Пир прошёл и оставил после себя головную боль и слабость в теле. Но кроме попойки мы определились с датой выхода, а именно через пять дней. К этому времени планируется успеть провести полный техосмотр нашего плавсредства, произвести набор желающих отличиться в Агдире, ну и, конечно, отдохнуть.
А какой отдых без целительного массажа?
Первый же осмотр у Сигрун показал неоднозначную ситуацию моего здоровья.
— Раздевайся, хёвдинг, — в своём доме вёльва скорее отдавала приказы, чем просила.
— Так хочешь поглядеть на тело молодого вождя? — смеясь я стянул обе рубашки и цепь с шеи. Оставшись только в штанах я шагнул к очагу. Даже летом в хижине вёльвы было холодно. Будто снежная королева, Сигрун тряхнула серебряной косой.
— Конечно, юный хёвдинг, этого момента я ждала с тех пор, как ты впервые поклялся мне в любви!
— Когда это я тебе в любви клялся?.. — только начал возмущаться я, как Сигрун прервала меня жестом и ледяными ладонями притронулась к плечу.
Словно играя на флейте, она ловко перебирала пальцами вдоль руки, останавливаясь на каждом шраме. Когда её острые ноготки коснулись моей татуировки она сказала:
— Жизнь твоя, сын ярла, была прервана… — зловеще прошептала она. С этой мистической аурой молодая ведьма была как никогда привлекательна. Хотя сколько ей нынче лет? Около сорока должно быть, и пусть волосы покрыли иней, вёльва всё равно выглядила не старше тридцати. Помнится девушки и в моё время любили краситься в платиновых блондинок.
— Как-то не чувствую себя трупом, — усмехнулся я.
— Сильное колдовство сотворил Стенульф, не ожидала от него… Он связал твою душу со змеем. И змей принял удар на себя… — чем больше говорила вёльва, тем сильнее её глаза заволакивало бледной дымкой. — Жизнь не оканчивается Мидгардом, душа и дальше продолжает свой бессмертный путь на ветвях Иггдрасиля, чтобы завершить его в огне Великой Битвы. Твоя же душа была на волосок от забвения…
— И как ты это поняла?
— Твой змей, что кусает себя за хвост. Он весь покрыт шрамами. Почти все раны на твоём теле принял на себя змей. Твои плечи, грудь, спина… его шея, брюхо и хвост. Чешуя вспучилась рубцами, но выдержала. Твоё сердце пробили, теперь его бьётся за двоих.
— Занятно…
— И будь это простое железо, оно бы отскочило от шкуры зверя, но тебя кололи не им…
— Дорогая вёльва, я уже не помню, кто и чем пытался меня зарубить. Да и разве это важно Ты мне лучше скажи, как мне подвижность в руке вернуть, чтобы было как раньше?
Сигрун водила рукой по змеиному телу, щупая розовые рубцы, пересечённые синими и зелёными росчерками чернил и что-то шептала. Видимо она даже не слышала моего вопроса. От студёного воздуха в доме всё тело покрылось мурашками.
— Ложись! — Сигрун властно подтолкнула меня к лавке.
— Штаны снимать? — попытался было пошутить я, но натолкнулся на выбеленные глаза ведьмы. Боги, она вообще в сознании?
А дальше началось типичное изгнание бесов из провинциальной пенсионерки. Окуривание дурнопахнущими травами, пение низким голосом и танцы с бубном. Бубна, правда, не было, но когда Сигрун достала нож мне стало не по себе. В тот момент, когда она начала тыкать финкой мне руку, я хотел начать возмущаться, но меня раскумарило так крепко, что смотрел на ведьмину акупунктуру будто со стороны.
Всё больше ранок покрывало мою тушку, отчего она стала похожа на белую землянику. Вот только кровь из них не вытекала. Ещё мне показалось, что татуировки от каменного мастера берсерков стали подсвечиваться. Не то что я не верю в народную медицину, но методы Сигрун как минимум кажутся странными. Однако кроме народных, здесь нет иных методов лечения. Альтернатив нет.
