Пока он был там, это длилось вечно.
Даже когда он кончал, он продолжал целовать и ласкать ее.
Когда Катерина держала его блуждающие руки, слишком измученная, чтобы терпеть ласки, он шептал ей на ухо нежные слова.
Катерине никогда не поклонялись так. В обычном легкомысленном хаосе Парижа с Радьярдом, теплой платонической дружбе с Сиедом, последними сношениями с любовниками она знала удовлетворение, но никогда не испытывала на себе чье-то восхищение. Гадж Сингх приходил к ней с восторгом. И пока не наступало время ему уходить — перед самым рассветом, часть его продолжала любить ее. И через несколько минут после его ухода, погружаясь в сон и просыпаясь, она начинала болеть им снова.
Катерина не признавалась Сиеду, даже несмотря на то, что это могло облегчить ей доступ к Гадж Сингху. Эта тайна противоречила основе их долгих отношений, но какой-то инстинкт предупреждал ее: молчи. Она предполагала, что, если Сиед увидит, как они занимаются любовью, он будет уничтожен. Глубину их страсти было невозможно скрыть — масло не может не гореть, если к нему поднесут огонь. Катерина чувствовали, что Сиед, борясь со своей несчастной любовью к слуге, не сможет справиться с правдой.
Вскоре она не захотела больше присутствовать при совокуплении двух мужчин. Это заставляло ее чувствовать себя несчастной. Но Гадж Сингх не хотел об этом слышан, он утверждал, что, если она уйдет, то он не сможет возбудиться, не сможет изображать, и тогда Сиед разозлится, даже сойдет с ума и разрушит все.
И Катерине пришлось это выдержать.
Таким возбужденным становился Гадж Сингх с Катериной, таким пресыщенным и утомленным, когда любил ее каждую ночь, что для него стало непереносимым испытанием терпеть хозяина. Он пожаловался на это Катерине; Гадж Сингх говорил, что не может продолжать, что полон презрения к себе. И тогда внезапно через три дня он потерпел неудачу в постели с Сиедом. Принц не мог никак заставить отвердеть прекрасную плоть слуги. Сиед останавливался и начинал заново, останавливался и начинал заново, и в желтом свете все блестело от его попыток, но ничего не произошло.
Гадж Сингх пытался тоже, старался изо всех сил. Он всматривался в тень, чтобы увидеть ее роскошный силуэт и возбудиться, как раньше. Слуга пытался закрыть глаза и оживить свою страсть. Первый захватывающий момент касания ее ноги; сумасшедшее совокупление у неподвижных каменных стен, медленное изучение ее многочисленных секретов в полусвете полуденного солнца; путешествие в нее, когда он стоял рядом с цистерной с водой, обозревая долину; исследование по ночам каждого изгиба желания.
Он думал о том, как она сводит его с ума — не просто своей красотой, но своей агрессивной несдержанностью, удовольствием без запретов, своей направляющей рукой.
Но как только воспоминания начинали возбуждать его, усилия Сиеда мешали ему, возвращая разум к настоящему, сдерживая поток крови. На второй день Катерина и Гадж Сингх заметили, что Сиеда начало одолевать тяжелое мрачное настроение. Он сидел угрюмый, печальный. После часа тщетных усилий он отпустил слугу презрительным взмахом руки.
Позже Сиед сказал:
— Кэт, я думаю, что теряю его. Но я собираюсь убедиться, что это не так.
Этой ночью Гадж Сингх признался Катерине:
— Мне следует уйти; я знаю, если я не уйду быстро, то все плохо закончится.
Катерина попыталась успокоить его. Она превозносила милость в характере Сиеда.
Слугу это не впечатлило. Он сказал:
— Послушай, ты ничего не знаешь о королевской семье. Правда, что на какое-то время королевская кровь может стать человеческой, даже на долгое время, но никогда не забывай, что в ней сидит дьявол, который никогда не умирает. В нужный момент, момент пренебрежения, он оживает и берет верх над всем хорошим.
Доброта короля — странная вещь. Она заключается не в справедливости, заслугах или сострадании, а в униженности просителя.
На третий день Гадж Сингх попытался из последних сил собраться телом и разумом, чтобы сделать это, и обнаружил, что им движет что-то еще. Сиед холодно размышлял над сложившейся ситуацией, продолжая добиваться от нею ответа. Наконец, сдавшись, он отослал Гадж Сингха со зловещей угрозой:
— Импотенция — это добродетель только у дворцовых стражей в гареме. Тебе лучше прекратить делать то, чем ты занимаешься.
