— Подумал ли ты об Эгиле? Давно ли он вернул себе руку? — Луна указал на меня. От его слов зубы заскрипели сами собой.
Левая рука до хруста костей сдавила лавку, правая же лишь еле сомкнула в ладони воздух. Подвижность к ней стала возвращаться только спустя долгое время, когда я уже мысленно с ней попрощался. За полгода я смог сжать кулак, но даже удерживать в нём что-то тяжелее ложки не мог.
Возможно, стоило начать со слов благодарности богам, что они сохранили мне жизнь, но я же начну с проклятий…
Боль ворвалась тысячей раскалённых игл, раздирая мою плоть. Тело пылало огнём, я метался из стороны в сторону, пытаясь потушить её пламя. Но оно лишь разгоралась сильнее.
Впервые я пришёл в себя много позднее прошедшей битвы. Эльсло развернул целый медицинский городок для сотен раненых северян за своими стенами. В нём нашлось место и для меня.
В короткие минуты просветления, которые наступали от конской дозы макового молока, я пытался осознать, что же произошло; почему я не могу двигать руками, и отчего дышать так тяжело.
Всё это мне доходчиво пытались объяснить близнецы, что сами выглядели немногим лучше оживших трупов. Однако удивительная способность берсерков не позволила вражеским клинкам глубоко погрузиться в тушки братьев. Но от количества мелких ран и порезов, их кожа теперь больше напоминала крокодилью шкуру. Самой серьёзной травмой у Фреки была отсечённая половина ушной раковины. Гери посекли франкским копьём сухожилия мизинца и безымянного пальца на правой руке, навсегда предав им скрюченное, подобное когтям орла положение. Старший же этому факту не слишком расстроился, потому как меч ему эти когти держать не мешали, и на повседневной жизни не сказывались. Про Фреки и говорить нечего. Ну а мне, в отличие от ульхендаров повезло меньше.
Дважды за бой мне попали по правой руке: глубоко ранили плечо и избороздили изгиб локтя. Врачеватель Сигфрида сказал прямо, что валькирии забрали мою руку и она ко мне больше не вернётся.
Что означают эти слова для воина? Что они значат для кузнеца, для морехода, для стрелка?! Это означает, что у меня больше нет той жизни, которую я вёл до Гьёль. И всё-то, чем я гордился — кануло в лету. Осознание жестокой реальности давило многотонный прессом, прижимало к кровати, выворачивало внутренности наружу. И если бы это была единственная проблема…
Каждый вздох еле насыщал тело кислородом. Лёгкие ощущались как прохудившиеся меха. А ведь так оно и было. Злополучное копьё пробило лёгкое и прошло в волоске от сердца. По уму я уже должен был восседать с героями Асгарда, но мой бренный организм всё ещё поддерживал жизнь, чем поражал средневекового эскулапа.
Топор франка тоже внёс свой вклад, когда напрочь сорвал шлем и по инерции рассёк лоб от брови до височной впадины. Размашистый подчерк франциски я смог рассмотреть уже позднее, когда рана на груди немного затянулась и левой рукой удалось удержать медный кубок, в полированной поверхности которого мне открылся вид на своё отражение. Стоит ли говорить, что в сравнении с остальным, шрам на лице меня совсем не беспокоил.
Со временем боль стала утихать, но мне ещё не хватало силы, чтобы подняться с койки. За окном проносилось лето, сияя зелёным водоворотом листвы и красок. До безумия хотелось откинуть шерстяное одеяло, влить в себя, как и прежде, кувшин морса и до одури рубиться с близнецами на мечах.
Но правая рука неподъёмными цепями покоилась поверх одеяла, замотанная в серый ткани подобно мумии. Под бинтами алели рваными росчерками два уродливых шрама, лишившие меня подвижности и будущего. Эта рука будто издевалась надо мной, глумилась над тем, что без неё я никто, и всем ей обязан. Я возненавидел её также, как и всех вокруг. Каждый день меня всё сильнее тянуло на дно, откуда не было видно и малейшего просвета.
До тех пор, пока из пучины отчаяния и жалости к самому себе меня не вырвал Гери:
— Брат, может хватит? — присел он на край моей кровати.
— Хватит что? Не имеет сил встать, нормально дышать или может хватит заставлять двигаться мёртвую руку?! — я зло выкрикнул ему.