По итогу штаны она стянула с меня сама, но не для того, о чём многие могли бы подумать. Просто она решила истыкать ещё и ноги. Это продолжалось долго, но когда я подумал, что всё кончено, молодая ведьма достала ту самую мазь.
Даже сквозь дурман я чувствовал, как нещадно щиплют раны.
Мазь схватилась и стянула кожу. И всё бы было бы прекрасно, но Сигрун стала переворачивать меня на живот. Откуда только силы столько в её хрупком теле. И снова ножеукалывание…
Сколько я провалялся в домике вёльвы я не знаю, но когда проснулся, чувствовал себя выспавшимся и полным сил. Под кучей одеял было тепло и уютно, но спать уже не хотелось. Широкая лавка позволяла поместиться вдвоём на ней, но я лежал вплотную к стене и пространства на спальнике оставалось предостаточно. Хммм…
— Ты грела меня всю ночь? — Сигрун стояла спиной ко мне и что-то помешивала в котелке. Даже простая готовка в её исполнении была похожа на ритуальный обряд. Из рукавов зелёного платья летели приправы, соль, попадая на пламя костра окрашивала его в яркий жёлтый цвет. Когда она повернулась, её бледное лицо украсила хитрая ухмылка.
— Тебя только колдовством в постель можно загнать, сын ярла. А колдовать я умею, — она игриво скрестила руки на груди, натянув блестящие серебром черепаховые брошки на ремешках хангерка.
— Я чувствую себя прекрасно, спасибо тебе! — я поднялся и поклонился ей.
— Ты бы портки надел, прохладно у меня, хёвдинг. А то скажешь потом, что это всё от холода, хах!
Скрипнув челюстью, я в спешке стал искать исподнее. Несмотря на мой, отнюдь, не юношеский реальный возраст, ведьма умела задеть самолюбие любого мужчины. При свете дня флёр её хижины мало чем отличался от жилья любого другого человека.
— Отобедай со мной, Эгиль, сын Синдри.
— Чем нынче кормят в доме великой вёльвы?
— Варёными детьми, чем же ещё?
— Обожаю! — чувство юмора Сигрун было под стать её профессии. Первая ложка густого кулеша по правилам досталась мне. Немного волнительно, но, — Безумно вкусно!
— Годовасики… — вёльва развела руками, а я чуть не поперхнулся. Всё таки иногда она перебарщивает.
Сигрун тоже наложила себе миску наваристой мясной каши. Подцепив кулеш с края деревянной пиалы, она легонько подула на ложку. Изящная прядь выбилась из копны серебристых волос и она аккуратным движением спрятала её за ушко.
— Слушай, а вот вчера, все эти обряды твои… Это для чего было? — я посмотрел на покрытую розовыми чёрточками руку.
— Чтобы от глаз злопыхателя тебя скрыть. Тебя изжить кто-то хочет, вот и убирали сглаз его.
— А сила к руке моей вернётся?
— Откуда же мне знать. Это ваши мальчишеские занятия: топорами махать да "мышцами" меряться. Сам лучше меня знаешь, как силу увеличить. Я лечу не последствия, а причину убираю.
— Спасибо тебе, Сигрун! — пусть я и не совсем понял, зачем меня превратили в крокодила, но прекрасного самочувствия было достаточно для благодарности за её труды. Спохватившись, я достал из кошеля две массивные серебряные серьги с узорными прожилками в голубых камнях. — Франки назвали эти камни Пьер д'Эзур[1], я думаю, что они отлично тебе подойдут.
[1] Pierre d’Azur, именно такое название имел лазурит во Франции.
Конечно я не мог обойтись без подарков для всех дорогих мне людей. Хакону я привёз целый ящик бургундского вина, для Асвейг выкупил у Рауда две прекрасные броши на хангерок с самоцветами, а Сигрун привёз серёжки. Они нашлись у жены барона. К счастью та сама их сняла, а то зная нашего брата, осталась бы без мочек.
