— Меня зовут Китли, сын Фьедра! — бодро поприветствовал нас взлохмаченный парень лет двенадцати. — Я провожу вас до дома Лейдольва. К полудню будем на месте.
Немного поговорив с ним и познакомившись, мы двинулись по тракту. Шли втроем, Улеб оставил дружину со снеккой — решил собственноручно доставить меня до брата Синдри.
Тележная колея еще долго шла вперед, но Китли свернул на едва заметную тропинку, уходящую в лес. Его тяжелая сума сильно оттягивала лямкой, и он то и дело поправлял ее.
— Китли, а какое дело у тебя к моему дяде? — не похоже, чтобы он рвался вперед.
— В этот раз жребий выпал мне… Нарви договорился с Лейдольвом, что будет доставлять ему снедь, одежду и много пойла, только чтобы он больше не приходил к нам в Кальмагарден, не убивал, и не калечил наших людей. — смиренно ответил парень. И меня сослали к этому психу… Отец, чтобы не скучать в Вальгалле, ты решил и меня отправить к себе?!
— Разве хирд Нарви не пытался остановить его бесчинство? — спросил варяг.
— Да какой там. В тот день Зверь напился и упал в канаву, его окружили и хотели насадить на копья, но он подскочил и загрыз зубами сначала Флоки, отобрал его копье и убил остальных. Тогда Нарви потерял дюжину своих лучших воев…
— А что стало дальше? — спросил я.
— А дальше он испражнился на их трупы, пришел в дом Нарви, выхлестал жбан браги, поблевал в его сенях и уснул на лавке. — рассказал Китли подтягивая торбу.
— Вы не просили помощи конунга Рерика? — хмуро проговорил Улеб.
— Конечно просили, но Рерик Фрисландский был должником Лейдольва и не мог помочь в этом. Сами мы и отравить его пытались, да будто не заметил он этого, и мечами его кололи, но не берет берсерка железо, надо было камнями его закидать, спал покуда… — мягко говоря, дядю здесь не очень любили. А тем временем, мне все меньше хотелось встречи с родственниками.
Скоро мы вышли на берег большого озера. Глаз лишь слегка цеплял противоположный берег, вдаль оно продолжалось километра на три. Китли назвал его Тиссе и сказал, что вокруг находится много священных и жертвенных мест. Вода бурлила от количества рыбы, но местные жители не ловили ее, потому что не хотели ссор с богами.
Через четверть часа путь вдоль берега нам открылся небольшой луг и на его возвышении в сени высоких дубов и орешника стоял дом. Я бы даже сказал землянка. Но строилась она монументально: толстенный брус, законопаченный дерном, покатая крыша, над которой слабо курился небольшой дымок и очень приземистая дверь. На берегу рыбачили два парня на пару лет старше меня. Они уже давно увидели нас, но сразу потеряли интерес и продолжили руками ловить рыбу в садок, стоя в воде с закатанными штанами.
— Эй, Гери! Иди позови отца, видишь, к нам с дарами!.. — задорно сказал один другому, не поворачиваясь к нам.
— Еще чего?! Я старший — ты, Фреки, и иди! — насупился другой.
Тогда парень по имени Фреки развернулся к нам, и я увидел его лицо.
Большие голубые глаза обрамляли высокие скулы. Волосы угольного цвета перетекали в густые брови, причем левая их половина была белой, как и ресницы левого глаза. Затем он отряхнулся и ловко побежал к дому, быстро преодолев расстояние.
Поймав ещё одну рыбину, старший вытащил садок и направился к нам. Они были близнецами. Но перепутать их можно было только со спины. Уродливый шрам наискось перечеркивал лицо Гери, отчего на его губах навечно застыла полуусмешка.
— Китли, оставь торбу и убирайся! — хрипло сказал он. — А вы кто такие и зачем пришли?! — прозвучал дерзкий вопрос.
— Неплохо бы представиться сначала, малыш… — начал было Улеб.
— Малышом червя своего называй в загашнике! — бесстрашно он выплюнул это варягу.
— Улеб, сын Воиста. Удивлен видеть твою гнусную морду здесь. — прозвучал низкий голос из глубины дома. Дверь в него была открыта, но внутренняя часть скрывалась тенью. Внезапно тьма сконцентрировалась в фигуре и показалась перед дверью. Это был высокий и крепко сложенный человек. Колючая щетина достигала диких глаз, поблескивающих в глубине буйных бровей. Грива, век нечесаных волос, чалым хвостом была повязана за могучей спиной. Все лицо его было покрыто паутиной белых рубцов, а с шеи начиналась хитрая вязь татуировок, скользящая до медвежьих лап, набитых на кистях рук.
— Погляжу, ты избежал смерти от подлой воды в канаве, сын Стейна! — Улеб с улыбкой хлопнул ладонью по спине этого человека. — Скорбь и дело привели меня, Лейдольв.
— А что за волчонок рядом с тобой, ты никак ощенился? — он указал на меня. Лейдольв лишь мельком походил на Синдри, образ отца смутно угадывался в его внешности. За время разговора я смотрел на него и пришёл к выводу, что ему не больше тридцати, если побрить лицо и уложить волосы, то он выглядел бы достаточно молодо, но постоянный прищур и росчерки шрамов, старили его как морщины.
— Это Эгиль, сын твоего погибшего брата. — сказав это, варяг сразу объяснил причину своего появления.
— Его убийц уже отправили в Хельхейм[1]?
— Конунг Харальд оставил это на Эгиля.
— Трусливый пес! Говорил я Синдри не вставать под его знамя! — зарычал Лейдольв.
— Асвейг по слову твоего брата, передала заботу об Эгиле тебе. Будь его пестуном и научи всему, что знаешь. — устало сказал Улеб.
— Ох и разрастается моя стая! — он наклонился ко мне и резко щелкнул зубами. — Меня зовут Лейдольв Зверь, и я твой родной дядя. Впрочем, ты это уже знаешь, о моих подвигах Синдри тебе многое должен был рассказать.
— Ага. — кивнул я. Не буду упоминать, что о всех подвигах дяди мне стало известно только этим утром.
— Я принимаю тебя на воспитание! Гери, Фреки! Познакомьтесь с младшим братом! — подозвал близнецов дядя.
— Добро! Долг пред Синдри я закрыл, пора и мне к родичам. И Лейдольв, держи своего зверя в клети.
— Я позабочусь об Эгиле, буду относиться к нему, как к родному. — усмехнулся Лейдольв.
[1] Мир мёртвых, но в отличие от Вальгаллы, является местом для недостойных людей и упоминается в негативном ключе. Управляет этим миром дочь Локи — великанша Хель.