- Не знаю, что тебе наговорил этот... - еще один злой взгляд, - идиот, но у меня были самые лучшие намерения.
С губ Анжелы сорвался неопределенный, но очевидно неприязненный возглас.
- Выслушай меня, просто выслушай. Дай мне хотя бы один шанс, и я сумею найти нужные слова. А ты, - он обернулся к Питеру, который именно в этот момент решил поддакнуть, - оставь нас.
- Что? А-а, ну да. Ладно. Я рядом.
Питер удалился на расстояние, которое счел безопасным. Для себя.
- Отлично. - Роберт отважился на легкую улыбку, но та застыла у него на губах от ледяного взгляда Анжелы. - Кажется, мы что-то где-то напутали. - Он приглушил голос, чтобы Питер наверняка не услышал. - Нет у меня интрижки с Анитой. Да-да, знаю, вчерашний шкаф и все такое, но это просто недоразумение. Такого с людьми не случается. С нормальными людьми. А со мной случилось. Наверное, у Аниты нервный срыв.
- Мне со многими приходилось работать, Роберт, и главное, что я узнала от этих людей, - они постоянно лгут. Я думала, ты другой. Думала, ты цельная личность, в отличие от тех убогих, которые меня окружают. Но теперь я уверена, что ты искалечен куда сильнее. Одеваешься лучше, моешься чаще, но только и всего. - Взмахом руки она остановила его возражения. - Ничего не говори. Питера ваши шашни с Анитой устраивают; мне-то что? Твой приятель здорово расстарался. О детях даже не забыл.
- Что? Что тебе наговорил этот кретин?
- Развлекались вы, должно быть, на славу. За мой счет. - Ее суженный взгляд метал молнии. - Ты потерял всякий стыд.
- Я? А ты? Я пришел, смирившись со всем этим. Я умирал, представляя всех тех мужчин, которые тебя трогают, смотрят на тебя с вечера до утра, - а ты мне говоришь о стыде? Кто ты, Анжела? Я знаю лишь ту, что на портрете.
- Роберт. - Плечи ее упали, взгляд потух. Попал в самое яблочко. - Ах, Роберт.
И что оно может означать, это "ах"? Что оно таит, такое короткое, никчемное, такое лишнее слово? Да и слово ли? Два звука, не более; только ирландцам удается вложить в него едва ли не все человеческие эмоции от одобрения, благодарности, удовольствия, снисхождения до жесточайших укоров. "Ах" Анжелы прозвучало с разочарованием. Отвращением. Неприятием. Сотней нормальных слов не добьешься подобного эффекта. Сказала "ах" - словно на кол посадила. Злость Роберта на самого себя растворилась в двух звуках, сменившись злостью на Анжелу. Могла бы вдуматься в его слова и усомниться. Но нет - если у него шашни с Анитой, то у него шашни с Анитой. Никаких "но" или "быть может".
- Выходит, ты считаешь нормальным дарить себя всем подряд, - с горечью сказал Роберт, поставив точку в раздумьях.
- Вовсе не "всем подряд". Моя работа - это моя жизнь, и нет ничего важнее.
Дуэль взглядов все длилась. Ни Роберт, ни Анжела не заметили взмокшего от возбуждения Питера. Успев уловить последнюю фразу, он пихнул Роберта локтем и прошипел:
- Ну же! Давай, говори! Сделай что-нибудь. Но Роберт уже шагал прочь, не видя машин, не слыша какофонии автомобильных гудков. Питер разрывался между Робертом и Анжелой. Колебался, но не слишком долго: ноги сами понесли его вслед за единственным истинным другом, а когда он оглянулся, Анжелу словно ветром сдуло.
- Роберт! Роберт, подожди. - Ему пришлось выкрикивать имя приятеля всю дорогу до входа в подземку, где Роберт наконец развернулся и ткнул ему пальцем в грудь:
- Ты! Держись от меня подальше.
- Но...
- Слышал?
- Но, Роберт! Тебе разве не показалось, что мы все говорили на разных языках?
- А кто виноват? Что ты ей сказал, черт бы тебя побрал? Какие нужные слова нашел, чтобы вызвать этот взгляд, это кошмарное "ах"?! Я идиот. Сам виноват. Лучше бы к дьяволу провалился, чем тебе поверил. Или ей. Или еще кому-нибудь. - Он с натугой вдохнул. - Так. Ладно. Больше этого не случится. Никогда.
- Я же помочь хотел, - крикнул Питер вслед удаляющейся фигуре.
- Себе помоги, заносчивая, самоуверенная, жирная скотина.
Питер впал в транс. На застывшем лице только веки моргали с бешеной скоростью. Напротив замер изумленный ребенок. Не найдя более достойного выхода из положения, Питер показал ребенку язык, и тот с плачем кинулся к матери.
А Питер с перекошенным лицом кинулся к поезду.
Глава шестнадцатая
Тетки ничего не могли поделать с Анжелой. Кудахтали, разумеется, и плясали вокруг нее изо всех своих оставшихся - немалых - сил, но ровным счетом ничего не добились. Уж три дня прошло с приезда их девочки, и все три дня она не жила, а существовала - механически жевала, молча падала в постель, равнодушно вставала, когда снова подходило время есть. Выбрав свободную минутку, Бина зашла в комнату дочери. "А тот парень, о котором мы говорили перед твоим отъездом?.." Анжела тоскливо мотнула головой. "Ничего не выйдет?.." Еще один тоскливый жест, и Бина ретировалась. Разбитое сердце говорило само за себя. Даже Брайди пришлось отступить перед пустым, но от этого не менее красноречивым взглядом, которым Анжела ответила на осторожные намеки насчет обетов и посвящения.