— Юный хёвдинг, если это свадебный дар, то я всегда готова выйти за тебя, ты же знаешь! — шутки-шутками, а глазки-то у ведьмочки зажглись огоньком от новых цацок. Кстати, золотой браслетик со змейками, который я подарил ей в прошлый раз и сегодня был на ней. Приятно.
— Это моя благодарность тебе, а не свадебный дар. Но чистая и незамутнённая!
— Эх, уже дважды ты разбиваешь мне сердце! — ничуть не расстроившись сказала она. — Что же, твои воины ждут тебя, их вождь уже слишком задерживается в доме скромной вёльвы. Но ты всегда найдёшь в нём уход и тёплую постель, — с лукавым смешком она забрала у меня пустую миску и подала пояс с мечом.
Работы по снекке уже подходили к концу. Один из шпангоутов треснул и его пришлось заменять, заодно и пересобрать обшивку борта. Зато теперь никто не имел и малейшего сомнения в плавучести нашего судна. Это подкреплялось и тем, что корабль отлично зарекомендовал себя в вике и сумел с гордостью выдержать все нападки стихии. Сейчас же его носовую фигуру окрасила свежая кровь жертвы, и Волк Ньёрда свирепо скалился, предвкушая скорую охоту. Под тент-палаткой плотно уложили провиант и пресную воду, доски благородно оттеняли солнечный свет матовой поверхность воска. Корабль ожидал только своих хозяев, готовый вот-вот сорваться с цепи.
Кроме самого Хакона, поучаствовать в рейде на Кьётви заявились еще несколько мужиков. Их истории также были полны неприязни и даже ненависти к агдирскому вождю, и теперь, когда появилась информация о местоположении Богатого, их месть стала возможной. Против крепких бондов я ничего против не имел, лишних рук на снекке точно не будет, тем более, что по прикидкам хирд Кьётви в два раз больше нашего.
Вся подготовка сделана. Осталось только попрощаться…
По-осеннему холодный ветер выбил из платка Асвейг её светлые пряди. Золотыми лентами они развевались за её спиной. Глаза матери были ясными, а взгляд твёрдым. Никаких слёз и смятения, только спокойствие и непоколебимая уверенность.
— Эгиль, пришло время доказать, что твой путь был не напрасным. Ты никогда не был ребёнком, но это не значит, что ты зрел. Только повзрослев ты получишь свободу. Пора.
— Пора, матушка. Я позабочусь о Хаконе и вернусь, отомстив за отца.
— Твой дед сам хозяин своей судьбы, и я думаю, он слишком горд, чтобы принять помощь… просто дай ему сделать то, чего он так желает, — Асвейг тяжело вздохнула. — Настоящими легендами можно стать только после смерти.
Горькая улыбка матери сковала её лицо. Асвейг старалась это скрыть, но я знал, как сильно она боролась сама с собой. Желание уберечь престарелого отца и любовь к нему шли вразрез с бесконечном уважением к его выбору и чести. Сокрытое, гнетущее будущее единственного ребёнка, который ходит на волосок от смерти, необдуманные выходки Хакона, и потеря любимого мужа. Как много пришлось пройти ей, чтобы произнести эти слова? Как много пришлось вынести ей на своих хрупких плечах, чтобы иметь силы улыбнуться? Порой мальчишки боготворят своих отцов, наслаждаясь их ярким, обжигающим светом, но на фоне ослепительных лучей не замечают кроткого материнского тепла. Асвейг всегда была и останется той тлеющей лучиной, которая в любой момент сможет развеять тьму в сердце и обогреть его даже в самый лютый холод.
Чем дальше мы отплывали от Тёнсберга, тем холоднее становился ветер. Каждый час погода всё приближала нас к скорой осени. Свирепые порывы били по парусу с разных сторон, скоро сменяя направления. В какой-то момент резкий шквал раздул полотнище паруса в обратную сторону, гулко ударив по мачте. Дальнейший путь пришлось идти на вёслах.