Ничуть не изменившись в лице, он продолжил смотреть на меня. В его взгляде не было осуждение или тепла. он просто твёрдо буравил меня своими стальными глазами.
— Всё это. Я вижу, что жить тебе не хочется. Но духа убить себя — тебе не хватает. Ты богат, чтобы трэли ещё десятилетия меняли тебе пелёнки. Не будь у тебя столько серебра, грядущей зимы — тебе не пережить, — его слова острыми камнями впились в ослабленное сердце.
— Скажу прямо. Ты обуза для нас.
Я не мог найти, что ему возразить. Слова застряли в горле.
— Было бы лучше, если бы ты покончил со всем сам, но, если не можешь, я сделаю это за тебя, — Гери поднялся, заслоняя собой свет масляной лампады. Меч бесшумно скользнул из ножен и обжёг мою шею холодом узорной стали.
— Валькирии уже забрали твою руку. Значит Один рад приветствовать тебя в своих чертогах и без оружия в руке. Коли жить и бороться за свою жизнь ты не хочешь, то дай мне свои последние слова, и я передам всего тебя в руки крылатых дев! — в этот момент я видел перед собой не брата, а самого Одина. И образ Всеотца мне показался столь знаком, будто я уже встречался с ним прежде. Словно Фемида, беспринципно свершая свой суд, Гери терпеливо возвышался надо мной с клинком в руках.
И тогда во мне что-то щёлкнуло. Как будто сорвало платину и миллионы кубометров воды низринулись вниз, разрушая пересушенное плато и создавая новые русла для бесчисленных рек. Впервые меня обуял столь сильный страх. Никогда прежде, ни в этой жизни, ни в прошлой, я не чувствовал, что пропасть так близка. И только в шаге от неё, я осознал:
— Я хочу жить и буду бороться! — слёзы сами собой потекли по щекам. До ушей донёсся сдавленный всхлип. Иссушенная грудь заходила ходуном, сдерживая собственные рыдания.
— Рад это слышать, завтра ждём тебя на тренировке, — фигура брата покинула каменный дом, вернув в него свет, который разгорелся ярче прежнего.
До тренировки я скорее дополз, чем дошёл. Но так начался мой долгий и тяжёлый период реабилитации и овладевания левой рукой.
Со временем дышать стало легче; бег на дальние дистанции отлично укреплял здоровье. Вот только перед забегом или отработкой ударов приходилось приматывать правую руку к туловищу, чтобы она не мешалась. Иногда у меня вообще возникало желание её отрезать, но однажды, после того как я отцепил с неё ремень, внезапно почувствовал, как по застоявшимся сосудам расходится покалывание от притока крови.
Сначала я этому не поверил, но потихоньку к руке начали возвращаться чувства! Боль, прежде всего, но даже этому я был безумно рад.
Жестокие слова брата окатили меня ледяной водой, заставив мыслить и воспринимать всё иначе. В глубине души я надеялся, что он бы не стал убивать меня, и это был всего лишь психологический ход, который всё равно поселил во мне небольшой комочек липкого беспокойства. Но, так или иначе, я был благодарен Гери, что он достал меня из этого болота апатии.
С тех пор я старался изо всех сил и заставлял своевольную левую руку проходить уроки послушания. С каждым днём моторика становилась более скоординированной, а движения точны. Конечно, мне уже никогда не стать великим дуэлянтом, даже уровня прежнего себя навряд ли достичь. Но трудиться менее упорно от этого факта я не намерен.
Больше всего мне не хватало лука, и, чтобы хоть как-то доказать себе, что я способен обойтись без него, начал упражняться с пращой и в метании ножей. Первые месяцы смотреть без слёз на мои потуги было сложно, но после сотен попыток, дверь к сложному навыку гостеприимно приоткрылась.
Моему счастью не было предела, когда весной к правой руке потихоньку начала возвращаться подвижность. Нет, кисть по-прежнему оставалась без движений, но теперь я мог немного поднимать руку и сгибать её в локте. Немного модернизировав щит, я добавил к нему несколько ремней. Это позволило зафиксировать его на руке и приемлемо блокировать удары. Значит настало время спаррингов!
Спустя год после ранения я впервые встал напротив настоящего оппонента, а не деревянной балды. В короткие промежутки боя, чувство неполноценности исчезало. И пусть любой дренг мог выбить из меня весь дух, втаптывая остатки моего самолюбия ниже плинтуса, но я не отчаивался. Ведь это только начало, и владение левой рукой координально отличалось от привычного мне, открывая новые и неожиданные перспективы.