Если где-то ей и было покойно, так только на чердаке, с Майки. Чувствуя ее боль и тоску, Майки лучился нежностью, улыбками, то и дело открывал объятия и баюкал ее, как маленькую. Он позволил Анжеле дочиста выскоблить окно и подолгу стоял рядом, молча вглядываясь в бескрайнюю пустошь. Птицы стая за стаей брали курс на юг, наполняя свинцовое небо тревожными криками. Совсем скоро небо опустеет и компанию людям составит разве что черный ворон.
- Меньше двух недель осталось, чтобы принять решение. Как бы мне хотелось заглянуть в будущее и убедиться, что я не ошиблась.
Майки кивнул и задрал голову, следя за клином гусей над самой крышей дома.
- Все так запуталось. Может, так и задумано, чтобы у меня не осталось сомнений... - Анжела пожала плечами, невольно выискивая взглядом чуть видный на горизонте Холм Великого Разочарования. - В жизни, наверное, многое происходит не случайно. Как ты думаешь?
Майки с жаром закивал.
- Я тоже так думаю. Хочу тебе что-то сказать, только обещай не сердиться, ладно?
Кивнув раз десять, Майки остановил на ней темный взгляд и замер в ожидании.
- Даже не знаю, смогу ли это выговорить. - Она прижала ладони к лицу, но щелочку между пальцев все же оставила. - Понимаешь, я дала бы обет и стала монахиней ровно через десять дней, если бы... если бы не тот человек, Роберт. Я тебе говорила о нем. С ним ничего не выйдет, - добавила она быстро и вздохнула, - хотя теперь дело даже не в нем самом, а в моих чувствах к нему. Я не могу от них избавиться. Очень стараюсь, но не могу. Наверное, это любовь? Пусть будет любовь, но тогда я не пойму, что люди в такой любви находят. Одним словом, если это любовь, а я не могу от нее избавиться, то и в монахини мне идти нельзя. Не имею права, так ведь?
Майки закивал снова, до того усердно, словно решил расстаться с головой.
- Предположим, я дам обет. Но что меня заставило бы? То, что мне никто не нужен, кроме Роберта, а с Робертом все кончено, - значит, можно и монашкой стать. Понимаешь? С другой стороны, если я не стану монахиней, но продолжу мечтать о Роберте, то как смотреть в глаза его девочкам? Боже. Да он, наверное, и вчетвером попробовать не прочь, раз опустился до интрижки с женой собственного друга. Фу! - Ее передернуло от отвращения. - Видел бы ты этого Питера. Розовый, жирный, как свинья. - Анжела хрюкнула пару раз, вызвав приступ смеха у дядюшки. Глядя, как Майки трясется, держась за живот, она и сама улыбнулась. - Совсем не смешно, между прочим. Ты не поверишь, но этот жирный тип заявил, что я и монахиней могу стать, если хочется. Роберту, мол, все равно. Представляешь? Ему все равно - с кем. Небось и за Мэри Маргарет приударил бы, не поморщился. Да что там - он бы и от сестры Кармел не отказался. Вот это, я понимаю, была бы любовь вчетвером. - Анжела не знала, от хохота у нее текут слезы или от ужаса. - Майки, сейчас же прекрати смеяться!
Он послушно сунул кулак в рот, затряс головой, замычал, но смех остановить не смог. Анжела грозно нахмурилась. Тот же эффект. Пришлось присоединиться. Нахохотавшись до колик, она с протяжным стоном вытерла глаза:
- Над кем я смеюсь? Над собой. Полюбила доброго, порядочного человека, а он на деле оказался полным дерьмом. И что же? Я все равно не могу думать ни о ком, кроме как об этом уроде! А надо бы о призвании вспомнить.
Анжела надолго умолкла, разглядывая Майки.
- Но ты ведь веришь, что из меня выйдет хорошая монахиня, правда? наконец спросила она.
Вопрос ему не понравился. Майки отшатнулся, как от удара. Потом медленно поднял глаза и так же медленно, очень медленно покачал головой. Взгляд его умолял о прощении, но ответ оставался тем же.
- Нет? И ты туда же? Ни одна грешная душа в меня не верит. Ни одна. Включая мою собственную.
Увернувшись от раскинутых дядюшкиных рук, она схватила поднос, дернула на себя дверцу люка и нырнула в лаз. Гнилая ступенька с хрустом проломилась, и Анжела полетела вниз, на каменные плиты прихожей. Сознание не отпускало ее еще несколько секунд, потом накатила мрачно-лиловая туча и поглотила его целиком. В глубоком, вязком мраке, далеко-далеко, зазвучал голос. Голос ангела.
* * *
Над волнующейся Темзой небо окрасилось в густо-синий цвет. В насыщенный, вечерний цвет. Ни единого облачка до самого Твикнхэмского моста. Питер опустился на скамью рядом с Марти. Питер был в отчаянии. Никто с ним не общается, никому он не нужен. Ни Аните, ни Роберту. Анита лишь жалила взглядом всякий раз, когда они сталкивались, что ее усилиями случалось не часто. Посмотреть со стороны - ей противно дышать с ним одним воздухом. Роберт бросал трубку и не отвечал на призывы Питера к автоответчику. Потерять Аниту - одно дело. Потерять Роберта - совсем, совсем иное. Питеру казалось, что он носит траур по всем родственникам разом.
- Марти я лично, - сообщил Марти.
- Питер я лично, - безнадежно отозвался Питер.