Вместе с ветром поднялись и волны. Я не рискнул вести корабль вблизи береговой линии, но даже далеко от неё стоило остерегаться коварного и переменчивого дна. Порой сильные волны скрывали за своей чернотой острые копья скал. Одна такая едва ли не пропорола корпус, хотя от берега было не меньше двух полётов стрелы.
При подобной погоде проводить ночь в море не хотелось никому, поэтому до темноты Волк Ньёрда нашёл свой ночлег в узком разломе утёса. В этом месте волны разбивались о высокий мыс, наверху которого произрастал куцый хвойный лес. Лучшего места для ночёвки нам было не найти.
По итогу даже сходить с борта не стали, заночевав на палубе. А как только солнечный диск едва показался на горизонте, вновь отправились в путь.
Утро началось с дождя.
Крупные капли мерно стучали по палубе, скатывались с лиц хмурых хирдманов, хлюпали в ботинках, холодили руки. Затем дождь перерос в ливень и движение судна замедлилось ещё больше. То-ли колдунство Сигрун не сработало со мной, то-ли кунг-фу шаманов Кьётви сильнее кунг-фу вёльвы, но кто-то явно не хочет, чтобы мы достигли цели.
Планируемый путь в двое суток до Агдир-фьорда превратился в три дня изматывающего испытания нашего терпения. И в тот миг, когда мы наконец вступили из моря в реку ударили заморозки. Как будто дождя и ветра мало было… Температура опустилась до некомфортной. Каждый выдох стал сопровождаться облаком белого пара. Такими темпами до обители Богатого мы дойдём по пояс в снегу.
От нескончаемого ливня река полнилась мощью, сопротивляясь ветвистыми потоками движению нашего корабля. Тут и там в неё впадали буйные ручьи ливневых водопадов, так, что найти искомую отворотку оказалось крайне непросто. Даже знаковый водопад, о котором говорил Илуги терялся на фоне других. Только по наитию мы вошли в один из ручьёв, напоминающий сейчас полноводную реку. Если я сделал правильный выбор, то сейчас нам нужно приготовиться и быть во всеоружии.
Подходил к концу седьмой день похода. Неделя потребовалась для того, чтобы достичь владений Кьётви. Всё больше признаков говорило нам, что мы на верном пути. Чуйка это, интуиция, но что-то во весь голос кричало мне, что мы вот-вот придём к цели. Своим чувствам я привык доверять, поэтому мы нашли укромное местечко, схоронили снекку и аккуратно стали пробираться по дремучим горным чащобам.
Иногда на пути попадались просеки, поросшие юным полеском; кто рубил здесь, а главное зачем это делать в глубине леса? Вопросы возникали в голове, но ответить на них никто не спешил. Дважды на глаза нам попались охотничьи силки. В петле одного из них слабо трепыхалась куница. Поставили недавно.
— Не поздьнее, чем вчера поставьили, — сказал самый авторитетный охотник хирда. Олави чутко повел носом у примятой дождём травы и легонько коснулся почвы. Что суоми видел, мне знать не дано, но финский охотник с рождения читает лес и явно знает больше моего. — Я вьижу след. Тяжёлый и хромьой. Плохой охотникь.
Олави уже сносно говорил на нашем, но делал это с ярким акцентом, ровно как и его друг. Пока суоми изучал следы, таваст призраком скользил по кромке тропинки. У полянки Сэфинн задержался, что-то внимательно изучая, затем подскочил к Олави и вместе они двинулись к находке таваста. Тихий спор зашуршал среди листвы, пока Гери не прервал их.
— Чего ждём, не ты ли сказал, что вчера тут были люди?
— Да, это сказал я. Мьи с Сэфинном спорили, кто ставил силки. Старьик или слабый желудком мужчина, — медленно проговаривая слова ответил Олави.
— И как вы это поняли? — спросил Рэв.
— Он навальил под деревьо. Жидько, — поделился Сэфинн.
— Прекрасно, ну раз говнознатцы здесь закончили, предлагаю идти дальше! — внёс свою лепту Фреки и, в ожидании моего решения, встал на тропинку.