Взять того же Фреки, который является левшой с рождения. Зачастую его противник имеет противоположную ведущую руку, и не знает с какого бока подступить к ловкому близнецу. А вот Фреки знает, как действовать против правшей, потому что их среди воинов превалирующее большинство. Поэтому к кому как не к брату обратиться за советом.
— Ну вот смотри, оружие твоего врага будет почти всегда напротив твоего, так? Да! Вспомни, как обычно ты наносишь удар? Ага, справа налево. А как ты будешь сейчас его принимать, если щит у тебя на правой руке? Повернуться всем корпусом? Да уж, сильно тебя топором приложило… времени тебе не хватит! Увернуться говоришь, ну отличный способ, конечно, а твоему товарищу по строю тоже рука не нужна, да? Меч врага же её к хренам отсечёт! Зато ты целый, согласен, мы же в строю просто так стоим, чтоб теплее было! Да понял я, понял! Ладно, объясню… и ничего мне угрожать!
Спустя ещё пару минут пререкания он выдал:
— Ты должен всегда действовать раньше, всегда! Шанса на ошибку не бывает! Да не смотри ты на моё ухо! Почему как слизняк? Улитка без раковины…аааа! Боги, на свете столько хороших шуток про такую рану, а ты выбрал про слизняка?! Ты безнадёжен, вот слушай: знаешь сколько раз ты сможешь отжаться? В два раза меньше, чем я! Ахахаха!
В общем ещё спустя шуток пять мы наконец перешли от слов к делу.
Фреки начал представлять различные ситуации, с которых предполагаемый противник начинает движение, а затем показывал соответствующий движению врага контрвыпад. Для наглядности младший позвал Гери, и вместе они разобрали с пару десятков примеров, в которых Фреки выходил лидером.
Естественно, в жизни не всегда идёт всё гладко, и вступительный бой близнецов в хирдманы Рауда Луны это подтверждает. Но если твой враг не звериная машина-убийца, вполне возможно, что он не сможет ничего противопоставить такой тактике.
Близилась зима.
Братья как могли поддерживали меня и помогали в обучении. Но не только близнецы участвовали в тренировках, часто моим спарринг-партнёром становился Дир. После смерти брата он сильно закрылся в себе и только во время пляски мечей открывал все потаённые эмоции. Я же чувствовал себя обязанным ему, вернее сказать — Исту. Варяг закрыл меня своим щитом, вернув долг спасённой жизни. Ист показал себя настоящим героем и верным товарищем. Также как и Халь, Глум, Хвати…
Ребят очень не хватало. Мы были не просто друзьями, но настоящей слаженной командой. А с нынешней я был почти не знаком.
После тренировки я по обыкновению шёл домой и занимался резкой по дереву, удерживая заготовку между коленями, а потом и на сгибе локтя правой руки. Но сегодня я направился в преторию Рауда, ведь в Новес прибыл конунг Сигфрид, а с ним мой могучий друг Дарри.
Во время прошлогоднего сражения Наковальня почти не пострадал. Будучи кормчим одного из кораблей конунга, он отправился вместе с фризами, а вернувшись с ними, участвовал лишь в финальном этапе сражения. О чём сильно негодовал.
Однажды он даже навестил меня, когда я ещё был прикован к постели и подарил маленький молоточек Тора, в центре которого была выгравирована руна Дагаз. Её часто изображали, чтобы помочь человеку выйти из затяжной болезни или для сдвинуться с мёртвой точки.
Шутка или нет, но моя «мёртвая точка» уже неплохо гнулась, и в целом двигалась относительно хорошо, вот только пальцы ещё подводили и еле смыкались в кулак.
После того, как мы переехали в Новес, встречи со старыми друзьями стали редки из-за разных дислокации. Но ближе к зиме, когда викинги отдыхали и наедали жирок для предстоящих виков, бывало, северные разбойники не отказывали себе и походами в гости. Даже если до гостей была сотня-другая километров, дальняя дорога помогала им скрасить скуку.
Так и сейчас.
