- И что же? - снова не понял.
- Его (о ком она?) у нас, видите ли, обижали! И имя изменит, фамилию жены, если своя явная, возьмет, и пластическую операцию сделает, чтобы нос не выдавал, и начисто голову сбреет, чтобы ходить в парике, если волосы явные, курчавые и рыжие.
Покончив с ними, избранными, взялась за эрмов: обнаглели, пролезли, и первые помощники, и первые замы... и пока Мустафа пытался остановить крушенье эротических своих видений, его чистая аранка нагнетала иные страсти, думая, что угождает Мустафе, ибо какой аранец не возрадуется, если при нем ругают эрма (как и эрм - аранца), а про тех, первых, - дань общему веянию.
- Чего ты молчишь?
- Зря ты это затеяла.
- Нет, не зря: самые древние - они и самые зловредные! И ничто их не берет: ни войны, ни погромы, ни наводнения... - Недавно разлились реки, думали потоп, тыщу лет такого не было. - Поделом эрмам все=таки досталось!
- Можно подумать, - не хватало еще спорить с женщиной, лежа рядом), что тебя лично кто-то из них обидел.
- Ревнуешь? Я бы!.. - вспыхнула, нехорошо запахло у нее изо рта.
- Ладно, успокойся... - И желание угасло.
Недавно поцапался Мустафа с одним типом в чайхане неподалеку от своего подполья (за одним столиком оказались) - почти в те же дни, как с той аранкой расстался. И оба - известный игролог и новоявленный, как потом узнал, лидер, множество их нынче, фамилию слышал, а портрета видеть не довелось (при д-ре Новом перестали вывешивать) - друг друга в лицо не знали.
Кажется, тот усомнился: действительно ли Мустафа - аранец.
- Разве не похож?
- Если честно, нет.
- А на кого?
- Ну... - тот заерзал=замялся, и Мустафа, привычный к таким вопросам, заметил, что когда приехал сюда учиться, то (глядя на его усы, сбрил их потом, Нора настояла - кололся очень) спрашивали:
- Вы гюр?
- Нет.
- Эрм?
- Снова не угадали.
- Так кто же?
- На Кафе, - я им, - еще аранцы живут... Нас тогда знали плохо.
- Зато теперь знает весь мир, как шашлычные здесь открыли.
- Про цветы еще скажите!
- А за цветы спасибо! - Ирония? Почувствовал, что собеседник сердится. - Впрочем, и за шашлычные тоже.
- Вы, очевидно, приняли меня за... - нейтральное бы слово! - масона?
- Да. - Надо отдать должное: покраснел (не все еще в нем потеряно).
Потом говорили про всякие анти и шовио, выйдя на нулевой цикл, с чего любая стройка начинается, будь дом или государство, - к тому, чье имя на устах, буквы вкривь и вкось (муми, ни одной собственной ткани): отыскалась частичка этой мути!
Сыплет именами, вычитывая, словно с листа (так приобрел популярность, в лидеры выбился), - сначала отцовскую линию, тут одна тьмутаракань лесная или степная, а потом материнскую - вот она, муть, меж скандами и шотлами, в третьем колене, ноль целых столько-то, и в ней, мол, дьявольский зуд рушить и казнить.
И о дальнем стратегическом умысле перемешать всех, и чтоб в каждом была эта муть: способные к адаптации, расширяют ареал, и потому особенно опасны для коренных этносов.
- Ну и что же? Вытравлять?
- Увы, упустили момент, надо бы сразу!
- Смерть помешала?
- Чья? - насторожился.
И тут Мустафа выпалил насчет показательной казни, которую готовил Самый:
- И где! На Горбатой площади!
Нить утерялась, а скулы-то у собеседника... - в каждом сидит, притаился в генах, скуластый тартар.
- От ваших, - заметил Мустафа, - умозаключений... э... как вас?
- Неважно! - огрызнулся тот.
- ... пахнет, будто шерсть на баране жгут.
- На костры намекаете? Печи?
- Можем и пофилософствовать. К примеру, о филиях и фобиях.
- Мы их пригрели, а они, неблагодарные, носы воротят (и никто, мол, эту антиномию не решается постичь).
- Многие филии частично объясняет теория КаэН, не находите?
Не знает! В Вышке потому что не учился - хромает в теории, эмоциями берет, хотя, на эмоциях - и КаэН.
- Именно это, - и расшифровал: Комплекс Неполноценности, - подвигает (по Адлеру) ко всякого рода акциям во имя... - Умолк.
- И все-таки, - угасает в собеседнике пыл, - надо прежде всего очиститься.
- Идея не нова, ее не раз отрабатывали.
- Презумпция доверия? - ввернул, перебив Мустафу.
- Ну да, не проще ли опереться на готовую мудрость, которая апробирована, и не только на словесном, кстати, уровне.