22 Декабря 1840 года
Капитан Захарченко остался в Заводском учить новичков и сторожить поселок, а Кондрат отбыл в Петербург. Он высоко поднялся за последние полгода в иерархии преступного мира столицы: от обычного быка до личного помощника. Кондрат сидел в опустевшем зале Эльбруса. В ресторане на ночь останавливались только члены банды. Здесь они укрывались от любопытных глаз, отдыхали и сторожили имущество Призрака.
— Кондрат, там гости, — от бухгалтерии ресторана Кондрата отвлек скрипучий голос Щербатого.
Он как самый дерганый из старичков любил таращиться в окна на ночной город.
В маленький дворик выкупленного Вадимом квартала заехало три набитые общественные повозки. Такие обычно развозили людей по городу.
Кондрат снял очки на проволочной оправе и подошел к Щербатому.
Незваные посетители цепью растягивались вокруг ресторана. Один в черном пальто зашел под луч уличного фонаря, и Кондрат разглядел обмотанную тряпкой палку.
— Это нихрена не гости, к бою! — он не кричал, а шипел сдерживаясь.
— К бою, собаки, — Щербатый подхватил слова и пинками побежал гнать отдыхающих головорезов.
Кондрат достал из кобуры револьвер и проверил патроны в барабане. На улице всех не разглядеть, но приехать могло до тридцати человек. В ресторане же осталось только десять.
— Щербатый, беги к черному ходу и скачи к Призраку, его нужно предупредить, — Кондрат, не дожидаясь подтверждения, побежал на второй этаж, к открытой веранде. Алексей и Микола помогали ставить к окнам тяжелые деревянные задвижки с амбразурами. Бойцы доставали сменные барабаны для револьверов и раскладывали под рукой.
Гости на улице шумно разговаривали, окружая ресторан. Повозки отвели, чтобы они закрывали выезд из квартала. Щербатый выскочил из черного хода к подъезду дома. Там был сквозной проход на улицу. Разразилась пара выстрелов в спину убегающему. Щербатый споткнулся, но дотянул до подъезда и закрыл за собой дверь. Тяжелые пули выбили щепки из рамы и сломали ручку двери.
— Фи, мазилы, — посмеялся над стрелявшими вышедший из толпы гостей в коричневом пальто Музыкант, — Эй, в ресторане. Выходите, и мы поговорим.
Кондрат скривился, он слышал о Музыканте и не хотел встречаться с этим любителем неортодоксальных удовольствий. Человек-мышеловка, заманивал людей пороком, чтобы превратить сначала в должников, а потом в послушных кукол.
— Иди-ка, ты, додик! — с первого этажа раздался голос Алексея и выстрел.
На землю упал телохранитель Музыканта, схватившись за живот.
— А ну-ка, братцы, постреляем, чтобы они показаться боялись! — закричал Музыкант.
Гости приехали с многоствольными пистолетами, наподобие перечниц. Вот их залп и обрушился на окна и стены первого этажа. Под выстрелами от толпы отделились люди с бочонками. Кондрат выгляну и подстрелил одного.
— Жечь собрались? — он закричал, надрывая горло.
Щеку поцарапала пуля, разбившая глиняный горшок за спиной Кондрата. Стреляли на голос или вспышку револьвера.
Кондрат пригнулся. По щеке шла горячая кровь, отбрасывающая облачко пара. Он слушал, ожидая свиста околоточников, но город, как будто впал в кому.
— Вот дети собак… — Кондрат до боли в руке сжал рукоять револьвера, прежде чем выглянуть и выстрелить. На первом этаже разлетелись окна.
— Врете, не возьмете! — Алексей стрелял по приближающимся поджигателям, пока его пытались выцелить из дворика.
Музыкант отошел за спины подручных и разжег трубку. Ресторан превратился в осажденную крепость в центре столицы. Самым ужасным и почти нереальным Кондрату казалась ситуация с бездействием полицейских. Гости медленно, с потерями, но смогли поднести несколько бочек с маслом к стенам Эльбруса. На глазах Кондрата они разжигали факела.
