***
Папа стоит и звонит в бубенчики. Ворот рубахи распахнут, лицо веселое, озорное. Звонит и звонит.
Рита открывает глаза. Телефон на тумбочке аж подпрыгивает от нетерпения.
- Але, это ты? - лениво потягиваясь, зевает Рита.
- Спишь? - возмущенно кричит Олег. - А в Москве знаешь что делается?
- Что? - недоуменно моргает Рита.
- Да я и сам не в курсе, - еще громче кричит Олег. - Включай поскорее телик. Какой-то у нас, что ли, переворот. В городе танки!
- И что же нам делать? - теряется Рита.
- Как - что? Давай к Моссовету! Нет, лучше на Пушкинскую: там легче встретиться. Жду через час.
И, не дожидаясь ответа, Олег - где-то там, далеко - швыряет трубку.
Рита смотрит на часы. Без пяти девять. Как раз - "Время". Нажимает красную кнопку. Из туманного голубого небытия выплывает знакомая дикторша. Что это с ней? Такая всегда красотка, а тут... Даже вроде как постарела. И глаза несчастные. Что-то бормочет - сразу видно, что врет, - о болезни президента, о том, как надо все укреплять, всех защищать - от кого, от чего? - и - вовсе уж неожиданно - бороться с сексом и порнографией. Вот те на! Только узнали, что есть он, секс-то, даже у нас, как призывают уже с ним бороться.
Рита прыскает в кулачок, включает телик погромче, чтоб было слышно на кухне и в ванной, накидывает на себя халатик, мечется по квартире: умыться, одеться, чайник, два бутерброда...
- Детка, сделай потише.
Жалобный голос матери заставляет приглушить телевизор. Сказать? Нет? Еще не пустит... "Союзный договор нуждается в доработке..." Какой еще договор? Какая там доработка? Спросить бы Олега: он все знает. Но пока ничего страшного вроде не происходит, ну пусть дорабатывают, раз нуждается. А зачем тогда танки? Или Олег что-то спутал?
Рита выглядывает в окно. "Дождик, дождик..." - машинально напевает она. Берет зонт, сует в сумочку бутерброды. Посмотрим, что там творится, на Пушкинской.
***
Тверская пуста от машин. Прямо по мостовой идут и идут люди, и все в одну сторону, к Моссовету. Странное ощущение праздника, если бы не лица: хмурые, встревоженные, злые.
- Ну наконец-то! - бросается Олег к Рите. - Пошли, - берет ее за руку.
- Что это, что? - лепечет Рита. - Я слушала телик, но ничего толком не поняла. Ой, танк...
Танк выглядывает из переулка, у всем известного, красного с золотом, дома.
- И солдаты, - шепчет Рита со страхом.
- Десантники, - поправляет ее какой-то дядечка с толстым портфелем под мышкой. - Охраняют...
- От кого? От нас? - изумляется Рита.
- Мало ли... - пожимает плечами дядечка.
Олег молча тащит Риту вперед, к листку, приклеенному на стенке. Народу все больше, но толпы как таковой нет. Тихие, сдержанные, ошеломленные люди читают какое-то воззвание и отходят, пропуская к листку других. Звучат реплики, короткие и негромкие:
- Ельцин обращается к москвичам...
- Велели к двенадцати здание освободить.
- Как же, освободить им...
- Вот мы и разделились, - непонятно и задумчиво говорит Олег.
- Что? Что? - дергает его за руку Рита. - Что ты имеешь в виду?
- Разделились на "они" и "мы", на какой-то там комитет и на просто нас, москвичей. Видишь призыв?
В четыре у парламента митинг.
- А разве у нас есть парламент? - простодушно удивляется Рита.
Ничего-то она не знает! Олег как-то звал ее с собой, в какое-то там движение, да она не пошла; надоели собрания в школе, на факультете.
- Это же совсем другое! - убеждал горячо Олег.
Убеждал, да не убедил.
Впервые смотрит Рита на Олега почтительно, снизу вверх: какой он серьезный, взрослый! Впервые замечает, как он красив. Высокий открытый лоб, смелые, широко расставленные глаза - близко посаженные Рита терпеть не может! - густые брови, а ресницы длинные, как у ребенка, и застенчивая улыбка. Но сейчас Олег непривычно серьезен, почти суров.
- Идите к танкистам! - кричит с машины севшим от напряжения голосом человек в плаще. - Убеждайте их! Разговаривайте с ними! Только не делайте из них врагов: у них положение сложное.
- Пошли! - решительно говорит Олег. - Какой-то план, видимо, есть. Так что будем делать что говорят. Вот что говорят, то и будем делать, - жестко повторяет он. - Это им не шестьдесят четвертый...
- А что, что было в шестьдесят четвертом?
- Ты разве забыла? Тогда по-тихому, по-семейному сняли Хрущева. Тоже отдыхал на море. А они собрались своей теплой компанией - Политбюро - да и сняли. Но сейчас мы этого не допустим! Дураков больше нет! Пусть подтвердят врачи, что Горбачев действительно болен! Покажут его, если он, конечно, не при смерти! Сам пусть скажет, что с ним такое произошло!
Олег шагает размашисто, широко. Говорит нервно и взвинченно. Рита еле за ним успевает.
- Смотри, танки. И бэтээры...
- Но я не понимаю, - беспомощно бормочет Рита. - Как ты их различаешь?
- Они в самом деле похожи...
Олег взглядывает на Риту и впервые за это утро чуть улыбается - нежно и снисходительно.
- Ах ты, дурочка! - обнимает ее за плечи. - Танк - это когда есть дуло. Понятно?
- Понятно.
У Александровского сада стоит целая танковая колонна. Крыши люков откинуты, торчат мальчишеские головы в шлемах. Танкисты "запирают" своими машинами Красную площадь., Олег подходит к первому танку.