«Здравствуй, дорогой дневник. Точнее, его жалкий клочок. А если ещё конкретнее, то настоящий кусок туалетной бумаги, которую я нашла на палубе. Углем писать трудно, но возможно, а потому я вновь изливаю стресс в письменном виде на «пергаменте» за неимением под рукой ни револьвера, ни алкоголя, ни табака.
Итак, дорогой дневник, меня похитили.
Вот так просто? — скажешь ты мне. И я отвечу «Да». Сидела бы сейчас да цветы нюхала, но вместо этого трясусь в каюте, пытаясь оправдать собственную глупость. Точнее, неосторожность. Возможно, даже медлительность. Подобный стремительный поворот не ожидал никто из нас троих, а потому все мы сейчас преисполнены молчания и шмыганья. Кое-кто ещё и морской болезнью. Но стоит начать с самого начала. Быть может, так я смогу примириться с действительностью и излечить не отпускающий моё тело шок. Впрочем, подобное навряд ли когда-нибудь покроется туманом в чертогах разума.
Дело было вечером, и ничего не предвещало беды, кроме Агриппины, страдающей запором уже третий день. Так как оплот этой пернатой клоаки могло прорвать в любой неподходящий момент, мы отправили грифона в лес, создав тем самым в замке ощущение мнимой тишины. Когда на небе засияла круглая луна, Лайм неожиданно получил письмо от Яйры — они приглашала меня на бал. Этот анал-карнавал проходил у Чертии, что показалось мне довольно необычным, но привлекательным — всё же я никогда прежде не бывала в самом воинственном регионе. Странным мне показалось совсем иное, а точнее: манера написания письма. Яйра никогда не скупилась ни на ругательства, ни на вечные жалобы, а потому короткое сухое письмо оказалось настоящим раритетом, причину возникновения которого я намеревалась выпросить позже.
Платье в тот день я выбрала черное (как знала, что всё кончится плохо), и вместе с Лаймом, а также Подсолнухом отправилась на бал к крысам и тыквам, что в двенадцать часов ночи должны были превратиться в одноклеточных. Но у них на вечеринку были свои планы. Думаю, они проверяли новую теорию, решив, что тело, зажатое в угол, не может сопротивляться.
В свою защиту скажу, что поначалу было весело. И всё же, как в той сказке «Жила была девочка. Сама виновата», подставу я обнаружила лишь тогда, когда смогла поговорить с Яйрой. Как оказалось, никакое письмо она мне не отправляла, и более того, приглашение на вечеринку прислала ей именно я. Тогда-то мы и поняли, что оказались в дерьме.
Только сейчас, перечитывая всё написанное выше, я понимаю, как же это было глупо. Нас обвели, как младшую группу детского сада. Хотя эту самую группу, по сравнению с нами, вообще хрен обманешь. С другой стороны, против нас были шесть Императриц. Почти в два раза больше! Конечно, они работали оперативно и умело. Я бы больше удивилась, если бы у них ничего не получилось…
Как бы то ни было, а золушка в свой единственный выходной хлебнула говнеца. Я мало что могу вспомнить: скорее всего, в вино многое намешали. Помню лишь, как меня деликатно отвели от Лайма и Подсолнуха, как все закружились в странном кружащемся танце…Потом, я уверена, была яркая вспышка. Наверное, я потеряла сознание (хотя, полагаю, не только я). И вот мы здесь. В каюте, наполненной трясущимися селянами, которые жестоко нарушили закон. Но, возможно, ты, дорогой дневник, поинтересуешься, кто конкретно впал в немилость крысиных императорских жоп, и я великодушно тебе всех представлю.
Я, Сисиль Ебельмания. По национальности — пыльцесосущее. По гороскопу — клоп. По выходным в говно. Работала Императрицей в Мордоре и держала двор хоббитов, после чего была, наконец, прогнана взашей. Преисполнилась светлого чувства: навык, позволяющий мне думать, что я преисполнилась светлого чувства.
Яйра Файская. Мизантроп, пессимист, демонолог, спанч боб. Понимает язык животных и пьяных трактирщиков. Левая рука у неё коронная, а правая — похоронная, потому что именно в правой руке она последний раз держала бокал на балу.
И Гертруда Нихриола. Потомственная дочь с очень красноречивой фамилией. Воплощение холерического темперамента, гнева, гордыни и наглядный экспонат по клиническим признакам морской болезни. Я уверена, что своим криком она может открыть врата в потусторонний мир, чтобы выйти туда покурить.
