–Я пилот, а не проститутка, – мальчик посмотрел на нее мрачно. – Мне нравится моя работа. Я не собираюсь зарабатывать на жизнь по–другому. Особенно… вы понимаете, как.
«Два сапога пара», – подумала Нэлза со вздохом и ничего не сказала. А что она могла сказать? Она тоже предпочитала быть независимой и зарабатывать мозгами, а не телом. Мальчик тоже ее понимал.
–Вот вы, госпожа Нэлза, наверняка могли бы бросить перелеты, устроиться в какое–нибудь тихое и сытное местечко. Но вы не хотите иметь над собой хозяев, подчиняться кому–то. И я тоже не хочу.
–Мне же ты подчиняешься.
–С вами у меня контракт, и вы капитан мне, а не хозяйка.
–Хи–хи, не надейся, что я расчувствуюсь и повышу тебе процент. Не раньше, чем через два года, пилот!
Мальчик не улыбнулся, он был задумчив, как будто какая–то мысль его мучила. Помолчав, он спросил:
–Госпожа Нэлза, а можно задать вам личный вопрос?
–Валяй, я выпивши и могу сболтнуть что угодно, завтра все равно отопрусь, – сказала Нэлза с усмешкой, но сама напряглась. Она примерно представляла, что может спросить мальчик, и не ошиблась.
–Вы сами когда–нибудь… любили?
–Конечно, – непринужденно отозвалась Нэлза. – Это была стр–р–расть с первого взгляда, я все была готова ему отдать, даже своих кукол. Мне было пять лет, а ему семь, кажется. Когда я узнала, что ему не нужны ни мои куклы, ни тем более моя любовь, я просто обрыдалась. Душевная травма на всю жизнь.
Мальчик несколько секунд смотрел на нее непонимающе, потом губы его дрогнули, и он отвернулся, сказав глухо:
–Извините, я глупость спросил.
–Без обид, Ариэль, но лишняя откровенность нам ни к чему.
–Вы никого не подпускаете близко, верно? – спросил он тихо.
Так–так, теперь мы Нэргана цитируем? Может, это и не бред был вовсе? Семнадцать лет, гормоны, романтика, какая только дурь в башку не лезет, прости Господи. Ну ведь он же умный мальчик, не по возрасту, мог бы догадаться, что ты не собираешься заменить ему семью. Ты капитан, а не мамочка и не боевая подруга. Надо срочно рассеять его иллюзии.
–Привязанность – это слабость, Ариэль, – философски заметила она. – Я стараюсь не иметь слабостей. По правде, у меня даже кукол в детстве не было.
Ну, кукол в детстве у тебя не было по другой причине… Ни одной настоящей куклы, если не считать уродцев из соломы и старых маминых чулок. Потом–то тебе, конечно, дарили кукол, фарфоровых красавиц ручной работы, в роскошных туалетах, но ведь дураку ясно, что это уже не то…
–Я, конечно, всегда могу помочь тебе или дать совет, пользуйся на здоровье. Я вроде твоего опекуна, у тебя же никого нет. Но только тебе другое нужно. Тебе нужны друзья, девушка, не надо прятаться от жизни. Вон, у нэргановых парней в каждом порту по любовнице. И тебе надо научиться клеить девчонок в кантинах, дело–то нехитрое.
–Пока что меня самого клеят, – сказал Ариэль с тяжелым вздохом. – Может, вы мне объясните, почему ко мне все время мужики пристают, я что, похож на девчонку?
Нэлза окинула его беспристрастным взглядом.
–Хм, это вряд ли, господин Ариэль Доминик. За девчонку ты не сойдешь даже с макияжем и в женском платье. Так… молод, хорошо сложен… правильные черты лица, четкий рисунок губ, опять же волосы, ты их носишь длинными, привлекает внимание…
–Я могу постричься, – вставил он с готовностью.
–Не надо, длинные меньше мешаются, в хвост забрал, и все. А иначе придется все время коротко стричься, как я, тебе не пойдет, и мороки больше. Хм… густые брови и длинные ресницы, темные при светлых волосах – дополнительный штрих. Глаза красивые, взгляд приветливый и ясный. Правильное лицо и при этом запоминающееся – вроде как редкость. Плюс еще ты ведешь себя серьезно и с достоинством. Если бы заигрывал, они сами бы шарахнулись. По крайней мере, такие, как Нэрган. Зато другие бы начали клеиться.