***
Щербатый сопел и не мог надышаться. Он доскакал до дома Вадима, где свалился с коня в сугроб. Вокруг дыры на животе у него пропитывались кровью нательная рубашка и испорченный тулуп. У подъезда стояла такая же повозка для развоза людей, как и у ресторана. По лестнице поднимались мрачные люди с серыми лицами.
Вадим сидел за рабочим столом в кабинете и на бумаге заканчивал чертеж котла для паровой машины. В соседней комнате тихо сопела Анна на кровати, прикрытая хлопковым одеялом.
На улице послышался стук копыт о брусчатку, кто-то остановился у подъезда. Вадим завис с карандашом в руках и посмотрел на часы, которые отбили полночь. Он встал и подошел к окну, чуть-чуть отодвинув штору. Из повозки под окнами выгружались крепкие мужички не с букетами в руках.
— Интересно, — Вадим дошел до сейфа и достал два короткоствольных револьвера. Он их сделал сам, в тайне от оружейников на заводе. Маленькие настолько, что помещались в карманы, с бездымным порохом, с тяжелыми дозвуковыми пулями, утопленными в цинковые гильзы, а барабан в момент выстрела надвигался на ствол для лучшей абсорбции. Каждый из револьверов спокойно стоил по две тысячи золотых рублей, только никакой фабрикант даже за десять лет работы не сможет накопить достаточно, а ближайший аналог появится лет через сто.
Вадим взвел курки. Он стоял перед входной дверью в черной жилетке поверх белой рубашки и улыбался. Не полноценной улыбкой, не злобной гримасой на все зубы, а хищно подняв верхнюю губу и обнажив клыки. Так скалятся волки перед охотой.
— Вадим? — в прихожую зашел сонный Ефим с пузырьком лекарства и кружкой воды. У него разболелась голова, и он встал выпить глицерину.
Вадим не ответил, подняв руки с револьверами. За дверью скрипнула половица, к ним поднялись. На лестничном пролете стояло десять человек с оружием в руках. Как бешеный носорог Вадим протаранил дверь плечом, выбивая ее из петель. Он полетел вниз, скользя на двери по телам до межэтажного перекрытия.
— Ух, — под дверью застонал пришибленный бандит.
Вадим сунул ему дуло револьвера в рот и выстрелил. Слабая вспышка родилась и погасла за полными щеками. Осколки черепной коробки брызнули на деревянные ступеньки, заливая горячей кровью ступеньки. Вадим поднялся на ноги и пошел вверх по лестнице, прикладывая дуло револьвера по очереди к каждому сбитому с ног бандиту. Выстрел в затылок, висок, лоб, контрольный в сердце. Щелкнул пустой барабан, Вадим поменял руку, взводя ударник второго револьвера. Шаги чередовались со вспышками от выстрелов, хрустами выдавливаемых тяжелой ногой костей, пока Вадим не остановился перед дверным проемом. Последний выживший заполз спиной в квартиру. Он шептал молитву и перекрестился бы, если бы руками не тащил себя подальше от бойни на лестнице.
— Ух, сволочь! — над бандитом появился Ефим с кочергой и ударил как штыком.
Хватило одного размашистого удара. Ефим перекрестился и запел: — Наши сестры — штыки, сабли востры… Хех, еще строчку вспомнил!
— Не ори, посмотри, чтобы наши спали, — Вадим переломил револьвер, и экстрактор выдавил отстреленные гильзы.
Тела убитых пришлось грузить на ту же повозку, на которой бандиты приехали. Вадим держал труп за руки, Ефим за ноги, так и таскали, пока Ефим не поскользнулся у крыльца об лужу заледеневшей крови.
— Вадим, здесь еще один, а ну как я его сейчас! — Ефим поднялся из сугроба отряхиваясь.
— Вау, вау, подожди. Это свой.
— Как это "свой"? Морда вон какая бандитская!