Не имею ни малейшего понятия, куда нас везут, но, судя по тому, что плывем мы четвертый день, — далеко. Люди с нами почти не разговаривают (нас тут почему-то все старательно избегают), поэтому нам только и остается, что делиться друг с другом теориями и…».
— Ну, вот…Бумага закончилась…
— Ты её только переводишь. Чем жопу-то подтирать? — хмыкнула Яйра, зачесав назад сальные волосы. Все мы выглядели сейчас крайне скверно.
— Значит, кого-то они по-хорошему попросили убраться, а кого-то решили выслать из страны, как преступников? — взвизгнула Гертруда, заведя одну и ту же шарманку третий раз за день. — Меня будут искать! Никто не поверит в их россказни, что бы они не придумали! Я отомщу…И так отомщу, что они будут жалеть о своём рождении…
Один старик, что слушал наши жалобы всю дорогу, наконец, решил осмелиться и подсесть чуть ближе. Думаю, ему просто надоела его жалко дрожащая компания. Он был такой худой, что все его кости можно было бы пересчитать.
– А вы тут за что, дамы?
— Мы-то? Мы? Да как ты смеешь обращаться к нам! Ты! — завопила Гертруда.
— Контрабандисты мы, — тут же ответила я. Это казалось мне самой мягкой причиной. Относительно мягкой, безуловно. — Контрабанда. А вы?
— О, так вы свои люди. Отрадно слышать, — улыбнулся старик двумя зубами. — Какой товар?
— Начинали с семечек и масла, — я даже почти не врала.
— Решили попытать удачу на новом бизнесе Девятой Императрицы? И как оно? Слыхал, это дорогие и востребованные товары.
— Так и есть. И поначалу всё шло хорошо.
— Я, когда начинал только, тоже почти сразу попался…Но вы не выглядите новичками.
В самом деле. Истеричка, мисс «недовольное хлебало» и фея, от которой несет пролитым на платье спиртом. Да, мы определенно не выглядим, как новички.
— Куда везут-то нас, знаете?
— Как же не знать, знаю. В Зоэтию мы несемся.
— Что, в Зоэтию? — вмешалась Гертруда. — Только не говорите, что в Крепость!
— А куда ж ещё, милочка? Это пристанище почти для всех, кто в итоге вступил в преступный мир.
— Нет-нет-нет, — заговорила уже Яйра, — я не готова сидеть в женской колонии и рубить камни в шесть утра! НЕТ!
— Тихо-тихо, — шепнул нам дед. Он вдруг осторожно обернулся, но все наши соседи или были слишком далеко или уже спали. — Раз уж вы контрабандисты, раз уж вы ещё и опытные, я вам помогу, но с одной оговоркой.
— Что надо?
— Вот это подход, вот это молодцы. Нам, контрабандистам, сейчас нелегко. В Зоэтии, что король, что королева, борются с нами, как с грызунами. Опытные руки не помешают. А умные головы, тем более.
— У вас есть план? — перешла на шепот и я.
— Да. На берегу меня ждут мои ребята. Мы можем сбежать.
— И ты поможешь нам?
— Если вы поклянетесь помочь нам наладить поставки и работать с нами.
— Клятвы в тяжелый час необходимо выполнять. Стоит ли? — спросила меня Яйра, но её вдруг перебила Гертруда.
— А ты что, в колонию захотела?! Конечно, мы согласны!
— Да, — кивнула я, — мы клянемся помочь вам, если вы поможете нам сбежать.
Старик плюнул на руку и протянул мне. Я плюнула на свою и пожала его ладонь. Гертруду стошнило в ведро.
— До сих пор в голове не укладывается, — произнесла Яйра, когда старик вернулся на место и громко захрапел, — ещё недавно я жаловалась на чрезмерную роскошь, а теперь — на чрезмерную бедность. Пять дней назад — Императрица. Сегодня уже контрабандистка…Хорошо это ты с контрабандой сказала.
— Поверь, я почти не врала.
Удивительно, но никто из нас за всё это время не пожаловался на сущую несправедливость. Думаю, и Яйра, и Гертруда прекрасно понимали, что мы сидим здесь по одной простой причине: наше существование каким-то образом угрожало замыслам других Императриц. Неудивительно, что от нас попытались избавиться, как можно скорее. Но, что эти правящие крысы скажут Императору? Как они объяснят нашим регионам пропажу столь значимых лиц? Хотела бы я знать…
— Я кстати в Зоэтии никогда не была.