— Идём по обе стороны от тропы, на неё не ступаем, держим друг друга в видимости. Двинулись!
Вопреки ожиданиям, никто нам так и не встретился, однако мы наконец вышли из леса и нашему взору предстал хутор.
С первого взгляда он показался полным достатка: россыпь домиков и плотный тын, чернёные идолища на отшибе, колодец, прополотые грядки и сытые белые овцы. С первого взгляда. А со второго: ветхие ставни и покосившиеся стены землянок, прорехи среди жердей забора, пустующие блюдца деревянных болванов, скудность культур и голов скота. Даже главный длинный дом выглядел убого. Величие этого места кануло в лету, оставив после себя изношенность и запустение.
Свора детишек носилась по дворам собирая пыль и грязь на видавшие виды наряды. Старики вполглаза поглядывали за вознёй малышни. Скотина паслась… где всё боеспособное население? Даже если Кьётви покинули самые молодые хирдманы, у него всё равно должны были остаться нормальные бойцы? Значит, они ещё не вернулись с похода. Мы успели вовремя!
Ещё понаблюдав немного за хутором, мы пришли к выводу, что его нынешнее население не превышает и дюжины, не считая детей. И трэлей, этих вообще никто не считает. Значит и таиться смысла нет.
Ни от кого не скрываясь мы твёрдо направились к центру обители. Дети, едва завидев нас тут же прыснули в противоположный лес, старики как могли поспешили обороняться, видимо военное прошлое дало о себе знать. Но что они могли противопоставить нам? Мне не нужны жизни детей и престарелых воев, мне нужна смерть одного конкретного человека.
— Кьётви! — что было мочи проорал я.
Облик хозяина дома полностью соответствовал этому месту: большой и величественный, но при этом старый и ветхий. Его белёсые глаза покрывала пелена равнодушия. Голова, что больше напоминала страусиное яйцо, окружённое седым гнездом редких волос, была глубоко утоплена в покатые плечи. Толстые пальцы сияли переливом драгоценных камней, которые так диссонировали с окружающим запустением и бедностью. Даже дневной свет не мог придать яркости выцветшим от времени гобеленам за его спиной.
Я не торопился. Медовый зал, который видывал и несколько сотен дружинников в своих стенах покорно принял двенадцать непрошеных гостей. Ещё пятеро ожидали снаружи, чтобы никто не потревожил беседу уважаемых людей. В молчании проходили минуты. Кьётви собирался что-то сказать, но слова так и не покидали рта. А я всё смотрел на человека, от действий которого погиб отец, но так и не мог заставить себя возненавидеть его.
— Ты знаешь, кто я?
— Даже если бы знал… разве это важно? Ты пришёл в мой дом и хочешь убить меня.
— Хочу.
— Тебя можно понять. Ты молод и за тобой идут люди. Но в этом доме больше нет богатств для тебя и твоих людей. Мой корабль забрали мои же хирдманы, у меня не осталось наследника, а жёны умерли от старости.
— Мне не нужны твои богатства, корабль или жёны.
— Чего же тогда ты хочешь от старика?
— Твоей смерти.
— Кажется я знаю, кто ты. Да, ты похож на него… Я потерял сына, ты потерял отца. Мой путь подходит к концу, а твой только начинается…
— Где твои люди?
— Уже не мои. Забрали драккар и сбежали в Исландию.
— Чьи это дети?
— Дети трэлей, но с ними есть внук и пара внучек моих хирдманов. Тех, кто слишком стар для долгих переходов и тех, кто верен мне до конца.
— У тебя есть желание перед смертью?
— Одно. Завтра будет десять лет как погиб Торир, мой сын. Я хочу встретиться с ним в этот же день.
— Я исполню твоё желание.
Также без спешки я покинул покои Кьётви, а за мной вышли и остальные хирдманы.
День или два не играли существенной роли. Сбежать он не сможет, другие старики связаны и загнаны в сарай. Дети прячутся в лесу. Нужно только немного подождать…
— Почему ты не убил его? — первым делом спросил Фреки.
— Убью завтра, к чему спешка?