— Иди за упряжь. Справишься? — Вадим наклонился и приложил пальцы к шее Щербатого, чтобы нащупать пульс.
— Справлюсь, а куда вести?
Вадим нахмурился и рукой отряхнул снег с раны на животе Щербатого.
— Хреново, — он повернулся к Ефиму, — поехали к доктору.
— С ними? — Ефим кивнул на сваленные тела.
— Ну не здесь же бросать, — Вадим аккуратно положил Щербатого поверх тел и перетянул рану ремнем.
***
Дмитрий прижался щекой к кожаной накладке на лакированном прикладе револьверной винтовки. Смотритель тира ушел, оставив Дмитрия практиковаться одному. Он задержал дыхание, огонек лампы плясал на металлической мушке.
— Дима! — его толкнули за плечо, Дмитрий дернулся, но не выстрелил.
— Женщина! Ты понимаешь, как черт тебя побери, ты меня напугала?
Ханна стояла бледнее Питерской луны.
— Там стреляют…
Дмитрий вынул из ушей затычки.
— Еще раз.
— Там стреляют, на улице.
— Помоги подняться, — он схватил ружье и патронташ в виде ремня.
Когда они поднялись с цокольного этажа, то с улицы донеслись выстрелы и ругань.
— Пошли на чердак, — Дмитрий опирался на Ханну и клюку, переступая через несколько ступенек зараз.
На чердаке стояла тьма, только через редкие оконца виднелся беспорядок во внутреннем дворе. Ресторан взяли в кольцо и пытались поджечь, закидывая факелами.
— Дима, что делать?
— Так, беги мне за стулом, — Дмитрий открыл окно, ему в лицо дунул морозный ветер, от которого закололо кожу. Дмитрий вскинул ружье, ловя на прицел смутный силуэт с зажженным факелом. Выстрел, и бандит упал. Дым сдуло на улицу, и двор снова стало видно. Бандит не умер, кричит и корчится в муках. Дмитрий скрипнул зубами и прислонился щекой к прикладу:
— Он знал. Все знал.
***
Груженая повозка остановилась у трехэтажного дома. Вадим выскочил к крыльцу и затарабанил в дверь так сильно, что она еле на петлях держалась.
— Кого нелегкая принесла? — из дома прозвучал старческий голос.
— Свои. Открывайте, — Вадим не хотел ломать дверь.
— Свои дома сидят.
— Я Беркутов, пришел к Федору Петровичу по срочному делу!
— Ну так приходите в рабочие часы.
— У меня человек умирает!
— Всегда у вас сначала кто-то умирает, а потом рожает, — ответил ехидный голос.
Вадим замахнулся, чтобы снести дверь и ехидную старушку, но кулак Вадима замер перед самым носом Федора Петровича. Отец Вари стоял в домашнем халате, и его глаза свелись на потенциально сломанном носе.
— О, Федор Петрович! А я к вам, — Вадим схватил доктора под руку и повел к повозке, — вы не поверите, на меня ночью напали бандиты, если бы не мой гувернер, то мы бы с вами больше не увиделись.
Федор Петрович Гааза шел по заснеженной дороге в тапочках на босую ногу и не обращал внимание на успокоительную речь.
— Доктор, без вас он погибнет, — Вадим показал завернутого в шубу Щербатого, который еле дышал.
— Несите в дом! — доктор очнулся, приняв властный вид, — С этими что? Тоже ко мне?
Федор Петрович показал на окоченевшие тела.
— Нееет, этим уже доктор не поможет, — Вадим поднял Щербатого на руки и понес в дом, бросив Ефиму напоследок: — Езжай в Заводское, капитан разберется.
— Будет исполнено, вашблогородие, — Ефим потянул за вожжи, и повозка тронулась.
Доктор часто принимал пациентов прямо в доме. На первом этаже он оборудовал приемную, кабинет и библиотеку, где собирал научные статьи.
— Сюда, на стол, — доктор зажег лампы и надел белый фартук прямо поверх халата.
Вадим положил Щербатого и отошел чтобы не мешать.