Ариэль опять тяжело вздохнул. Нэлза усмехнулась зло:
–А ты как думал. Это мужской мир, тут свои законы. Трахай все, что движется, и будешь немеряно крут. Женщин здесь немного, шлюх я не считаю, только коллег по ремеслу. Они все держатся особняком: свои корабли, свои команды, свои кантины, даже свои рейсы. Мы с тобой, кстати, что–то вроде достопримечательности на Кендаре, один из трех, что ли, смешанных экипажей, и то, пятьдесят на пятьдесят – такого нет ни на «Иштар», ни на «Тамоэ». Так вот, наши герои межпланетных трасс так редко видят хорошенькую мордашку, что уже не разбирают, парень или девушка. Женщинам ты тоже нравишься, тебя Миранда второй месяц глазами ест, если бы не ее хахаль, точно бы завалила в койку. Но ты много женщин видал в портах, да еще таких, чтобы были свободны и сами к тебе могли пристать? То–то и оно. Остаются одни мужики. Относись к этому философски, – сказала она и подмигнула. – Даже ко мне, бывало, клеились, когда было темно и выпивки много, но уже лет пять, как прекратили. Я же бешеная, просто бью, ни слова не говоря. Рефлекс. И убивала, было дело.
Мальчишка слушал ее внимательно, но выводы сделал какие–то странные.
–Значит, вы считаете меня… э–э–э… привлекательным?
Ох, черт! Хорошо еще, не надо объяснять ему про пестики и тычинки. Что за дурацкий мир, где ребенок сначала учится делать минет, и только потом – строить глазки…
Она подобрала под себя ноги, посмотрела на Ариэля, прищурившись. Вино и пирожные привели ее в благодушное настроение, и она сказала откровенно:
–Ты красив, мальчик. Это не сексэппил, это по–другому называется. Ты будто бы не принадлежишь этому миру, будто пришел из сна, из сказки. У этих грубых людей нет ничего святого, они ни во что не верят и именно поэтому так стремятся тобой обладать – как мечтой, талисманом. Глядя на тебя, любой может поверить в ангелов.
И опять он сделал непредсказуемый вывод из ее слов:
–Госпожа Нэлза, вы ведь христианка?
–У меня это на лбу написано? – удивилась она. – Или у Нэргана слишком длинный язык?
Он мотнул головой.
–Вы носите крестик на шее.
Нэлза удивилась еще больше.
–Только не говори, что ты подглядывал за мной в душе. Зрелище не для слабонервных, будь уверен.
Она всегда носила закрытую одежду, оголять тело ей мешала не вера, а шрамы. Впрочем, лица все равно не закроешь. Но она могла бы поклясться, что крестика не видно ни за одним из ее воротников.
–Помните, когда мы летели с Эскузана на Кендар, тогда, ночью, когда я… Я как–то понял, что у вас крест на цепочке, может быть, у вас рубашка расстегнулась, или я рукой задел случайно. Извините.
Ах вот как, парень тебя чуть не за грудь лапал, а ты не заметила!
Щеки ей обдало жаром. Движения вдруг стали неуверенными, и Нэлза уронила бокал с вином на ковер.
–Черт!
Лицо ее по–прежнему горело, тело было чужим и неуклюжим, сердце глухо билось о грудную клетку. «Похоже, я перебрала», – подумала она с удивлением. С ней давно такого не случалось. Отсюда, похоже, и ее самодовольные разглагольствования. Не зря Ариэль смотрел на нее так пристально. Тьфу, на этом Хрустальном берегу можно весь свой капитанский авторитет растерять.
Бокал не разбился, но вино вылилось. Впрочем, там оставалось немного.
–Извини, пилот, завтра пришлю горничную убрать. Похоже, мне уже хватит, пора бай–бай… Я не ответила? Да, я христианка, меня мать окрестила при рождении.
Она тебе жизнь спасла, Нэлза… Помнишь, как они уже собирались перерезать тебе глотку, но разглядели крест и заржали: «Религия рабов! Пусть живет и рожает хозяину маленьких покорных христианят!» Ты только спустя полгода узнала, что рожать никогда не сможешь. Как раз когда сняли последние швы. Слава тебе, Господи, а то ведь могла бы и залететь от тех подонков…
Заткнись. Вечно, что ли, свои обиды вспоминать по каждому поводу? Дай ранам наконец затянуться!
Это ты к своим же словам так прониклась, от той лапши, что мальчику тут на уши вешала? Забудь, он другое дело, для него еще есть надежда.