— Мутный он, не верю я ему!
— Я тоже, брат. Этот старый змей не просто так время тянет, — поделился Гери.
Меня тоже напрягала просьба Богатого. Да и по рассказу Илуги людей у Кьётви было четыре десятка. Могли ли они действительно сбежать в Исландию? Очень даже могли. Но сбежали ли?
Ближайшие к длинному дому лачуги благополучно сменили жильцов. Обычно время в ожидании течёт медленно, но после долгого и тяжёлого перехода оно пролетает незаметно. Так оно и было, пока Аскарик не прибежал к моей землянке со свёртком в руке.
— Хёвдинг, я нашёл в сундуке моего дома эти шаровары. Тебе не кажется, что они слишком модные для седых старцев? — франк развернул яркие штаны глубокого бордового цвета. У викингов действительно в зависимости от региона были разные предпочтения в моде, но такие шаровары я стал замечать среди людей конунга Сигфрида не больше года назад. Сомневаюсь, что предавшие Кьётви хирдманы решили сбежать без модных портков. — В доме остальных тоже несколько новых вещей.
— Ясно. Что же, значит для Богатого "завтра" уже наступило. Зови остальных. Вздеть бронь!
Но мы всё равно опоздали…
Как только я выбил запертую дверь длинного дома в меня тут же полетело копьё. Благо дверь открывалась наружу и и на его пути был мой щит в правой руке. Такой бросок не ожидаешь увидеть от дряхлого, тучного старика. Тут же с лёгким шелестом промасленных ножен его меч увидел свет. Не теряя ни секунды Кьётви ринулся в мою сторону, занося клинок для удара. Могуч дед! Каким же он был в молодости?
Возможно сил Кьётви до сих пор хватало для боя, опыта и мудрости было хоть отбавляй, но, как он сам и сказал, его путь подошёл к концу. Никто не вмешивался в бой, и в этом не было необходимости.
Мой щит как таран врезался в лицо Богатого. Металлическая окантовка ребра со звенящим хрустом выбила пеньки его зубов. Удар был так силён, что тушу Кьётви развернуло в воздухе и старый вождь пробил затылком иссохший деревянный настил. Мгновения растянулись в часы, я не мог поверить, но Богатый тяжело развернулся, опираясь дрожащими руками о пол. Его залитые кровью глаза и дикая усмешка исказили остатки лица.
— Думаешь… это мой конец?! Ты… глупый малец… — кровь безостановочно текла из его рта. — Мы умрём вместе!
Как только его предсмертный крик затих в зале, со двора прибежал Веторм: "Люди, четыре десятка!"
Лучники успели дать лишь по два залпа, прежде чем в воздух помимо стрел полетели и копья. Среди врагов я увидел несколько молодых лиц, но большинство хранило на них не только шрамы, но и глубокие морщины. Хирдманы Богатого бежали слаженно и умело прикрывались щитами. Плотный строй не размыкался даже после выбитых звеньев цепи. В момент столкновения за спинами агдирцев уже лежали трупы их товарищей. А дальше прозвучал долгий волчий рёв…
Горы порубленных искалеченных тел, предсмертные хрипы и стоны стали наградой победителям. Наградой нам. На площади перед длинным домом было трудно найти чистый от крови участок земли.
— Кьётви нет, и нет больше никого, кто связан с ним родством. Круг замкнулся, змея укусила хвост. Мы отомстили, дед…
— Да, внук… Я так корил себя все эти годы… что не был с твоим отцом в тот день. Прости меня…
— Норны сами решают, когда оборвать нить жизни, значит тебе незачем винить себя, а мне не за что тебя прощать. Ты сделал, всё, что смог, Хакон.
— Что смог… я наконец вижу их, Эгиль. Ох, как же они прекрасны…
На губах Хакона сияла фирменная улыбка, но глаза его уже не видели свет. Последний вздох покинул его иссохшее тело. Я накрыл деда собой, лишь бы не потерять это тёплое дыхание, но его было уже не вернуть.
— Прощай, Легенда…