— Идемте, я вам чаю сделаю.
Вадим дернулся и посмотрел вниз. Сухонькая бабушка-изюм тянула его за руку из операционной, — идем, идем, Федор Павлович знает, что делает, не нужно ему мешать.
Вадима усадили на кухне и поставили чайник. Бабушка ловко спустилась в погреб и принесла кусок сала, горилку и чеснок.
— Ты поди замерз совсем, пей, согреешься.
Вадим не отказался, но выпив горелки и утерев рукавом рот, спросил:
— Замаслить пытаешься, старая?
— Ну не без этого. Не каждый день видишь такого спокойного барина. У тебя там хлопца режут, а ты сидишь и глазом не моргнул.
— Не родной же, — Вадим закрыл бутылку и внимательно следил за бабулькой. Она хозяйничала по кухне, пряча глаза.
— Неродной. Но я тебя барин запомнила, ты тогда принес учительницу Вари, почти так же.
— Не помню, чтобы видел вас.
— А ты и не можешь, я не показывалась.
— Таились?
— Таилась.
Вадим достал из внутреннего кармана чехол с пенсне.
— Мне из тебя каждое слово клещами тащить старая?
— Не надо клещами. Просто я вижу, что не человек ты, — у Вадима поднялась бровь.
— Черт, что ли?
— Не черт, у меня здесь в каждом углу по иконе, — бабушка посмотрела в угол комнаты, где стояла маленькая, и перекрестилась, — Но не человек.
— Ни хвоста, ни крыльев у меня нет, кто, если не человек? — Вадиму нравилась эта игра, он позволил себе намек на улыбку.
Бабушка покрутилась у печки в нерешительности. Она не хотела говорить, но откровенно боялась Вадима. От одного его взгляда по старой спине бежали мурашки. Тяжелого, наблюдательного, липкого взгляда, после которого хотелось в баню.
— Готово, — на кухню зашел вспотевший Федор Петрович и налил себе горилки, — Ух.
— Как он? — Вадим встал из-за стола.
— Плохо. Пулю достал, но кровиии, — доктор покачал головой, — крови сколько ушло. Если это его не убьет, то горячка.
— Горячка? — Вадим прищурился.
— После ранения, часто еще гной появляется, и кожа темнеет, — пояснил доктор.
Вадим зажмурился и зашевелил губами.
— Хорошо, — он решился и достал стеклянный пузырек с янтарной зеленой жидкостью из кармана жилетки.
— Это что?
— Янтарный зеленый. Краситель для одежды. У меня на заводе рабочий порезался и случайно облил рану краской, так потом все зажило, лучше прежнего. Так никакой горячки или гноя.
Портрет лица Федора Петровича можно было ставить рядом со словом "сомнение" в толковом словаре.
— Я хотел отнести к кому-то из врачей, но не разбираюсь. А здесь, вы сами сказали, что нежилец, — Вадим врал, врал искренне и убежденно, от всего сердца.
— Ну хорошо, — Федор Петрович взял пузырек и покрутил его на свету, — Эх, грех-то какой.
Он ушел, оставив Вадима наедине с бабушкой.
— А ведь ты знаешь, что делает, это твоя изумрудно-зеленая! — заявила бабушка, закрыв дверь на кухню.
— И?
— Так чего же не вылечил?
— Не умею, — Вадим искренне развел руками, — Чему-чему, а спасать людей я не учился.
— Ну и зря, хорошее дело, боголепное.
Вадим не ответил.
В окне промелькнул всадник, а на полу кухни заиграли тени.
— Кого там еще нелегкая принесла? — бабка, шатаясь из стороны в сторону, пошла посмотреть, но только заглянув за занавеску отшатнулась и перекрестилась, — Чур меня.
Вадим сам подошел посмотреть, потянувшись к револьверу в кобуре, но заглянув на улицу, улыбнулся.
У дома Федора Петровича стояли три повозки с вооруженными новобранцами Вадима. Во главе этой процессии гарцевал капитан Захарченко, с обнаженной шашкой на коне.
