Марина понимающе улыбнулась.
— Да, когда дети уезжают, мне тоже не по себе становится. Так непривычно тихо.
Дима зашевелился, всколыхнув воду в ванне, руки на бортики положил, а голову у Марины на груди устроил. Улыбнулся, когда рука Марины по его груди прошлась. Она сидела позади него, ногами за талию обнимала, и то и дело прикасалась к нему, гладила, дотрагивалась, разглядывая в нём что-то, находясь в более выгодном положении, чем он. Грановичу же оставалось лишь лежать и удовольствие получать. Правда, заговорить вот решил.
Марина островок пены от его плеча отогнала, после чего запустила мокрые пальцы в волосы Дмитрия.
— А с чего это вдруг он решил детей среди недели забрать?
Марина плечами пожала.
— Может, соскучился?
Гранович сдержал скептическую усмешку.
— Или внял твоим уговорам. Ты ведь уговаривала?
— Нет, — слегка возмутилась Марина.
— Уговаривала.
— Дим, он их отец!
— Знаю. И ты хочешь, чтобы они общались, как можно больше.
— Не как можно больше, а просто общались. Это ведь нормально.
— Наверное.
— Наверное? — удивилась она. — Ты когда маленьким был, папу любил?
Дима руку из воды поднял и пригладил взъерошенные Мариной волосы.
— Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. Мой отец — военный человек, до мозга костей военный. Он дома нас с матерью строил так же, как своих солдат в части. И я любил его, боготворил прямо, пока не достиг переходного возраста.
— Начал ему противостоять?
— Скорее революцию устроил. И стал самым большим отцовским разочарованием. Два года в военном училище, после чего я ясно дал ему понять, что военным не буду.
Марина не на шутку заинтересовалась.
— Как?
А Дима плечом дёрнул.
— Перестал учиться, и из училища меня, в итоге, вышибли. Отец был в ярости. А уж когда я на экономический факультет без всяких проблем поступил и в армию не пошёл, отец со мной разговаривать перестал.
— А сейчас?
— Да уж сколько лет прошло. После смерти мамы помирились. Это тринадцать лет назад было. Сейчас отец уже генерал, в Москве живёт, у него новая семья. Девчонкам-близнецам по десять лет.
Марина попыталась в лицо ему заглянуть.
— Правда? А ты с ними общаешься?
— Ну, бывает заезжаю на праздники… раз или два в год.
— Вы же в одном городе живёте!
— И что? Марина, у него жена, можно сказать, моя ровесница. У них своя семья, зачем им я? Чтобы смущать? Нет уж, я никогда и никому не навязываюсь.
Марина усмехнулась, за шею его обняла и в щёку поцеловала.
— Одинокий волк!
— Марин, он до сих пор мне простить не может, что я по его стопам не пошёл. А какой из меня военный? Я для этого слишком люблю комфорт.
— И деньги, — подсказала Марина.
Гранович фыркнул.
— А что в этом плохого? Вот если бы я их любил, но не умел зарабатывать — это одно, а так… Они мне взаимностью отвечают, и я этому очень рад.
Марина скрутила из его влажных волос на макушке небольшие рожки. И голову повернула, когда краем глаза заметила, что дверь чуть приоткрылась. Семён в ванную зашёл, на коврик присел и теперь таращил на них глаза, а когда Марина на него внимание обратила, жалобно мяукнул. Дима тоже глянул в его сторону, и решил возмутиться:
— Ну-ка брысь отсюда! Мал ещё, чтобы подглядывать. — И водой на котёнка брызнул. Тот зашипел, в сторону отскочил, и шмыгнул в дверную щель.
Марина Грановича по плечу ладонью шлёпнула.
— Что ты его напугал?
— Пусть учится стучать, прежде чем без спроса входить. — Он снова зашевелился, сел повыше, и теперь Марина его за плечи обнимала. Щекой к влажной коже прижалась, пальцем поводила, и тогда уже, набравшись решимости, попросила:
— Дим, расскажи мне о своей жене.
— Это что, вечер откровений?
— Да, — важно ответила она.
— Лучше бы дети дома остались.
— Расскажи, — затормошила она его.
А Гранович кран с горячей водой открыл, руку под струю подставил, явно время тянул. Правда, после паузы начал говорить.
— Обычная жена. Поженились, через три года развелись. Я бы даже не сказал, что мы с ней часто виделись.