с запрокинутой к потолку головой. Её волосы покачивались в такт движениям корабля и в слабом свете походили на песчаные дюны в вечерней тени. Она прикрыла глаза, из её губ вырвались слова незнакомого мне языка. Пока что лекарка меня не замечала.
Я ещё немного постояла, разглядывая её. Красивая — гораздо более эффектная, чем я, вернее, чем Эстер с ее слабой, болезненно-тонкой фигурой, острыми чертами лица и бледными губами. Жаль, я не по девочкам.
Украдкой вздохнув, я попыталась проскочить мимо Мариоты как можно тише, но не рассчитала движения и вписалась в другой стул — ещё не до конца привыкла к палубе, "морские ноги" не появились, как говорили старые моряки.
Ножки стула Мариоты с грохотом опустились на палубу, она открыла глаза и уставилась на меня не то с удивлением, не то с досадой.
— Опять без дела шатаешься, — проворчала лекарка, впрочем, как-то беззлобно, и откинулась на деревянную спинку.
— Да ты тоже не особенно занята, как я погляжу, — не растерялась я, и только когда слова уже сорвались с языка, поняла, что наверное стоило промолчать.
Мариота удивлённо вскинула брови. Несколько мгновений мы боролись холодными взглядами. Я пыталась придумать, как бы смягчить ситуацию, да и она как будто не находила слов.
— Да вы, леди Эстер, после бури будто заново родились, — наконец, пробормотала она, прикладывая большой палец к подбородку. — Ругаетесь, брыкаетесь…
Сердце дрогнуло. А что, если Мариота догадается? Она, очевидно, недолюбливает меня, и наверняка расскажет обо всём капитану. Надо быть осторожнее. Но пытаться изобразить скромность уже поздно, особенно после того, что я сказала Фредерику Мариету час назад.
Переход с "ты" на "вы" я абсолютно не понимала. Может, Эстер знала правила этой игры, но я — не она. И меня такие заигрывания уже порядком раздражают. Но мне удалось скрыть нервозность.
— Меня из волн вытащили, а балласт скромности на дно ушёл, — привычно отшутилась я, при этом внимательно наблюдая за реакцией лекарки.
Она улыбнулась, но тут же поспешила скрыть веселье.
— А как же твоё "за что вы меня не любите, я не сделала ничего плохого"? — Мариота закривлялась, видимо, изображая слова беспомощной Эстер.
Вот черт! Эта аристократка была совсем соплей, оказывается. Она и в самом деле такое сказала? Или Мариота проверяет меня и мою память? По спине пробежала лёгкая дрожь, но уклончивый ответ быстро созрел в голове.
— Неуместно шутить изволите, — сказала я, поворачиваясь к морячке спиной. — Как хотите. Внушить к себе любовь насильно не в моей власти.
Кажется, игру с переходом от панибратского к официальному тону и обратно я все-таки уловила, потому что на этот раз Мариота не удивилась: лишь молча наблюдала за тем, как я направилась на палубу. Её спокойное и задумчивое лицо я видела в отражении мутного стекла, непрактично украшавшего дверь.
Палуба всё так же гудела, и от количества рыбоподобных моряков, от блеска их чешуи и резких голосов я почувствовала себя будто застрявшей в тягучем болоте. Запах стоял соответствующий. Поэтому я поспешила пробежать вдоль борта и нырнула в дверь, которая, по моим расчётам, должна вести в обитель жуткого кока.