— Это свои, — Вадим пошел в прихожую, чтобы встретить друзей, но бабку перегородила дорогу.
— Что за варяга? Ты всех сюда привести решил?
— Мы уже уезжаем, — Вадим легко отодвинул ее в сторону и открыл дверь. На пороге замер Ефим.
— Вашблогородие, я только приехал, а там уже все, — он развел руками, как будто хотел извиниться.
— Заходи, Ефим, ты останешься у доктора, — Вадим повернулся к бабке, — Федор Петрович не будет против ведь?
— У нас нет мест для гостей! — бабка нахохлилась, но открылась дверь в приемную доктора. Федор Петрович мокрым полотенцем протирал руки. Он окинул всех тяжелым взглядом и сказал:
— Оставайтесь.
— Буду вам признателен, не хочу оставлять слугу одного, Ефим присмотрит, — Вадим поклонился и накинул шубу, чтобы идти на улицу.
— Но Вадим, у нас с вами будет долгий разговор.
— Конечно, не думайте, что я убегаю навсегда, — Вадим еще раз поклонился и вышел.
На улице его ждал улыбающийся Михаил. Он гарцевал на скакуне, шумно напевая походную песню.
— Ты такое пропустил! — Захарченко подъехал ближе, к поднявшемуся на повозку Вадиму.
Бойцы молча сидели в масках с рисунком белого светящегося черепа. Они держали новые револьверные ружья на плечах и тихо качались в такт повозке.
— Много пришло? — Вадим достал из шубы маску с изображением лица красного дьявола.
— Ух, закапывать устанем, — Михаил повел отряд вглубь тихого города к Эльбрусу.
— Закапывать не будем, в залив, и дело с концом.
— Повторяешься, — Захарченко потянул носом по ветру принюхиваясь.
— Это называется стиль. Правильно носом вертишь, пожар, — Вадим показал на тонкую линию зарева над крышами домов.
— Черт! — Захарченко пришпорил коня и бросился галопом по улице.
Они приехали, когда ресторан полыхал. Въезд во двор загораживала пара повозок с повисшими на них телами нападавших. Густая кровь не успела застыть на ветру и маленькими бутонами распустилась на снегу. Бойцы призрака спешились и цепью вдоль стены потянулись к проезду. Вадим шел первым с револьвером в руке, стоило ему зайти за угол, как раздался выстрел. Вадим повернулся к окну чердака и погрозил кулаком, а потом стряхнул сплеча каменную крошку.
Во дворе перед горящим рестораном лежали тела. Там остались не только мертвые, но и тяжело раненные, которых не успели добить. Люди Вадима выстроились цепью и носили ведра с водой, туша огонь.
— Захарченко, — Вадим снял маску и достал трубку, чтобы закурить.
— Здесь! — Михаил спешился и козырнул.
— Вели все тела в огонь, потом тушить пожар, — Вадим стряхнул зажженную спичку и бросил ее в снег.
— А как же пожарные? Полиция? — Захарченко убрал шашку в ножны.
— Никак. Они появятся, когда все уже сгорит. Ты вот что, как приказы раздашь, поедешь в Заводское за нашими строителями.
— Строителями?
— Выполняй.
Захарченко молча кивнул и запрыгнул на коня. К Вадиму, расправив плечи, шел Кондрат с перевязанным лицом.
— Виноват, не уследил! — он вскинул руку, чтобы отдать честь, но от резкого движения повязки на лице пропитались свежей кровью, — Мы взяли пленных.
— Потери?
— Трое.
Вадим заложил руки за спину и пошел вокруг Кондрата.
— Нормально. Нормально, — Вадим говорил спокойно, но сердце у Кондрата подскакивало, — Ты как, работать сможешь?
— Конечно, — Кондрат повернулся к Вадиму, который остановился лицом к горящему ресторану, пока бойцы закидывали тела гостей в огонь. Подул ветер, и Кондрату показалось, что среди треска горящего дерева он слышит человеческие вопли.
— Значит, работаем.