Сигфрид приехал навестить своего родича Рауда в Новесе, а в сопровождении конунга был и знаменитый кузнец. А что любят кузнецы не меньше своих мечей, топоров и копий? Конечно же крепкое пиво и хмельной мёд! Прямо сейчас Наковальня держал по две пинты пенного в каждом из пудовых кулачищ, и на спор пытался их опорожнить. И совершенно не важно, что добрая часть напитка, текла по курчавой бороде богатыря на штаны. Спор ведь он заключил сам с собой.
— И-эх! Хорошо пошла! О, Эгиль! Я уж думал не встанешь боле с ложа своего! Давай, садись ко мне — дружище! Эй, Гнуп, а ну сдристни, дай место Синдрисону! — Наковальня сграбастал меня в охапку и усадил рядом с собой.
— Рад тебя видеть, Дарри! — я хлопнул его по необъятной спине.
— А я-то тебя как! Когда навестить тебя пришёл, ты был больше на драуга[1] похож, чем на мужчину! — Наковальня протянул мне кружку, но с сожалением обнаружил, что она пустая. — Красавица! Принеси-ка нам ещё пива, мой друг потерял много крови, и ему жизненно необходимо восполнить её хмелем! Ахаха! — глаза кузнеца сверкали из-под курчавых бровей, и всё его лицо приобрело пунцовый цвет. То ли от смеха, то ли от браги.
Радушная служанка не заставила себя ждать и, призывно покачивая бёдрами, направилась к нам с большим пенным кувшином.
— Рассказывай, как ты тут?! Смотрю, лицо заколосилось, скоро борода как у меня уж будет! Только не расчёсывай да не мой её по первости. Пущай вши заведутся! — перебирая пятернёй свою густую растительность, известил он.
— Это ещё зачем?! — удивился я, наблюдая как в бездонной глотке Дарри теряется содержимое рога.
— К-хх! — Наковальня утёр рот всё той же бородой. — Шоб удачи много было! Вши, они же того, удачу приносют… — шёпотом поведал он, попутно сканируя стол в поисках понравившейся снеди.
Как только поиск завершился, кузнец довольно крякнул и сграбастал полную жменьку вяленых свиных ушей. Вот только пассаж Наковальни не прошёл незамеченным, и я сам того не замечая поскрёб щёку. Тьфу! Не нужна такая удача!
— Ну что, Дарри, когда мечи наши доделаем? — от моего вопроса кузнец явно растерялся и даже жевать перестал.
— Эгиль, ты чего, какие мечи? — он соловело уставился на меня.
— Рисунки которых я тебе показывал.
— Дык понял я… — он вытер намасленные пальцы о проходящего мимо пса. — Но зачем тебе?
— Как зачем? Зачем ещё нужен меч? — с улыбкой я задал ему очевидный вопрос.
— Ты не обижайся, друг, но твоя рука… Какой ж из тебя кузнец и воин? — Не находя ответа потупился он. — Ты не подумай, я могу и поковки тебе продать, даже мечи такие сотворить могу, да только тебе это зачем?…
— Взгляни! — я скинул шерстяной плащ с правой руки. — Силы возвращаются, я могу двигать ею и даже немного сжать кисть! — глаза Дарри буквально полезли на лоб. Он раскрыл варежку и пару раз перевёл взгляд с моего лица на руку и обратно. А потом так резко подскочил, что опрокинул лавку, за которую мы сидели. Вместе со мной.
— За Эгиля! Клянусь Богами, этот парень так красив, что влюбил в себя валькирий! Как иначе они могли вернуть ему руку?! — проревел на всю преторию Наковальня.
Его рёв был так громок, что прервал все разговоры в зале. Конунг Сигфрид удивленно отвлёкся от беседы с Раудом и отсалютовал мне золотым кубком, украшенным яркими камнями.
Все хирдманы одобрительно загомонили, и дальше было слышно только движение десятков литров хмельного за заросшими кадыками норманнов.
— Как только войдёшь во всю силу, Вёлунд мне свидетель, выкуем меч ему на зависть! — рыкнул Дарри, и запамятовав, что ранее опрокинул скамью, тяжело шлёпнулся на пол.