— Заткнись, Сисиль. Если ты ещё раз попробуешь найти в этой ситуации что-то положительное, я тебя ударю.
— Гертруда, я всегда думала, что ты одна из самых элегантных Императриц.
— Идите нахер.
Мы уснули, хотя, возможно, на улице был жаркий день. В каюте не было окон, и пахло грязными телами, покрытых потом. Я слышала, что Зоэтия — жаркая страна с палящим солнцем и мягкими песками. Как бы то ни было, возможность избежать заключения радовала и пугала одновременно. Сможем ли мы сбежать? Не обманет ли нас старик? А если и поможет, вдруг, мы ввяжемся в такое черное дело, от которого вовеки не отмоемся? В любом случае, я выбираю свободу, какой бы она ни была.
Интересно, что сейчас делают мои ребята? Ищут ли они меня или иные Императрицы затравили их угрозами? Надеюсь лишь на то, что с ними всё хорошо. Надеюсь, что Рагнарек сумеет узнать правду. Вдруг, эти крысы уже сделали с ним что-то? Яйра ведь говорила, что императорская стража под крылом Чертии…
— Как думаете, за всем стоит Первия?
— Больше, чем уверена, — хмыкнула Гертруда на пятый день нашего путешествия, — она всегда билась за расположение Императора, но тот её будто бы и не видел вовсе.
— Неудивительно, её ему навязали в качестве первой Императрицы, — подтвердила Яйра.
— Как бы то ни было, она, видно, решила взять правление Шеэтией в свои руки.
— Но какая от этого польза другим Правительницам?
— Не тупи Сисиль. Третья и Седьмая наверняка уже смотались в свои новые виллы со всеми богатствами, и вся Шеэтия в итоге окажется поделенной между четырьмя бабами. Если они смогут, конечно…
— Людская жадность не ведает границ. Ненасытные твари.
— Воистину.
— Но меня вот что напрягает, — тихо сказала Яйра, — они ведь всегда боялись Императора. Напали бы они на него, если бы не имели плана по его свержению?
— Теперь и я об этом буду думать…
— В кое-то веки подумаешь, Сисиль.
— Но как же…
— Все, хватит! Теперь нам нужно позаботиться о себе.
На том мы и решили, хотя и с тяжелым сердцем. Думаю, даже черствой Гертруде было не по себе, и она наверняка волновалась за дорогих ей людей.
Шел шестой день, когда селяне в каюте беспокойно заерзали, а до ушей донесся топот и гул. Корабль причалил к пристани, и матросы спешно таскали по палубе какие-то бочонки и ящики. От всей этой суматохи песок падал нам на глаза сквозь щели между досками. Было бы логично предположить, что мы, наконец, прибыли.
— Выходим! — рявкнул бас нашего надзирателя, и вокруг наших запястий почти мгновенно обвились магические наручники. Мы с недоверием покосились на старика. Тот одобрительно кивнул.
Сразу отмечу, что запасной план у нас был. Знала ли сопровождающая нас стража, что среди заключенных находятся три Императрицы с огромным магическим запасом? Мы решили, что не побрезгуем напасть сами, если дед-шептун (он пускал шептуны почти всю дорогу) не соизволит сдержать обещание.
Мы вышли на палубу, спустились по трапу на вымощенную булыжником дорогу и выстроились в два ряда на небольшой площади. Преступников здесь, очевидно, держали в строгой узде: я насчитала вокруг нашей группы не менее двадцати пяти стражников внушительного вида.
Местность здесь не была открытой. Почти сразу от пристани тянулись вдаль низенькие дома с плоскими крышами, и из окон на нас взирали любопытные глаза. Дороги, в самом деле, были частично занесены песком, но, что удивительно, слева простирался лес. Наши надзиратели называли его Синим, хотя подтвердить название пока я не могла — стояла глубокая ночь, и игольчатые массивы казались попросту темными.
Едва корабль отчалил, а мы тронулись с места, со стороны этого самого леса поднялась самая настоящая песчаная буря! Мы инстинктивно закрыли глаза, хотя стражники с угрожающими криками бросились куда-то вперед, туда, где, как они предполагали, был виновник торжества. В этой суматохе выскочивший откуда ни возьмись дед с силой ударил по наручникам, и те рассыпались в горстку пепла. Не говоря ни слова, он толкнул нас троих в сторону пирса, и мы упали в воду.