Позже этой ночью Сиед попытался открыть дверь в комнату Катерины и нашел ее запертой. Он сел в большом фойе у ее спальни в прекрасный резной стул Людовика XIV. Принц был достаточно маленьким, чтобы спрятаться в его изгибах С прежним упорством он продолжал сидеть, когда перед самым рассветом открылась дверь, и вышел Гадж Сингх. Когда красивый слуга уже собирался покинуть холл, Сиед тихо, но достаточно отчетливо произнес в предрассветной тишине:
— Я знал, что жеребцы не становятся в одну минуту меринами. Они умирают, не потеряв здоровья. Или их приговаривают к смерти.
У Гадж Сингха упало сердце. Его ноги стали ватными.
По странному стечению обстоятельств ―прежде чем ярость принца успела обрушиться на них, прежде чем душа хорошего человека могла запятнаться — по странному, необычному стечению обстоятельств, у Сиеда на самом деле обнаружился туберкулез (больным которым он только притворялся). В срочном порядке его отправили в Гетию, приняли в санатории, и через месяц он умер.
Назад его несли носильщики тем же способом, что и во время первого путешествия — в паланкине. Не признавая его при жизни, теперь после смерти клан и семья приняли Сиеда. Устроили традиционные церемонии по случаю смерти члена королевской семьи. Катерину полностью отстранили от всех приготовлений к похоронам. Чтобы проводить его в рай, давно страдающую Бегам Ситару — теперь толстую и унылую, со складками под глазами размером с палец — вытащили из дворца и поставили к гробу Сиеда, чтобы она оплакивала мужа. Даже Зафар — уже дряхлый в свои тридцать девять: его здоровые ноги и руки усохли, зубы прогнили, фаллос не вставал — даже Зафар, всю жизнь завидовавший яркости брата, уронил слезу.
В своей книге наваб написал: «В смерти все побеждают, даже неудачники и вероломные предатели».
Вместо того чтобы оплакивать мужа рядом с его гробом, Катерина упаковала свои вещи, раздала слугам оставшееся имущество и в сопровождении Гадж Сингха, Макбула, Банно и Рам Аасре уехала в Гетию. С собой она взяла единственную тяжелую вещь: ящик с несколькими миниатюрными рисунками и книгами в кожаных переплетах, среди которых было много дневников с чистыми страницами и столько же исписанных.
Возможно, из-за ее печали и пренебрежения к ней со стороны королевской семьи, она недолго оплакивала смерть Сиеда и ее последствия. Она описала его смерть меньше чем на трех страницах. Катерина крепко обосновалась в доме на холме, среди аромата свежего соснового дерева, под новой разрисованной красной окисью крышей, которая крепко держалась на месте с помощью железных болтов и служила защитой от града и бури.
Случилось только одно событие, которое имело отношение к Джагдевпуру. Много месяцев спустя Гадж Сингх посетил город и вернулся с известием, что наваб издал приказ изменить официальные записи. Катерину нужно было совсем устранить, а Сиеда объявляли долго и счастливо женатым на Бегам Ситара. На стену повесили портреты, на которых изобразили их стоящими вместе. Любой человек, кто будет открыто говорить о половых сношениях Сиеда, любой, кто свяжется с Катериной, рискует навлечь на себя сильный гнев наваба.
Катерина была счастлива избавиться от этого багажа.
Она никогда в своей жизни не стремилась к материальным ценностям.
Она нашла свое место в мире.
Еe мир был населен демонами, которых она унаследовала от отца Джона.
Любовь и желание.
За долгие годы, которые она прожила здесь, Катерина видела, как меняются холмы и остаются прежними. Новые пятна света появлялись в сером покрове долины с каждым приходящим сезоном. Один раз за многие годы вырубили участок древних сосен и посадили новые деревья. Порой на холмах вырезали новую террасу, чтобы попробовать посадить сад. И в свое время прибыли инспекторы и бригады неутомимых дорожных рабочих, чтобы нарисовать дорогу из Джеоликоте вокруг дальней горы, до самого Наини.
Стоя у своего дома, Катерина могла видеть внизу развилку, где новая дорога образовывала дугу слева, а старая извивалась к ней. Дорога лениво обогнула дом и тянулась до Бховали и Бхитмала, Раникхета и Алморы. Гетия была пятном на дороге, причудливой местностью с туберкулезным санаторием и странной белой женщиной на горном выступе. Катерина была счастлива. Здесь никогда не могло быть достаточно уединенно,
Горы оставались неизменными. Разрастались сосновые и дубовые леса, а поселения появлялись слишком медленно, чтобы изуродовать холмы. «Дразнящие птицы» продолжали украшать деревья, а большие кошки продолжачи красться по ущельям, приходя из Тераи, где безудержные фермеры вырубали леса.