Полный веселья вечер продолжался. Мы пировали, вспоминая подвиги героев и неудачи врагов. Гэри и Фреки вскоре так наклюкались, что устроили настоящее представление, скинув со стола пустые тарелки и взобравшись на него с ногами. Засверкали клинки, слепя людей отражением пламени свечей и очага своими острыми гранями. Но бой был только подводкой к их выступлению, ведь в завершении, они зачитали драппу «о волках в овчарне», чем удостоились рога из рук конунга. Фреки хотел было повторить успех и продекламировать новый шедевр, однако его язык был против этого, и ничего, кроме невнятного бубнежа не выдал. Гери же, чтобы заткнуть брата просто дал ему кувшином по бестолковке, опрокинув буйную голову Фреки в заливную рыбу. Чем заслужил ещё один рог, но на этот раз от Рауда.
Вечер и последующая ночь прошли на славу.
Наутро Луна прислал Снорри и попросил его передать, чтобы я навестил своего ярла. Уж не знаю, почему он сам не пришёл, но, видимо, статус не позволил.
Как Рауду удаётся всегда выглядеть свежим — для меня загадка. Судя по его виду, складывалось ощущение, будто он не квасил всю ночь, а с месяц отдыхал в санатории на Карловых Варах.
— Я вижу, что ты чувствуешь себя всё лучше. Это радует моё сердце! — ярл слегка наиграно положил руку на левую сторону груди. — А если серьёзно, то я действительно очень рад за тебя. И за себя, не скрою, ведь потеря такого бойца и друга, дорого бы обошлась нашему хирду. Я видел твои тренировки, скоро левой будешь владеть как правой. Да и правая уже двигается не в пример лучше, чем год назад… — Луна немного задумался. — Если всё пойдёт так и дальше, то весной возьмём тебя вик. Ныне же, сам понимаешь, в строю пока тебе не стоять.
— Ярл, если ты позвал меня, чтобы просто говорить обидные вещи, то о какой дружбе может идти речь? — в шутку обиделся я.
— На правду не обижаются, хольд. И заметь, ты хольд, даже не участвуя в походах. Но получаешь, как и остальные свою долю. однако я позвал тебя не затем, чтобы растолковать и без того понятные истины, Эгиль, — рыжеволосый ярл мягко улыбнулся.
— Что же, я весь во внимании, — вернул ему улыбку я.
— Даже без возможности стрелять, пока! — он поднял палец. — В твоей голове хранится память и умение отличного лучника. Я бы даже сказал — лучшего! Нужно, чтобы эти знания из твоей головушки, ты как-то втемяшил в головушки наших новых дренгов.
— Искусству этому с рождения учат…
— Но ты ведь мастер, и я не сомневаюсь, что тебе удастся что-нибудь придумать! — перебил меня ярл. — А я в свою очередь, готов услышать твою просьбу!
Ого! Услуга за услугу… А мне есть что спросить с рыжеволосого ярла, и эту идею я вынашивал уже целый год.
— Я хочу, чтобы ты сделал меня форингом и выделил корабль с командой. Но форингом независимым. Чтобы я мог сам решать куда плыть и как действовать! — бесстрашно заявил я.
— Это называется не форинг, а хёвдинг, Эгиль, сын Синдри, — нахмурился Луна, — Ты просишь, чтобы я своими руками сделал тебя морским вождём. Не много ли ты хочешь?
— Я уже многое сделал для тебя и пожертвовал многим. Почему же я не могу попросить своего друга об одной маленькой услуге?
— Хах, а я говорил, что ты далеко пойдёшь! Молодец, дерзкий вьюн! Добро! Но драккар ты покупаешь сам, а с командой, так и быть, я тебе помогу!
— Отлично, но ты оплатишь три четверти судна…
Спустя полчаса ожесточённого торга мы сошлись на половине суммы покупки снекки. До драккара, по словам Рауда, я ещё не дорос, да и команда для него должна быть немаленькой. Из минусов — придётся весь следующий тёплый сезон участвовать в походах Луны, дополняя его небольшую флотилию. Но это можно воспринимать и как плюс, ведь навыка командования у меня ещё не было, а в связке с кораблями Рауда, это умение наберётся быстрее.
Зачем же мне это нужно? Да потому что вокруг целый мир, и я не хочу ходить всю жизнь по чей-либо указке, даже если это удачливый и прогрессивный вождь. Тем более корабль, это только первая часть моего плана.
Так, помимо ежедневных тренировок, в мой распорядок дня втиснулась и тренерская деятельность. Которая, несомненно, выносила раздрай в моё душевное состояние.
Дренги сначала недоумевали тому, что их будет обучать почти однорукий хольд, который ещё и одного с ними возраста, или даже младше. Тут же начали доноситься первые смешки, но несколько тычков увесистым дрыном и ученики стали эталоном послушания.
