- Я чувствую себя такой везучей...
"Более чем везучей", - заметила про себя Гвиннет, считавшая, что пребывание Ши на Фолклендских островах и ежедневные сообщения о погибших, бомбардировках и потопленных кораблях отвлекли Катриону от мыслей об ужасной смерти Андреа.
- У меня просто не осталось в душе места ни для каких других эмоций. Я просыпалась по ночам, крича от ужаса. И знаешь, - задумчиво добавила Катриона, - может быть, это звучит кощунственно, но я как-то чувствовала, что такой выход был лучшим. Андреа на самом деле уже много лет как умерла...
- Джесс, разумеется, чувствовала себя ответственной за все случившееся, - добавила Гвиннет. - Она почему-то винит себя за то, что Андреа стащила у нее портрет Стефана и что на выставке появился Танкреди. Словом, за все обстоятельства, приведшие к той последней прогулке по террасе, к тому последнему шагу.
- Но ведь Джесс всегда чувствовала себя за все ответственной, заметила Катриона. - Это у нее в крови.
***
Стояла первая ночь праздника, 16 декабря 1984 года.
Прошла фиеста с ее процессиями и фейерверками; фейерверки закончились, и молодежь теперь взрывала динамитные шашки, отчего дребезжали окна близлежащих домов.
Джесс и Рафаэль прошли по многолюдным шумным улицам к собору, где собралось почти все население Сан-Мигеля посмотреть на Деву Марию, которую изображала хорошенькая девочка-подросток в голубеньком платьице, трясущаяся в кузове небольшого грузовичка, и Иосифа (для этой роли был выбран весьма миловидный парнишка) верхом на неспокойном ослике в сопровождении толпы ангелов, пастухов и наряженных в пончо "израильтян", несущих лампы и фонарики. Процессия ходила от дома к дому, ища место на постоялом дворе.
Прошло два года со дня выставки Джесс в галерее Вальдхейма. Она и не заметила, как пролетело время. Жизни Джесс и Рафаэля были так спрессованы в работе, постоянно разлучавшей их, разводящей в разные стороны в разное время и всегда - подальше друг от друга.
После представления Джесс и Рафаэль пошли прямо домой. На улице было жутко холодно, и празднество рассыпалось по домишкам, как теперь будет и впредь, до самого рождественского сочельника.
Рафаэль неожиданно страстно возжелал приготовить настоящие американские сандвичи и потому приволок из города целый пакет всяческой снеди: филей, сыр, ржаной хлеб, зелень. Геррера сам делал сандвичи, а Джесс тем временем наводила порядок в студии. Атмосфера была мирной и домашней. В такие минуты оба чувствовали, что принадлежат друг другу.
"Такое вот и бывает в замужестве, - печально подумала Джесс. - Или когда к тебе приезжает человек, заботящийся о тебе".
Они ели в постели, поскольку в доме гуляли сквозняки, а от масляного обогревателя Джесс не было никакого проку.
На противоположной стене в спальне висела последняя картина Джесс: густые заросли мясистых листьев, сочной травы и винограда.
В отношении картины Рафаэль испытывал смешанные чувства. Он был рад, что ее купила Гвиннет и картина вскоре отправится в Нью-Йорк.
- Эта работа напоминает мне картинку из книжки-раскраски, которая была у меня в детстве. Если правильно все раскрасить - увидишь спрятавшегося в траве тигра.
Гвиннет приезжала в ноябре, когда картина была уже почти закончена, и решила, что творение Джесс непременно должно украшать ее новую квартиру.
- Она восхитительна! - воскликнула Гвиннет в восторге. - Хотя и немного пугает меня. Так и хочется раздвинуть вот эти кусты и посмотреть, что за ними.
- На то она и рассчитана, - рассмеялась Джесс.
- В самом деле? - удивилась Гвин.
- Точно. И я клянусь, ты не прочтешь об этом ни в одном обозрении.
- Я никогда не читаю обозрений. Фред говорит, что художественные критики пишут больше мусора, чем кто-либо еще из ему известных.
Гвиннет все это время, казалось, только и делала, что путешествовала, к тому же она в очередной раз сменила квартиру. В третий с тех пор, как Андреа шагнула с парапета пентхауса на Парк-авеню. Новая квартира Гвиннет располагалась на третьем этаже.
- Не хочу жить высоко, - безапелляционно заявила она.
Джесс лежала бок о бок с Рафаэлем, пристально глядя на картину, словно сама она пыталась отыскать там притаившегося тигра. Вдруг Джесс резко отвела взгляд, так как внезапно поняла, что если она и в самом деле увидит зверя, то у него окажутся глаза Танкреди.
- Фред думает, что я до сих пор люблю Танкреди, - в отчаянии призналась как-то Гвин.
Стараясь не смотреть на подругу, Джесс поинтересовалась:
- А ты сама?
Ей показалось, что отрицательный ответ Гвин прозвучал слишком резко, чтобы быть достаточно убедительным. Или действительно к черту все? Особенно Танкреди?
Джесс тяжело вздохнула.
- О чем ты? - поинтересовался Рафаэль.
- Я думала о том, какой же прекрасной, какой простой может быть жизнь, и что она никогда такой не бывает.
По городу прокатилась новая волна взрывов. Ставни задрожали.
- Когда-нибудь, Джессика, ты поймешь, что сама можешь упрощать или усложнять жизнь по собственному усмотрению.
- И что же ты хочешь этим сказать?
Рафаэль запихнул в рот последний кусок сандвича и задумчиво стряхнул крошки с густого ковра черных волос, покрывавшего его грудь.
- Ты прекрасно знаешь, о чем я.
- Вообще-то я думала о Гвиннет и Фреде.
- Им самим придется решать свои проблемы. Я же говорю о наших с тобой. - Рафаэль опустил локоть и повернулся к Джесс:
- Посмотри на меня, Джессика.
Джесс неохотно посмотрела в глаза Рафаэлю, отлично зная все, что сейчас скажет Геррера. Это они уже проходили.
- Ты сама усложняешь собственную жизнь, - мягко начал Рафаэль. Одной рукой он принялся поглаживать густую гриву непослушных волос Джесс. - Она действительно может быть очень простой. Ты совершенно права.
Единственное, что ты должна осознать, что твоя жизнь - это твоя жизнь. Выбор делать тебе. И вовсе не обязательно воздвигать все эти барьеры между нами. Ты думаешь, что владение домом в Калифорнии и этим вот домом означает свободу и независимость? Но, Джессика, все это даром не нужно, если ты внутренне не свободна. Как бы там ни было, а имение в Нале стало для тебя обузой. Где же здесь свобода?
- Я же говорила тебе, что решила продать имение.
- Ты говорила об этом еще в прошлом году.
- Но я имела в виду, что сделаю это сейчас.
- Тебе не следует затягивать с продажей. Слишком много печальных воспоминаний.
- Я знаю, - Джесс захотелось расплакаться, - там со мной столько всякого случилось.