Гетия оставалась окутанной туманами. И чудесным образом вокруг дома почти не появилось новых людей. Некоторые горные жители, которые поселились рядом с санаторием через два холма от ее дома, совсем не попадали в поле зрения Катерины,
О ней ходили слухи в горах. У нее было дурное прошлое. Слухи о ней проникли не только во дворцы на равнинах, но и через океан в Англию и дальше. Катерина обладала богатством королевы и красотой гури. Она ела принцев на завтрак и крестьян на обед. Катерина приехала на холмы, спасаясь от преследования. Она приехала на холмы, чтобы практиковать тайные обряды. Она была белой женщиной, которую боялись даже другие белые; она знала черную магию, которой боялись даже темнокожие.
Катерина знала об этих слухах. Как и в Джагдевпуре, они ее не беспокоили, она даже была рада им. Они держали всех незваных гостей подальше от ее имения. Одной из немногих вещей, которые она взяла из коттеджа Сиеда, была картина, изображающая боевые действия при Винчестере. Катерина не знала, сжечь ее или просто повесить в углу над камином. Но люди начали говорить, что она будет стрелять в каждого, кто проникнет на ее землю. Что по ночам она ходит по поместью с ружьем в руках.
Многие из этих слухов впервые родились в устах ее слуг: Макбула, Банно, Рам Аасре и Гадж Сингха. Они помогали им держать местных в рабстве перед мемсахиб; и поскольку Катерина не собиралась исправлять сложившееся впечатление, они продолжали говорить то, что им приходило в голову.
Происходили странные вещи, слухи становились реальностью. Катерина отвечала ожиданиям местных жителей, оживляя слухи. Сначала она не возражала выезжать в Наини каждые несколько недель. Это был шумный и красивый город с очаровательным озером, множеством жителей равнин и британцев, оживленными церквями, забегаловками, магазинами и школами. Он возбуждал ее естественное любопытство, и Катерина быстро завязала несколько новых знакомств, но вскоре любопытство начало таять: начались разговоры о приезде к ней гостей, и она быстро исчезла.
Со своей передней веранды она могла видеть огни самой высокой точки Наини. Катерина смотрела на них каждую ночь. Но за последние годы своей жизни она не ездила туда ни разу. Последний раз она была там (это была одна из немногих точных дат в записях) 16 мая 1924 года, чтобы посетить похоронную службу по Мэри Корбетт, матери своего друга.
Катерина описала это как торжественное и грандиозное событие: Мэри было почти девяносто, она являлась одним из основных духов нового Наини, и запись заканчивалась словами, что это было точной противоположностью тому, как бы ей хотелось, чтобы ее проводили в последний путь. Пусть у ее тела будет один человек, который знал, что она прожила яркую и полную событий жизнь. Как бы ей хотелось, чтобы похороны Сиеда прошли таким образом — только одна женщина у его могилы, одна, которая знала все, что скрыто за обманом и заблуждениями.
В смерти, по крайней мере, должна побеждать правда.
Сын Мэри Джим неожиданно стал ее другом вскоре после того, как она переехала сюда. Он приехал в Бхумиадхар, чтобы проводить одного из своих товарищей. Он только что вернулся с первой мировой войны и распускал 70-ую армию Кумаона, которую он собрал. Пятьсот преданных жителей холмов последовали за своим героем: они видели мало сражений, но много несчастья. Он привел их всех назад, кроме одного, который умер от морской болезни.
Джим прервал свое путешествие, чтобы познакомиться с новым обитателем этой части гор, и она немедленно почувствовала симпатию к нему, когда увидела, как он разговаривает с Гадж Сингхом и Рам Аасре. Он был скромным, сильным, любопытным, но не назойливым. В отличие от Сиеда он жил не в воображаемом, а в реальном мире и был очень красноречив, рассказывая о вещах, окружающих его. Джим стал для нее учителем. Во время их долгих, но нечастых встреч — Гетия находилась на другой оси от Каладхунги-Наини, которые были местами его постоянного обхода — он сумел научить ее трем ценным вещам, которые помогли ей окончательно освоиться на холмах Кумаона.
Первой вещью было элементарное знание птиц и животных, среди которых ей приходилось жить. Через несколько дней после их первой случайной встречи он прислал ей лист бумаги, на котором было написано, что это его первая самостоятельная классификация обитателей дикой природы, которая может ей пригодиться. Это была элементарная классификация.