Несмотря на то, что большинство из них владели охотничьим луком, всё же с воинским умением стрельбы это было связано слабо. Пришлось кого-то переучивать, а некоторых научить правильной стрельбе уже не представлялось возможным, в виду возраста. Спустя месяц, дренги уже сносно посылали стрелы, но не всегда точно. Однако, это дело наживное! И каждая наша тренировка обязательно начиналась со слов:
— Это мой лук! Таких луков много, но этот — мой. Мой лук — мой лучший друг! Он — моя жизнь. Я должен владеть им также, как я владею своей жизнью!… — слитным хором гремел отряд разномастных учеников.
Некоторые из них были сынами севера, кто-то был фризом, двое франков также украшали ряд дренгов. В первую очередь я старался оценивать их по заслугам, а не по нации. Тем более, когда границы этих наций были весьма размыты. И надо признать, франки лучше других осваивали науку стрельбы.
Со временем всё больше людей вступали под стяги Рауда. Вот и сегодня в промёрзлый зимний день к стенам Новеса подошли две рослые фигуры.
— Здесь ли ярлствует Рауд, прозванный Кровавой Луной?! — прокричал один из вопрошающих, сдвинув шлем на затылок.
— А кто спрашивает нашего ярла? — ответили ему со стены.
— Его будущее хирдманы, Илуги Эйтквейсон, и сын родного брата моего отца — Флуги Снаксон!
О скором пополнении хирда я не догадывался, занимаясь тренировкой заготовок викингов на стрельбище. Однако, как мне позднее сказали, Рауд решил проверить навыки соискателей, выставив против них Гери. Чтобы уравнять шансы, он позволил двоюродным братьям выступить против ульфхендара вдвоём.
Поединок, по словам, получился красивым, и братья смогли составить конкуренцию Гери. Правды ради, всего на три минуты. При этом старший Лейдольвсон не входил в свой супер-режим. Но, тем не менее, Рауд признал Илуги и Флуги хорошими бойцами и сказал, что возьмёт их своими хирдманами. А обряд посвящения должен состояться послезавтра, потому что Луна решил совместить его с пиром в честь появления первого молочного зуба своего полугодовалого сына.
С новоприбывшими братьями я познакомился лишь этим вечером. Гери представил меня им:
— Это мой младший брат, Эгиль, сын Синдри, — при упоминании моего имени глаза Илуги на миг вспыхнули, но я не особо придал этому значение, потому как за моей спиной ярко пылала жаровня, — несмотря на возраст, он опытный хольд и берегитесь, если попросите его обучить вас стрельбе из лука, — усмехнулся Гери. В знак согласия с братом, удручённо покивали понурыми лбами несколько дренгов.
Илуги протянул мне руку, и я пожал её на спартанский манер. Для простых рукопожатий у меня ещё плохо слушалась кисть.
— Откуда вы родом? И почему решили прийти на службу именно к Рауду? — поинтересовался я.
— Мы из… Агдира, сын Синдри. А шли мы изначально к хёвдингу Скалласкальпу, но оказалось, что он уже как полтора года пируют с Богами, — после небольшой задержки начал Илуги.
— Сначала напросились к конунгу Сигфриду, но у него в дружине так много людей, что ему будет сложно выделить среди них даже таких лихих братьев как мы! Поэтому мы направились к не менее известному вождю. Вот мы с братом и здесь, — добавил Флуги, поддёрнув щекой.
— С Раудом все, кто не обделён удачей, удваивает её! — прогудел Вивиль, на голове которого прибавилось седых волос, что лентами лились на его широкие плечи.
После морозного дня хотелось лишь погрузиться в тепло уютного вечера в приятной компании товарищей. Горячей морс, напоминающий по вкусу глинтвейн, слегка обжигал горло. И всё было хорошо, пока Фреки не начал терроризировать ярла своими дебильные вопросами. Шило в заду младшего близнеца просто физически не позволяло ему вести себя адекватно. Но тут предмет их разговора коснулся и меня:
— Подумал ли ты об Эгиле? Давно ли он вернул себе руку?
От вопроса Рауда многие хирдманы невольно взглянули на меня.
— А что с его рукой? — услышал я еле различимый шёпот за дальней лавкой.
— Ярл, позволь Эгилю самому решать! Тем более он и левой уже получше управляется с мечом, чем многие правой. Да и необязательно прыгать в гущу сражения. Вивиль, как кормчий, нечасто покидает драккар!
— Здесь я с Фреки согласен, — стараясь не смотреть на близнеца подтвердил Снорри, — но только сейчас всё равно не время идти в вик!
— Вот моё слово, Лейдольвсон! До весны военных походов не будет. Но если тебе невмоготу помахать мечом, то иди на все четыре стороны и развлекайся. Но не на франкской земле! Иди на север, охладись! — вынес свой вердикт Рауд и опустился на обитое шёлком кресло.
Идея Луны всем понравилась, и хирдманы наперебой стали предлагать Фреки места, в которых ему точно стоит побывать. От предложений друзей, младшему оставалось лишь кисло кривить морду.
В этот момент я и подумать не мог, что слова ярла станут пророческими.
После посиделок в претории я направился домой. С близнецами мы жили втроём в большом доме, но взбалмошные родичи посчитали вечер неоконченным. Фреки продолжил кутить в окружении пойла и девок, а Гери в окружении девок и пойла.
Поэтому, в гордом одиночестве я прошёл эти немыслимые полсотни метров до дома и завалился спать, предвкушая завтрашние истязания над дренгами.
Но не прошло и часа, как мой сон потревожили.
Скрывая свои шаги, две пары ног на пределе слышимости направлялись к дому. Дремоту как ветром сдуло, и я, подхватив меч, приготовился в тенях. Специально на этот случай, несмазанная дверь издала свою скрипучую трель.
— Паскуда! Эти грёбаные ворота над-ыть! Смазать…
Близнецы завалились в проход, поддерживая друг друга под руки.
— Какого рожна вы тут? Ещё и крадётесь как мыши!
— Не ори, Эгил-ыть! — Фреки снова икнул. — Мы бы остались, да только эта тир вместо того, чтобы поиграть в зверя с двумя спинами… взяла и блеванула на меня! — он ошарашенно вытаращил глаза-блюдца.
— … это он на неё, — поправил Гери.
— Не суть, Я спать! — промямлил младший и грохнулся на кровать. Мою кровать!
— Эй, какого?! Иди к себе! — но до Фреки было не дозваться. На расталкивание он отвечал рычанием, а всё остальное время пугал всю округу жутким храпом.
Гери пожал плечами и нетвердой походкой завалился к себе. Ну а я, понимая, что ночь, если не испорчена, то уж точно не даст умиротворения из-за храпа Фреки. Поэтому решил немного подышать свежим воздухом и прогуляться.
Однако, сделав шаг за входную дверь, я подумал, что храп брата не так суров, как колючий зимний холод. Вот только одна деталь заставила меня насторожиться. Следы!
Три вереницы.
Кривые отпечатки ног близнецов петляли ломаной кривой по запорошенной снегом дороге. А вот мои шли ровно, но только их размеры были гораздо больше обычного. Будто кто-то старался наступать на них след в след, и слегка расширил отпечатки.
— Ге!… — в спину упёрся острый предмет.
— Не шуми, дай братьям поспать, — негромко прозвучал вкрадчивый голос.
— Я так и знал, что с вами что-то не так… — к шее приставили топор, лезвие которого слегка оцарапало горло. — Если я всё равно умру, то могу узнать за что?
— Пожалуй. Если того, что ты убил нашего брата, Вигфуса Ормсона — недостаточно, то как насчёт того, что твой отец утопил Торира Длиннолицего, единственного сына нашего деда Кьётви? А?! — сдавленно прорычал Флуги.
— Знаешь как Кьётви горюет? Он только отошёл от смерти дяди, а недавно узнал и о смерти любимого внука! — рядом зашипел Илуги. — Ваша семья принесла нам слишком много горя. Как там говорил тот христианский жрец, Флуги?
— За грехи отцов приходится расплачиваться детям, но и у детей грехов не меньше. Пусть старик хоть чем-то обрадуется на старости лет. Мы принесём ему твою голову!
[1] Драуг (от древнеисл. draugr, мн. ч. draugar, норв. draug) — в скандинавской мифологии оживший мертвец. Однако в сборнике Draugasögur (Сказки о мёртвых) нередко упоминаются люди, в которых вселили злой дух и они также стали драугами, например в Draugur deyr (Смерть драуга).